Хрен знат
Шрифт:
– Вот тебе, падла, за дурные намерения!
Хотел двинуть еще разок, да побоялся повредить почки.
От неожиданности, Жох замолчал. Я не стал дожидаться, когда он придет в себя. Развернулся и ушел в сторону дома, да все ожидал, когда же мне в спину ударится камень. Нет, обошлось.
Было около трех часов дня. Близился ранний вечер. Навстречу мне ехала почтальонка, свернула в ближайший проулок. По-над домами шастал дядя Вася Культя. Соседские собаки молчали. Когда хозяев нет дома, они неохотно лают даже на тех, кто стучится в калитку.
Да, чуть не забыл пояснить, чем отличается проулок от переулка.
Дядя Вася был в полном недоумении. Увидев меня, обрадовался и озадачил вопросом:
– Где все?
– Как где? На поминках.
– Да ты что?! И кого хоронили?
Я коротко прояснил ситуацию:
– Пацана Раздабариных, что в нашей речке утоп. Разве не видели? Мимо же вас проезжали!
– Вон оно как!
– пожевал губами Культя.
– Дожились! Детишек без войны провожаем. Дать бы родителям буздева за догляд! Не видел я, и не знал. Мы с Петром в это время были в конторе. Ну, бабушка Лена, понятно, сейчас на борщах. А Степан
Александрович там, или опять на дежурстве?
– Дома. В смысле, сейчас на поминках.
– Слушай! Ты не мог бы его немного поторопить? Скажи, так и так: грузчики предлагают мешок комбикорма. Разгружают с утра. Рупчик делов.
– А гитары?
– поинтересовался я, - гитары у нас тут, нигде не разгружают?
– Тебе что, инструмент нужен?
– переспросил Василий Кузьмич, и сам же ответил на этот вопрос.
– Ах да, модно же тренькать сейчас!
– Подумав, добавил, - Ты давай-ка, за дедом слетай. Потом это дело обговорим. Заодно объяснишь Петру, что там опять за хреновину ты ему на бумажке нарисовал. Он чуть с ней в сортир не сходил!
Окрыленный надеждой, я вывел велосипед со двора и, даже не отвязав тяпки, рванул к Раздабариным. С непривычки, чуть не упал, вывернув на дорогу. Тело опять забыло, что мало крутить педали, нужно еще и склонять корпус, в сторону поворота. Мало-помалу приноровился, стал поглядывать по сторонам и видеть не только дорогу. На скамейке у Жохова дома, уже никто не сидел. Наверное, Сашка пошел отсыпаться на чердаке времянки. Там у него был оборудован летний топчан. А вот деда я сразу не углядел. Он сам несколько раз окликнул меня, даже вышел к дороге. Пришлось тормозить, возвращаться немного назад.
– Стряслось что? Куда это ты наладился, даже тяпки не отвязал?
– Дядя Вася прислал. Насчет комбикорма. Упаси господь, прозеваем, бабушка нас убъет!
– Сколько?
– Мешок.
Дед похлопал себя по карманам, вытащил кошелек. На всякий случай, спросил:
– Управишься без меня?
– Легко!
– сорвалось с языка.
Он посмотрел на меня с сомнением, но рубль протянул:
– Ну, молодчага! Смотри только, деньги не потеряй! А я посижу с обществом, заодно бабушку подожду. Встречаемся только на похоронах...
У дома Митрохиных - дальних родственников нашего дяди Коли, виднелись согбенные спины, образующие большой полукруг.
Зажав рубль в кулаке, я пустился в обратный путь. Почтальонка уже спешилась, и вела свой велосипед на руках. Далеко ей до конца улицы. В каждый почтовый ящик нужно сунуть пару газет, не считая открыток и писем.
Дядя Вася поджидал меня у двора. Сидел на нашем бревне и нервно курил.
–
Ну что, идет?– нетерпеливо спросил он.
– Рубль передал. Попросил управиться без него. Сейчас, только возьму досточку, чтобы мешок не порвать...
Была у нас специально выпиленная приспособа, чтобы возить тяжелые грузы. С двух сторон она упиралась в раму, а сверху ложилась на цепь.
– Да мешок я сейчас и сам принесу. Ты деньги давай! Мужики ж на работе. Их товарищи отпустили, чтобы сделали дело, да вернулись назад, пока не хватилось начальство. Сидят, как на иголках: "Скорей, говорят, думай, а не то, в другое место пойдем! Им же еще в магазин нужно успеть. Я бы заплатил из своих, да получку только к вечеру принесут...
Дядя Вася принял бумажный рубль, как переходящее красное знамя и, даже не пряча его в карман, быстро ретировался. Ну что ж, будем ждать.
Я завел велосипед во двор, достал из почтового ящика открытку и две газеты. Мама поздравляла меня с окончанием учебного года, просила "быть умницей" и обещала скоро приехать.
Скорей бы! Кажется, мне представился шанс снова увидеть ее. Я смотрел на стремительный, круглый почерк и думал о том, что вылечить ее, предотвратить беду, никому не под силу. Ведь это не болезнь, а проклятие. Кто-то из нашего рода, в одном поколении, строго по женской линии, после пятидесяти, обязательно сходит с ума. По-тихому, неизлечимо. Анну Акимовну, младшую сестру моей бабушки, бог покарал манией преследования.
После седьмого класса, я каждое лето ездил в село Натырбово, где она работала агрономом, чтобы помочь по хозяйству: натаскать воды, прополоть грядки, оборвать с дерева спелые яблоки. Своих детей у бабушки Ани не было. На ней обрывался род Гузьминовых. В молодости она была очень красивой, женихами перебирала, да так и ушла с девичьей фамилией на кресте.
Жила она в старинной казачьей хате с земляными полами. При хате был огород с добрую треть карликового государства и такой же большой сад. Работы хватало, но справлялся я с ней за неделю, чтобы не загнуться от скукотищи. Телевизора в хате не было, радио не работало, а по местным девкам я не ходил, стеснялся.
Анна Акимовна целыми днями пропадала на колхозных полях. Она приходила поздно, готовила мне еду и сразу ложилась спать. Кое-какие странности в ее поведении, я сразу заметил, хоть и не придал им большого значения. В хате, на всех подоконниках, были разбросаны сигареты и папиросы, в пачках и россыпью. А на столе и тумбочке, в изголовье ее кровати, стояли фабричные пепельницы,
наполненные "бычками". Естественно, я удивился:
– Бабушка! Неужели ты куришь?!
– Нет, внучек, - сказала она, - не курю, и тебе не советую.
– А это зачем?
– Ночью, когда тревожно, лежу и пускаю дым. Если кто-то заглянет в окно, подумает, что в доме мужчина и побоится меня убивать...
У матери все началось по-другому. Ей казалось, что кто-то из ближайшего окружения наводит порчу на нашу семью. Первой под подозрение попала Прасковья Акимовна. Бабушке было запрещено даже общаться с родной сестрой, и они встречались тайком, когда мать уходила в школу...
– Здорово, Кулибин! А ну, отчиняй ворота!
Я вздрогнул и поднял голову. Надо мной возвышался дядя Петро с мешком на плече. Был он мрачен и, самую малость, поддат.