Хранители. Единственная

Она знает, что делает.

Непонятно, что истинно владело рассудком Миранды Блум, когда она направлялась в комнату Уилла Хейла. Возможно, она действительно была, как это говорится, без царя в голове, а может, без этого царя она была раньше – этого различить никто не мог. Тем более она сама.

Почему-то перед глазами не стояло картин, изображающих то, что должно было произойти. Не видела она никаких сломанных рук, разбитых лиц и диких криков. Она вообще ничего не видела, кроме белого коридора и бесконечных дверей, отчего чувствовала себя, будто бы в психушке. Психом в психушке. Да, она видела в себе уже психа. Человека с больным сознанием, не знающим, что оно хочет.

Которое управляло телом. Рукой, которая настойчиво застучала в заветную дверь.

И дверь открылась буквально через пару секунд, после чего Мира просто влетела внутрь, истошно закричав. Пронзительно. Будто бы надеялась этим своим криком кого-нибудь убить.

Уилла? А почему бы и нет?

Тот закрыл дверь, довольно спокойно зашёл в комнату, смотря, как девушка кинулась на пол, забив по нему ладонями, начав рвать на себе коротко обстриженные волосы, перевернувшись на спину и направив взгляд в потолок, вдруг успокоившись. Положив руки на груди, словно труп.

А потом так же резко вскочив и будто бы решив подбежать к Хейлу, но передумав. Просто стоя перед ним, обкусывая свои обветренные губы и попеременно сжимая руки в кулаках.

Уилл всё ещё смотрел. Он помнил всё, каждый её удар, каждый её крик, каждое слово, обращённое в его сторону. Почему? Почему всё это так крепко врезалось в память? Он ведь её ненавидел. Она ведь была сестрой его напарника, от которого он наконец-то избавился, тем самым облегчив себе задачу. Аманда ведь говорила, что рано или поздно один из них умрёт. И это оказался не он, а Питер. Неужели это не был повод для радости? Какая разница, какую боль он причинил этой синеволосой девчушке, знатно подпортившей ему нервы в своё время? Чей секрет он знал, но так и не выдал его Коллендж. Только вот не потому, что та его знала и сама.

У этого была какая-то другая причина. И ему она не была известна.

Или же была?

– Чего ты хочешь? – спросил он ровным голосом. Мира выдохнула, заставив пару прядей волос убраться подальше от её лица.

– Твоей смерти, – не мигая, с вызовом призналась она.

– Правда?

Повторять свой ответ девушка не собиралась. Она испепеляюще смотрела в глаза Уилла, еле сдерживаясь от дикого, непреодолимого желания врезать ему прямо здесь.

А он внезапно наклонился к ней, ведь был выше её на полголовы, и, грубо ухватив её за затылок, впился в её губы жадным поцелуем. Вот только Миранда тут же вырвалась и отскочила шага на два назад, не позволив этому углубиться.

– Серьёзно? – поперхнувшись, спросила она, неуклюже вытирая рот тыльной стороной ладони. Поцелуй был короток, но он же был и обжигающим, словно электрический разряд. И запоминающимся.

Мира отчётливо помнила эту секунду. Его горячие губы – напротив её, холодных, сухих, обкусанных.

Мира видела довольно чётко его лицо – растерянное, нахмурившееся, не понимающее. Того, что случилось.

Хотя… было ли это действительно непониманием?

– К чёрту, – проговорила Блум. А потом резко придвинула к себе его лицо и прильнула к его губам, параллельно принявшись расстёгивать пуговицы на его рубашке. Ощущая его руки, нагло заскользившие по её телу.

В эти минуты её совершенно не беспокоило, что она находилась наедине с убийцей брата. Неужели её не заботила кара? Это ведь грех – вот так относиться к убийце близкого человека. Но её это и впрямь не заботило. К чёрту такого Бога, который уже давно про неё забыл. К чёрту её собственные предрассудки. К чёрту прошлое.

К чёрту всё. Пусть он обогатится.

Ему ведь пригодится.

***

Сандра уселась в кухне, не сдерживая своих слёз. Они бежали по щекам, и она не успевала их утирать, да это было и незачем. Уж кого-кого, а их она заслуживала. Заслуживала, чтобы они не давали ей покоя, всё лились и лились, хитро крича: видишь, видишь, мы напоминаем тебе о том, что ты – последняя дура!

Так ведь оно и было. Она думала, что этот поступок уже остался в прошлом, что она с ним разобралась для себя. Это было одно сплошное недоразумение, которое не должно было произойти.

Вот только теперь это было не недоразумением. Это была катастрофа.

– Ты лгала мне, – тихо послышался голос. Маркуса. Там, в дверном проёме.

Сандра с усилием отняла руки от лица и посмотрела на него с мольбой.

– Нет, – закачав головой, заотрицала она. – Я не лгала.

– Тогда, в машине, – не слушал её он и продолжал говорить с отчаянием и глубоким разочарованием в голосе. – Да и всегда, впрочем. Ты говорила, что ждала этого. Того, что случилось тогда, вечером.

– Это так, – подтвердила Сандра. – Я ждала. Я всегда ждала. Я всегда о тебе думала, возможно, все эти пять лет нашего знакомства!

– Ты не сказала мне, что это был твой не первый поцелуй, – холодно отрезал Маркус, от чего девушка невольно вздрогнула.

Недосказанность – это тоже ложь, порой ещё более сильная и душераздирающая, чем простая выдумка.

Она поднялась со стула, попыталась приблизиться, хоть шаг сделать в его сторону, но он предостерегающе поднял руки вверх, отвернувшись в сторону.

– Маркус, – хрипло начала она. – Маркус, это…

– Что у тебя с ним? – отрывисто спросил он, не поворачивая головы в её сторону, будто бы она не заслуживала его взгляда. Да что там “будто”: теперь – уж точно не заслуживала.

– Ничего у меня с ним нет. Он мне никто.

– Тех, кто является никем, не целуют, – ехидно усмехнулся Маркус. – Вот так – зуб даю, что не целуют.

– Ты же меня знаешь, – тихо проговорила Сандра.

– Не могу теперь об этом даже и говорить.

Он сделал шаг назад. Ещё шаг. Девушка поперхнулась воздухом, которого не хватало. Она хотела закричать во всё горло: не смей уходить, стой, Маркус, я тебя…

И не кричала. Поздно было кричать. Теперь надо было разбираться с этой сварившейся кашей, имевшей горький привкус.

– Маркус, мы… – сделала она очередную попытку продолжить разговор, но тот покачал головой.

– Не сейчас, – сухо отрезал он. – Не сегодня.

А потом резко развернулся и вышел, оставив Сандру в одиночестве. Наедине с собственными слезами, собственной глупостью, с собой – той, прежней, ещё не знающей, что даже самые невероятные желания сбываются, если их не отпускать.

Наедине с пониманием одной ужасающей вещи.

Меньше всего на свете она хотела бы причинить боль Маркусу.

И она это сделала.

Не прошло и десяти минут, как раздался тихий стук по стенке: двери ведь в кухне не было. Сандра в надежде подняла голову, но тут же готова была её опустить от ноющей боли где-то там, в сердце, в душе: на пороге стояла всего лишь Мирабель, завязавшая свои волосы в лохматый хвостик, лежавший теперь на правом плече.

– Может, поговорим? – осторожно предложила она, поправив часики на левой руке. Вайтфейс не особо была рада её присутствию, её предложению, но разве у неё было, из кого выбирать? Можно было и поговорить, это бы уже ошибкой не было. Все ошибки, как казалось, остались позади. Поэтому она коротко кивнула, и Белль уселась за стол рядом с ней.