Хозяйка старой пасеки

Где-то далеко внизу хлопнула дверь. Загудело — так гудит огонь в печи.

Я слетела по лестнице едва не свалившись с нее, упала на колени рядом с Полканом. Здесь, чуть ниже, дышать стало проще: аммиак, как ему и полагалось, будучи легче воздуха, поднимался вверх. Но чувствительному собачьему носу хватило и того, что есть. И еще кровь… Я разобрала шерсть, добираясь до раны. Выдохнула, чувствуя, как распускается в животе собравшийся было колючий ком. Порез. Просто порез: плотный мех спас Полкана от серьезной травмы.

Но, кто бы этот гад ни был, он явно знал, что в доме собака, и подготовился. Хотя такая концентрация нашатыря и человека способна вывести из строя.

Я закинула пса на плечо, прижав его к себе одной рукой. Тяжеленький, хорошо, что прежняя Глаша была привычна к физическому труду. Свободной рукой подхватила пистолет. Задержав дыхание, спустилась еще на один лестничный пролет — в комнатуна первом этаже флигеля. Здесь дышать оказалось совсем легко.

— Вот так. — Я опустила Полкана на пол. — Проветрись немного, а люди пока без тебя разберутся. И не вздумай за мной бежать.

Он заскулил, будто извиняясь.

Из-за двери на улицу раздался крик, полный ярости и боли. Голос я не узнала, но это не имело значения. Я кинулась к двери. Распахнув ее, едва не влетела в широкую спину в белой рубашке. Спина резко сдвинулась в сторону, я моргнула, ослепнув, машинально присела, закрывая голову руками. Что-то шарахнуло прямо надо мной, обдав искрами.

— В дом, дура, живо! — Вот теперь я узнала голос Стрельцова.

Тряхнула головой, приходя в себя. Прямо под моими ногами лежал топор — развелось раскольниковых, чтоб их! Я подхватила его, выпрямилась. Ровно для того, чтобы увидеть летящий в лицо огненный шар. Бездумно я швырнула в него топором. В следующий миг меня сбило с ног что-то тяжелое, придавив. Бабахнуло так, что уши заложило.

— Цела? — пробился голос Стрельцова сквозь звон в ушах.

— Пистолет. — Почему-то это казалось очень важным. — Вот. — Я приподняла левую руку, все еще сжимавшую пистолет, — как до сих пор не выстрелила? — Заряжен.

Стрельцов схватил пистолет, поднялся с меня.

Грохнул выстрел. Кто-то вскрикнул. Стрельцов помчался куда-то в темноту. На краю двора мелькнула человеческая фигура — сгусток черноты посреди тьмы. Сорвался в воздух светлый ком, полетел в Стрельцова, следом — пламя, такое яркое, что я перестала что-либо различать. Взрыв — но не звонкий, как от выстрела, а глухой. Завоняло жженым пером, во все стороны посыпались искры. Густой дым заполнил двор. Порыв ветра, насланный Стрельцовым, попытался его развеять — тщетно. Исправник исчез в дыму — я охнула, представив, как его там подстерегает мерзавец с ножом. Снова взвихрился ветер, разогнав все-таки дым и явив исправника. По-прежнему в одной рубашке, потерявшей свою белизну. Живого. И одного.

— Сбежал. — Он не договорил ругательство.

Я выдохнула — из тела словно выдернули все кости вместе с воздухом. Опустилась на крыльцо, машинально потирая разнывшееся плечо. Очень уж неудачно кинула топор, а он был далеко не пушинкой. Под свободную ладонь подсунулось что-то мокрое.

— Полкан! Очухался!

Пес вильнул хвостом. Я обняла его, зарывшись лицом в теплую шерсть. Все хорошо. Все живы и почти здоровы.

— Барин, целы? — раздался еще один голос.

— Опомнился! — огрызнулся граф. — Собственные похороны проспишь.

Он резко выдохнул, сменил тон, прервав извинения сотского.

— Оставь. Там, где дерутся маги, мужику нечего делать. Все живы, и… Глафира Андреевна?

— Цела, — отозвалась я. — Только перепугалась до полусмерти.

Он протянул мне руку, я схватилась за ладонь — горячую и сильную. Дернул, помогая встать, — чересчур сильно, я и без того поднялась бы, а так — влетела в него всем телом. Слишком отчетливо ощутив, что между нами нет ничего, кроме двух рубашек, что он все еще разгорячен боем и что мое прикосновение — если это можно так назвать — не оставило его безразличным.

Щеки загорелись, будто их обожгло кипятком. Я шарахнулась, едва не споткнувшись о Полкана.

Стрельцов прокашлялся.

— Глафира Андреевна, я очень недоволен вашим вмешательством. Я не знал, что вы у меня за спиной, когда бездумно уворачивался от удара. Вы могли погибнуть…

Он неровно вздохнул, и я подивилась его выдержке: я на его месте уже орала бы матом и топала ногами… конечно, не на учеников. Но и я не была его ученицей.

— Не знаю, каким чудом вы остались живы, когда огневик попал в вас, но очень этому рад. Ваша смерть легла бы тяжестью на мою совесть.

16.3

Вот ведь заливает, будто на светском приеме!

— Чудом? — переспросила я. — Мне показалось, он разорвался над моей головой.

Стрельцов кивнул.

— Это так. Но огневик изменил направление в последний миг. Так бывает, когда он натыкается на щит, но… — Он осекся, будто только сейчас увидел медальон на моей груди. А может, и правда только сейчас увидел: раньше было не до того.

Я покрутила цепочку.

— Мне его дала Марья Алексеевна. Вообще-то он предназначался вам, но я не успела…

— Зато вы успели с пистолетом.

Он переступил с ноги на ногу, поджимая пальцы.

— Что же я вас на холоде держу в таком виде! — опомнилась я. Стянула с себя шаль — как только не потерялась в этой суматохе! — и накинула ее на плечи Стрельцова.

Даже в свете луны было заметно, как он покраснел. Детский сад, честное слово: как нестись за ночным вором в одной ночнушке — так нормально, а как девушка обратит на это внимание… Или опять разврат творится?

— Я не могу. Вы…

Я поежилась: сейчас, когда адреналин схлынул, стало слишком хорошо понятно, что в наших широтах май — вовсе не лето.

— Я по крайней мере обута.

Я схватила его за руку и потащила к черному ходу. Так быстрее и проще, чем опять подниматься по провонявшей лестнице и объясняться с Варенькой, которая наверняка уже умирает от любопытства.

Стрельцов сделал несколько шагов — видимо, слишком ошалев от моей бесцеремонности. Потом, будто опомнившись, аккуратно высвободил ладонь. Я мысленно ругнулась. Все же есть у юности свой минус — я бы даже сказала минусище: мозги не поспевают ни за эмоциями, ни за реакциями. Кто меня просил хватать постороннего мужика за руку, будто несмышленыша?

— Простите, — сказала я и, чтобы сменить тему, спросила: — А чем это так воняло?

Стрельцов откликнулся с подозрительным энтузиазмом:

— Нюхательными солями. Негодяй либо знал, что в доме собака, либо очень быстро сориентировался. Поджег нюхательные соли. Я сам едва не задохнулся, а уж бедный пес… — Он улыбнулся. — Я рад, что с ним все хорошо и рана, судя по всему, несерьезна.

Полкан, который трусил около меня, гавкнул, будто соглашаясь.

— Я тоже очень рада. Вы любите собак?