Хранитель вселенной. Одобренный брак

Теперь Ар’Туру хотелось во всем беречь ее волю, следовать ее желаниям... Только вот поводов не было. Они общались регулярно, но на редкость сдержанно и ровно. Она не бегала от него, не падала в обморок при его приближении. Ничем не укоряла. А Ар’Тур предпочел бы, чтобы она билась в истерике, кричала и проклинала его... Ему самому так было бы легче. А в ее спокойствии, в ее ровном теплом отношении ему виделся незримый упрек. Именно от этого ее непрошибаемого поведения он ощущал особенно большую вину и ловил себя на том, что ходит за ней, как провинившийся пес. Ожидающий, когда хозяин накажет его, потому что, получив наказание — перестаешь его ждать, да и на душе легчает.

...А еще в голове порой навязчиво звучала фраза из прошлого, сказанная им брату, когда тот на спор пробил кулаком обшивку космического корабля: «Сам сломал — сам и почини». И Ар’Туру казалось, что это теперь его главный долг. И пока не «починит» — совесть его не успокоится. Только вот живая, нежная девушка — не космический корабль... Но фраза казалась символичной. Она упорно всплывала в голове и заставляла думать о том, как он может помочь Карине.

Облегчить душу ему, конечно, было нужно. И, раз Б’Райтон для этого не подходит, да и вообще никто в этом мире — Карина просила — он пошел к тому, кто раньше нередко давал ценные советы. Просто Ар’Тур давно не посещал этого человека.

Дело в том, что в более юные годы у Ар’Тура был «духовник». Примерно в тридцать лет, путешествуя по мирам, он познакомился со странствующим монахом из одного средневекового мира. Монах оказался изумительным собеседником, а его история сама по себе была весьма интересной.

Когда-то нынешний «отец Кравий» был разбойником с большой дороги. Ограбить и убить путников было для него так же просто, как отобедать. Человеческую жизнь он не ценил, уважал лишь своих подельников, что помогали наживаться на богатых странниках. Постепенно они награбили очень много, и Кравий ушел из леса, купил себе особняк, дворянский титул, создал семью... И долго жил в достатке и процветании, никто и помыслить не мог, что это головорез с большой дороги.

Он нежно любил свою жену и четверых детишек, занимался благотворительностью, заслужил уважение соседей. Было ли тогда в его сердце раскаяние — никто не знает. Может быть, и нет.

Но благоденствию бывшего разбойника пришел конец. Нет, он не потерял своего богатства, напротив, грамотно вкладывая его в дело, он его приумножил. Но неведомая болезнь унесла сначала его жену, потом старшую дочь, потом горячо любимых сыновей и обожаемую младшую дочурку. Кравий был повержен. Он любил семью, берег и заботился, словно за его спиной не было множества жизней, взятых им на большой дороге. Он молил Всевышнего — в том мире исповедовали монотеизм — забрать его вместо жены, потом — вместо каждого из детей... Просил он Бога забрать его и после смерти последней, маленькой дочки. Но странная болезнь миновала самого Кравия. Да и все хвори обходили стороной. Словно Господь, как горькое лекарство, вливал в него боль от потери близких.

А потом в нем что-то повернулось. Кравий отдал все средства церкви, запер свой большой дом в центре города и ушел в монастырь. Много лет он был странствующим монахом. Без единого гроша в кармане ходил по тем же дорогам, где прежде грабил и убивал, жил скудным подаянием, много раз был бит. Впрочем, даже разбойникам было нечего взять с него, таких не трогают...

А вскоре люди заметили, что, где появляется этот оборванный монах — крепче колосятся поля, выздоравливают больные дети, бесплодные женщины зачинают... И его стали приглашать в дома, просить отведать пищу, поговорить.

Так он прослыл святым мудрецом. И, видимо, это стало правдой. Потому что, когда Ар’Тур случайно повстречал бывшего разбойника, то сразу понял, что такого кладезя мудрости и спокойствия не сыскать во всем Союзе. Кравий как будто все понимал. Все на свете. Ар’Тур даже открылся ему, рассказал правду о себе. И она была принята без лишних эмоций, лишь с проницательным блеском в старческих глазах:

— Большие возможности у тебя, парень, — сказал ему тогда Кравий. — И большая ответственность. С таких как ты Господь много спрашивает. Но и дает много.

Но Ар’Тур много занимался союзными делами и все реже посещал монаха. С последней их встречи прошло почти десять лет. Ар’Тур вошел в его келью (старик уже не мог странствовать) с громко бьющимся сердцем — жив ли Кравий.

Кравий был жив. Но теперь он стал совсем древним старцем: густые седые волосы до плеч, одет в серую хламиду до колен, из-под нее выглядывают босые ноги. Он всегда соблюдал строжайшую аскезу, и Ар’Туру пришла мысль, не следует ли ему пойти тем же путем во искупление своего проступка...

Только глаза под густыми топорщащимися бровями горели так же ярко, с тем же проницательным блеском, что и раньше. А на губах читалась понимающая усмешка.

Внутри Ар’Тура хрустнуло, и все, что тревожило его, полилось бурным потоком. Не сказав ни слова, он упал на одно колено перед старцем и неожиданно для себя уткнулся лицом в его ноги.

— Вижу, ты пришел за помощью, Хранитель, — с пониманием сказал Кравий. Несмотря на то, что Ар’Тур когда-то рассказал ему о Хранителях Вселенной лишь как о красивом мифе, гуляющем среди его народа, старец всегда называл его именно так.

— Я не Хранитель, отец Кравий, — со слезами сказал Ар’Тур. — Я преступник.

Он позволил Кравию усадить его на единственный в келье стул (сам монах устроился на краешке своей жесткой кровати) и рассказал все — с самого начала. Как спасли землян, как он, Ар’Тур, влюбился в девушку Карину, как землян похитили, как он вел игру против Рональда и победил, и все, что произошло потом...

— Я просто не достоин жить, — завершил свою исповедь Ар’Тур, утирая слезы и хлюпая носом, как маленький мальчик. Потом собрался и добавил. — И теперь я реву, как ребенок. Слабак! А она, как всегда, спокойная, собранная... И только Господь знает, что творится у нее внутри.

— На самом деле только Господь и знает, что творится внутри у каждого из нас. Даже мы сами не знаем, наверное, теперь ты это понимаешь, — по-доброму улыбнулся отец Кравий. В его глазах, как всегда, было полное понимание. — Я не буду щадить тебя, Хранитель Ар’Тур. Потому что ты таковым и остаешься, хоть и совершил ошибки. Ты ведь за этим и пришел?

— Да, — снова шмыгнув носом и неожиданно для самого себя улыбнувшись, ответил Ар’Тур.

— На первый взгляд, твой грех не так велик. Ты всего лишь взял чужую вещь без спроса из любопытства. Не устоял перед мелким искушением. Но так бывает — маленький грех влечет за собой грех больший. Как с тобой и произошло. Поэтому и отвечать придется за больший.

— А как отвечать? — подняв глаза на старца, спросил Ар’Тур. — Я и хочу ответить, но не знаю как, не навредив ей.

— В первую очередь, своими чувствами. Тем, что называют муками совести. Ты страдаешь — это и есть главное твое «наказание». Их нужно принять. Так же, как принять, что то «чудовище внутри тебя» существует, — продолжил Клавий. — В каждом из нас это есть. Посмотри на меня — я это знаю хорошо. Как говорят, «не ведает, что творит». Вот ты и не ведал — в тот момент. Но ты ведал «до» и «после» — поэтому тебе уже легче. Я же не ведал в здравом уме. Лишь потеряв все, я понял, сколько боли принес людям.