Хранитель чаек

— Ты обещала! — рыкнула Джия, разом проснувшись.

— Я — да, он — нет. Я пока смогла настоять на своём, но поторопись, милая. Возможно, у нас нет этих тридцати дней…

Рубин похолодел. Княжна оцепенела, чувствуя, как тело сотрясает крупная дрожь.

Айяна. Девочка со светлыми льняными косичками и глазами цвета вечернего неба. Девочка, которая до восьми лет ложилась только с куклой, а лошадям пела веселые песни, чтобы те не скучали…

Венок из васильков и ромашек…

— Тебе нравится? Я собрала их для тебя…

Джия смеялась над ней, дразнила. Сердилась, что сестрёнка никак не хочет взрослеть. «Жизнь — это борьба, — твердила ей. — Жизнь — это боль. Если не ты раздерешь глотку врагу, то он раздерёт — тебе! Ты понимаешь?!» И Айяна кивала, улыбаясь лучистыми глазами.

Проклятье!

Дети дразнили безответную девочку, иногда били, пока Джия не вычислила главаря и не сломала ему руку и нос. Чуть что Айяна плакала, бежала за помощью к сестре. Убегала в степи. Одна. Без коня. С куклой. Кровные сторонились девочки, считая странной. Джия злилась, стыдилась, что Айяна не умеет постоять за себя.

Но сейчас…

Она последняя. Больше нет никого из семьи. И Джия зажмурилась и заткнула уши, чтобы не видеть, не слышать, как четверо всадников в её воображении со смехом хватают плачущую девочку за руки и за ноги, а сестрёнка жалобно скулит. Айяна никогда не кричала, лишь скулила, как брошенный щенок.

Джия задыхалась от слёз. Скрючилась, прижимая коленки к лицу.

Почему сестру сразу не убили? Почему именно она, одна из всех, не погибла в окне, или от шальной стрелы? Почему?!

Её щеки коснулись чьи-то пальцы.

— Эй, — шепнул кто-то рядом, а затем сгрёб и прижал к себе.

Она обхватила его руками, уткнулась лицом в тёплую рубашку. Он пах вином. И солью. И имбирём. И ещё чем-то вкусным.

— Давай их всех убьём? — шепнул он ей, баюкая.

Она всхлипнула от смеха. Её трясло, но в его руках было не так холодно.

— Возьми. Тебе нёс.

Он сунул ей в руку бутыль. Тоже тёплую. Джия запрокинула голову и стала пить, захлёбываясь и булькая. Потом отстранилась, глянула на него с подозрением.

— Ты как прошёл? Я же забаррикадировала двери? Там два стула и графин…

— О, графин, — хмыкнул он. — Хорошая мысль. Нечто в этом роде я и предполагал. Поэтому залез в окно. Тебя не учили закрывать на ночь окна?

Она снова всхлипнула.

— Иди в бездну.

Он заботливо завернул её в одеяло. Мягко приподнял лицо за подбородок. Тихо выругался.

— Хочешь, я его убью?

— Нет.

Зачем? Глупый мальчишка, слишком гордый, чтобы признаться себе самому в животной похоти. Разве в нём её беда? Захочет — сама убьёт. Так же залезет в спальню через окно. Он даже не проснётся, только вздрогнет во сне.

Она снова начала пить вино. Закашлялась. Он отобрал бутылку, глянул на дно через горлышко. Упал на её кровать, притянул к себе под мышку.

— Сегодня буду спать с тобой.

Она нервически рассмеялась.

— Тоже решил меня…

Он приложил палец к её губам.

— Тс-с, — шепнул, и во тьме его голубые глаза слабо замерцали. — Просто спать. Я мягкий и тёплый. Тебе понравится.

Джия положила голову ему на плечо, а он стал перебирать её волосы.

— Всем бы ты была хороша, да не люблю рыжих.

— Ты мне тоже не нравишься.

— Врёшь. Я всем нравлюсь. Я — само очарование.

Он действительно оказался мягким и тёплым. И Джия быстро уснула.

В ту ночь сны к ней не пришли.

* * *

У Рандвальда трещала голова. Ему казалось, что она крошится на части. Да ещё и этот мерзкий красный свет резал глаза, как нож сливочное масло…

Нож…

Проклятый Ларан!

Рандвальд вчера действительно выпил лишнего. Но, во-первых, ему нужно было пережить потрясение, испытанное на острове. От того, что всегда милая сестра внезапно взбунтовалась и между ним, благородным братом, опорой семьи, и подлым пиратом, даже в поединке применяющим грязные приёмы, она выбрала пирата. Как влюблённая девка!

Во-вторых, как можно сидеть за одним столом с кровавой всадницей, есть с ней одну и ту же пищу?! Как можно видеть улыбку Ювины, обращённую к пакости рода человеческого? И разве Ларан сам всего этого не понимает? Конечно, понимает! Объяснение может быть лишь одно… Или два. Но, можно сказать, одно: он её трахает. И он предал корону.

Рандвальд знал, что Морской щит был присоединён всего-то лет триста назад. Или двести… Когда-то тогда. Объединёнными силами Медвежьего, Серебряного и Золотого щитов. Но ничего не изменилось: его жители продолжали пиратствовать потихоньку, просто не нападали на побережье и на корабли самого Элэйсдэйра. Ну и не пускали в порты трёх западных щитов вражеские корабли.

Но всё равно, разве это служба короне?!

От них всего можно было ожидать, даже удара в спину. И Ларан, казавшийся поначалу приятным, опытным и весёлым чудаком, очевидно, был предателем. Иначе зачем бы спутался и прикрывал рыжеволосую дрянь?

Рандвальд застонал при воспоминании о её гибком теле. Таком страстном… Когда она там, в бассейне, обвила ногами его бёдра и приникла к нему… Юдард возьми! Какая ж она потаскуха! Не красавица, но страсть искупала все изъяны… И губу ему прокусила, тварь. Укусила, а затем швырнула на дно, и он едва не захлебнулся!

Лорд открыл глаза, приподнялся на локте, тяжело дыша. И увидел Ларана, сидящего на стуле, закинув щиколотку одной ноги на колено другой. Герцог был трезв, на его лице не отразилось никаких последствий ночной пьянки. Голубые глаза смотрели высокомерно и холодно.

— Доброе утро, лорд Рандвальд, — герцог кивнул, увидев, что его заметили. — Пришёл сказать вам, что у вас два варианта на выбор: вы просите прощения у княжны Джии, клянётесь ей, что подобного не повторится, и, главное, получаете её прощение. Мне плевать как вы этого добьётесь.

Ларан медленно встал, отдёрнул шёлковую изумрудную гардину и глянул в окно.

— У твоей шлюхи? — взревел Рандвальд, вскочив. — Ты забыл, кто я?

— Ясно. Значит, второй вариант.

Хранитель Морского щита обернулся, смерил будущего свояка брезгливым взглядом:

— Я мог бы тебя прибить прямо тут, Вальд. Прихлопнуть, как насекомое. Но Ювина дорога мне. Ты — её брат. И я не хочу расстраивать мою невесту…

— После всего, что я видел вчера, она больше не твоя…

Ларан поднял руку.