Хребет Индиго
Шрифт:
— Я возьму вас с собой, — искреннее предложение.
— С удовольствием, — не менее искренний ответ.
Если Бриггс возьмет меня в поход, я сомневалась, что он столкнет меня с обрыва.
Разве у меня не скрутило бы живот, если бы я боялась, что этот человек — убийца? Разве не было бы нервного возбуждения в моих венах? Но ничего не было. Моя интуиция подсказывала, что в смерти Лили Грин что-то не так. И все же, когда я сидела напротив человека, у которого не должно было быть ее бумажника, человека, который жил ближе всех к месту ее смерти, ни одна клетка моего тела не предупреждала, что он опасен.
Но
— Бриггс, я уверена, что вы это знаете, но у основания хребта Индиго были найдены три женщины.
— Да. Это ужасно. Эти дети... они всего лишь дети, — сердечное сочувствие наполнило его голос.
— Это ужасно.
Между его седыми бровями образовалась складка.
— Вы же не думаете, что я имею к этому какое-то отношение? Я даже не знал этих девушек.
— Расскажите мне подробнее о том, как вы нашли сумочку.
Он наклонил голову, уставившись на предмет, о котором шла речь.
— Я подумал, что сумочка вам нужна, потому что ее украли или что-то в этом роде. То же самое с бумажником. Подумал, что вы скажете мне, когда мы приедем сюда. Теперь я понял. Вы думаете, что я как-то связан с теми девушками, не так ли?
Вместо ответа я наклонилась вперед, опершись локтями о край стола.
— Когда вы нашли сумочку?
— Я не убийца, — он скрипнул зубами, не отвечая на мой вопрос. — Я теряю рассудок. Я теряю себя. Для мужчины это унизительное осознание. Знать, что я ни черта не могу сделать, чтобы остановить это. Я столкнулся с собственной смертностью, мисс Ковингтон. А не с убийством невинных девочек, — цвет его щек стал розовым. Его плечи напряглись.
— Давай лучше поговорим о сумочке.
— Чья она была?
— Хармони Хардт.
Он опустил взгляд.
— Это была та женщина, которую нашел Харрисон? Или Гриффин?
— Гриффин, — ответила я. — Когда вы нашли эту сумочку?
— Какой сегодня день?
— Среда.
— В воскресенье.
Это был день пожара.
— Вы уверены? В прошлое воскресенье?
— Да. Я ходил в поход рано утром. Вернулся домой. Положил книги на полку, чтобы разобраться с ними позже. Вышел на улицу, чтобы поработать во дворе, и тут... тут появилась ты.
Значит, у него был эпизод.
— Бумажник был внутри, когда вы его нашли?
— Нет.
— Где вы нашли бумажник?
— Там же, где и в воскресенье. Оба были вместе.
Хармони Хардт умерла за несколько лет до Лили Грин. Эти вещи не должны были быть вместе.
Если только Лили Грин не хранила кошелек, как у Хармони Хардт. Сначала я предположила, что монограмма «Х» обозначала Хармони, но, возможно, это был логотип дизайнера. Когда я взялась за опознание сумочки, я начала с матери Хармони. Когда она узнала ее, я не перепроверил это у Мелины Грин.
Я сделаю остановку после того, как отвезу Бриггса домой. И проведу дополнительные исследования о происхождении этой сумочки.
— Вы сначала нашли сумочку или кошелек? — спросила я.
— Кошелек. Он лежал прямо посреди моей обычной тропы. Я чуть не наступил на него.
— А где был кошелек?
— В кустах метрах в тридцати от меня.
—
На тропе?Он кивнул.
— Да.
В голове у меня все крутилось, возможности и сценарии мелькали, как в стробоскопе. Не было никакой причины, по которой он должен был найти оба предмета так близко друг к другу.
Бриггс мог лгать, хотя его признание только усиливало подозрения. Более правдоподобной была бы ложь о том, что кошелек он нашел много лет назад, а бумажник — совсем недавно, причем оба совершенно по разным следам.
Если предположить, что это правда, то почему они были вместе?
Может ли это быть частью схемы самоубийств? Может быть, кто-то из детей начал это как символ, чтобы оставить что-то после себя. Но в этом не было никакого смысла. Сумочка была в слишком хорошем состоянии, если она действительно принадлежала Хармони.
И после Лили мы все обошли окрестности в поисках улик. Я потратила несколько часов на поиски ее туфель. Причина, по которой я их не нашла, скорее всего в том, что Бриггс опередил меня. Но ни сумочки, ни кошелька я тоже не нашла.
Кто еще был на этом хребте?
— Ваша тропа хорошо известна? — спросила я.
— Не очень.
— Вы нашли сапоги в том же районе?
— Нет. Они были ближе к моей хижине в поле. Я бы, наверное, не заметил их, если бы не скопление полевых цветов, и я остановился, чтобы сорвать пучок.
Мне нужно было обследовать оба места. Может быть, там было что-то еще оставлено. Может быть, там было что-то еще.
— Тропа, где вы нашли это, — я указала жестом на кошелек и бумажник. — Это та тропа, которая ведет к обрыву? Та, что у дороги?
— Нет, они разные. По моей тропе можно добраться до обрыва, но это долгий путь. В двухстах ярдах от обрыва есть тропинка, ведущая к той, о которой вы говорите. Я редко ей пользуюсь, потому что иду выше.
Пути вертелись в моей голове, как лапша спагетти, пока я пыталась представить себе, о чем он говорит.
— Есть ли карта, на которой все это показано?
— Нет, но я могу набросать свою.
Я открыла ящик стола и достала блокнот и карандаш, затем протянула их Бриггсу.
Пока он рисовал карту, я изучала его лицо.
Был ли он виновен? Сделал ли он это?
Я задавала эти вопросы раньше, на разных допросах.
Однажды я допрашивала мужчину, которого обвинили в изнасиловании женщины в переулке за баром в центре города Бозмен. Он был так сговорчив. Казалось бы, такой невиинный. Он был так расстроен случившимся, потому что жертва была его знакомой по колледжу. И все же он сделал это. Он смотрел мне в лицо и клялся, что не имеет к этому никакого отношения.
Мне было свойственно верить, что в большинстве людей есть что-то хорошее, но этому сукиному сыну я не верила ни на секунду. ДНК подтвердила мои инстинкты.
Это его рук дело?
В случае с тем ублюдком — да.
С Бриггсом? Нет. Может быть. Я не знаю.
Если бы не было сомнений в его умственных способностях, было бы гораздо легче принять решение. Но что, если бы он совершил что-то ужасное и даже не мог вспомнить, как это сделал? Что, если бы он отправился в поход и столкнулся с девушкой, которая шла не по той дороге? Что, если бы он стал с ней жестоким?