Хранитель чаек

— Он знает.

Она отвела глаза. Альшарс был первенцем короля. Скоро должны были отмечать его тридцатую весну после первой кровавой жертвы.

— Отдай нам девчонку, Гедда, — снова повторил принц.

Принцесса опустила ресницы, подняла левую руку и бережно поправила одну из ярко-алых кос наследника, лежавших на ярко-алом камзоле.

— Это моя игрушка, Альшарс, — прошептала, присвистывая, — а я не отдаю другим игрушки, которые мне ещё не надоели.

Уродливая улыбка исказила лицо принца. Из-за шрама, опускающего край левого глаза и поднимающего край левой губы, мало кто мог читать эмоции наследника. Его считали непредсказуемым

— Что ж. Играй, Гедда. Играй, пока играется.

Наследник отпустил её и, разом потеряв интерес к сестре, отправился по галерее прочь. Принцесса проводила его настороженным взглядом.

Как он смел так говорить о Калфусе? Смелом, отчаянном, дерзком? Гедда была уверена: Калфус смог бы убить отца раньше собственного тридцатилетия. Альшарса все боятся, но король всё ещё не он.

Когда Джия откроет Морские врата и пустит всадников, Гедда нанесёт брату неожиданный удар. Она долго накапливала кровавую магию, принося богу жертвы, но практически не расходуя его дары. Разве что чуть-чуть. Да ещё какая-то часть силы уходила на подпитку отца: старик не должен умереть раньше срока. Иначе корону наденет Альшарс, а это никак не входило в планы его сестры.

— «Всадники кинут жребий, кому войти к тебе. Кому ты отдашь свою плеть», — передразнила она. — Нет, Альшарс, свою плеть я не отдам никому. Она мне пригодится самой.

Хорошо, что Калфус погиб. Она любила брата, но понимала: будь он жив, Гедда никогда бы не смогла свершить то, что намеревалась. Немыслимое, неслыханное. Никогда ещё женщина не правила всадниками. Удел женщины был рожать и услаждать супруга. Те, кто не желал, становились охотницами. Правило было простым: не выходить замуж, не рожать детей. Некоторые рожали, Гедда знала об этом. Она была милостива к своей свите и всегда давала выбор: отдать дитя своей принцессе, чтобы та сбыла его с рук, и никогда больше ничего не слышать о нём, или принести его в жертву. За убийство своего ребёнка, кровавый бог одарял щедро.

Она знала тех, кто бестрепетной рукой исполнял свой долг, и тех, кто, со слезами, стынущими в глазах, отдавал хнычущий свёрток госпоже и умолял пристроить дитя как можно лучше. Не рабом, не игрушкой всадников. Гедда обещала. Она действительно сдерживала слово: ребёнок не становился ни рабом, ни игрушкой. Его ждала лучшая из участей — напитать своей душой Смерть, стать источником мощнейшей магии.

Глава 7 Ювина сердится

Гичка оказалась шлюпкой с парусами. Четверо молчаливых матросов закрепили обе мачты, фок и грот, запихнув их толстые края в специальные выемки, спрятанные в сиденьях, разложили вёсла вдоль бортов. Рандвальд, демонстрирующий сумрачным видом своё недовольство, сел назад. Джия уже знала, что зад корабля называется кормой и там находится руль. Ларан, радостный и взбудораженный, взгромоздился на нос. Ветер трепал его распущенные волосы, придавая герцогу залихватский вид.

Едва Джия оказалась в танцующей гичке, как ей тотчас подурнело. Желудок скрутился, голова закружилась. Ларан скинул с ног сапоги, обернулся и скомандовал:

— Джия, на фок. Иди сюда.

Девушка шагнула и пошатнулась было, но бравые матросы вытянули руки и, держась за их мозолистые ладони, княжна с трудом перебралась вперёд. Спорить с герцогом она не решилась.

— Ю, ты на гроте. Делай, что ребята скажут, — распорядился Ларан и, подхватив пошатнувшуюся девушку, притянул её к себе.

— Смотри вперёд, на горизонт. Не смотри на волны. Смотри на то, что не движется.

Он приобнял её за плечи. Джия хотела было возмутиться, но морская болезнь словно отступала от прикосновения морского герцога. Может, это тоже магия?

— И карамельку, — шепнул Ларан ей на ухо и протянул медовый кругляшок.

Девушка не осмелилась возразить. На вкус сладость оказалась не сладкой, от её ядрёности слёзы выступили из глаз.

— Только не жуй. Соси. Жевать это слишком банально, — и, обернувшись назад громко выкрикнул: — Вёсла на воду. Вальди, принимай командование на себя.

Весла упали с бортов, брызнув водой. Где-то позади радостно ахнула Ювина. Ларан снова зашептал Джии на ухо, и от его тёплого дыхания у неё по коже побежали мурашки.

— Будешь вперёдсмотрящим. Если врежемся в каравеллу и потопим её, сама будешь выпрашивать их души обратно у морского чудовища.

— Вы меня обнимаете на глазах невесты, — прошипела Джия, — вас ничего не смущает?

— Смущает, — признался он. — С каких это пор мы вернулись к «вы»?

Она повернула голову, увидела, как блестит его серый глаз.

— Не отвлекайся, милая. Следи за курсом.

Джия вздрогнула, мгновенно похолодев. «Милая…». Почему Ларан так назвал её? Совсем как Гедда…

Гичка миновала квадратную гавань и выплыла в открытое море.

— Вёсла на борт. Вёсла убрать, — крикнул Рандвальд, и вёсла загремели по бортам, а затем втянулись. — Грот ставь.

Джия обернулась, увидела, как двое матросов быстро поднимают парус, натягивая тросы.

— Шкоты, — тихо пояснил Ларан. — Джия, видишь внизу крюк? Когда я отдам команду… Просто скажу «Джи», то ты вот тот край закрепишь на крюк. Заметила отверстие?

От карамельки во рту было остро и пряно, и девушке казалось, что ей стало намного легче. Голова кружилась, но не так сильно, как поначалу.

— Грот стоит, — рявкнул кто-то из парней.

— Фок ставь, — грозно отозвался Рандвальд с кормы.

— Джи.

Джия схватила край косого паруса и натянула на нужный крюк. Обернулась к Ларану, который кивнул и потянул за шкот. Девушке отчего-то сделалось весело. Фок-парус распустился, хлопнул и поймал ветер, надуваясь. Рандвальд отдал какую-то команду, которую Джия не расслышала, и все дружно пересели на один край кораблика со смешным названием «гичка». Борт накренился, паруса надулись.

— Мы сейчас перевернёмся! — вскрикнула Ювина, но Ларан лишь звонко рассмеялся.

«Ему это всё нравится, — подумала Джия. — Ходить под парусом, тянуть шкоты, как простой матрос…». Она обернулась к нему:

— Ты часто выходишь в море?

Герцог ухмыльнулся.

— Море — моя жизнь, — ответил пафосно. Джия рассмеялась. — Не смотри на меня. Не смотри на мачты, банки, матросов. Смотри вперёд, Джия. Посмотри, вон та огромная птица в небе — альбатрос.

— А я думала, так звали моряка, который утонул…

— Моряки не тонут. Моряки возвращаются в море.

— Всадники не гибнут, — хмыкнула она, отворачиваясь. — Всадники мчатся по верхней степи…

— Но ты всё равно скучаешь по ним, не так ли? — шепнул он, и девушка снова вздрогнула.

Скучала ли она по ним? Да. Ещё как.

Джия никогда не была послушной девочкой, сердилась на мать, когда та не хотела отдавать её в охотницы. Когда начался праздник весенней охоты, отец запер пятнадцатилетнюю дочь, но разве стены могли удержать Джию? Она сбежала ночью, переодевшись парнем. Сама кинула свой нож в чашу жребия, а потом на состязаниях оказалась самым метким лучником из всех юных кровных и кровавых всадников. Гедда оценила. Наградила драгоценным браслетом, и родители были вынуждены отпустить свою дочь…