Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– Плечом надави!
– скомандовал дядя Вася.
– Забыл, что калитка здесь на пружине?

Судя по интонации, был он за что-то на своего напарника зол.

Под могучим плечом, я проскользнул во двор, расчистил пространство у двери летней веранды, которую дед, время от времени, расширял:

– Ставьте пока сюда. Дальше нельзя, Мухтар может обидеться.

– Фух!
– выдохнул дядя Петро и впечатал мешок вплотную к стене.
– Принеси-ка, Кулибин, холодной воды. Вчера испытал трамбовку, такую же, как у тебя. Протоптал старику Кобылянскому бут под фундамент. Пожалуй, ты прав: колеса у этого агрегата надо было предусмотреть. До сих пор ноги не держат!

Аж денежки заработанные на обратном пути потерял!
– с укоризной, сказал Василий Кузьмич.
– Утром ходили, искали, да кто-то, видать, встал еще раньше нашего!

Я сбегал к колодцу за свежей водой. Петро напился, ополоснул лицо, встряхнул рабочую куртку.

– Ладно, - сказал, - пошли-ка, Кузьмич, на бревнышке посидим. Негоже гулять по чужому двору, когда взрослых дома нема.

Я поставил ведро на скамейку, открытку и обе газеты, положил на обеденный стол. Читать там все равно нечего. В Краснодаре открылась краевая партийная конференция и весь свежий номер "Советской Кубани" был посвящен исключительно ей.

– Так что ты там за верстак на бумажке изобразил?
– спросил дядя Вася, как только я снова вышел на улицу.

– Это станок для изготовления тротуарной плитки, - пояснил я, осторожно подбирая слова.
– Условное название "вибростол".

– Опять из журнала?
– хмыкнул Петро.

– А откуда еще?

– Дашь почитать?

– Я ж говорю: в библиотеке брал.

Судя по разговору, Петру было не очень. В его сегодняшнем тоне преобладал скепсис.

– Ты о деле, о деле спрашивай!
– вмешался Василий Кузьмич.

– Ладно, давай о деле, - согласился напарник, - откуда ты взял такие размеры?

Он достал из кармана, стал разворачивать сложенный вчетверо лист. Из него тотчас же выпали и закружились в воздухе два бумажных рубля.

– Моп твою ять!!!
– хором сказали представители пролетариата и прикусили язык. В те времена было не принято "матюкаться" в присутствии несовершеннолетних.

– Куда же ты, падла, смотрел?
– сурово спросил дядя Вася, когда схлынул ажиотаж.

– Так на твоих же глазах все карманы выворачивал наизнанку, - оправдывался Петро, - и бумагу давал тебе подержать. Кто ж его знал, что я деньги туда положу?

Настроение у мужиков стремительно поднималось. Они все же переругивались, но уже было видно, что конфликт между ними исчерпан. А я ждал, когда внимание вновь обратится ко мне, чтобы вернуться к сути вопроса. Наконец, Петр Васильевич расправил бумагу и чиркнул по ней прокуренным ногтем.

– Вот, - сказал он, - семьсот на семьсот. С чего ты приплел эти цифры?

– Как?
– изумился я, - вы ж говорили, что собираетесь лить на дому тротуарную плитку? Я и посчитал с карандашом: чтоб выпускать ежесуточно пятьдесят метров на круг, точно такой размер и понадобится.

– Я говорил?!
– еще более изумился Петро (типично кубанский прием: сгоношить всю толпу и красиво уйти в сторону) - Говорил? А ведь действительно, кажется, говорил. Пьяный был, но что-то припоминаю...

– Вы еще деду впаривали насчет деревянных форм - в запале напомнил я.

– Как ты сказал? Впаривал?
– засмеялся Культя, - хорошее выражение, надо будет запомнить. Сдавайся, кум! Насчет форм ты впаривал точно. Я еще "Хасбулата" пел...

– Ну ладно, будем считать, что впаривал, - согласился Петро, принимая новое слово, как эстафету, - только как я эту хламину спрячу в сарае? Ты только, Васька, представь: семьсот на семьсот!

А полсотни на круг? Это ж Кулибин мне намекал на квадратные метры! Куда столько?! Да через неделю работы придет ОБХСС - и с песнями на этап! Нет, мне

бы чего попроще. Чтоб как вчера: пришел, сделал работу, положил деньги в карман - и гуляй!

Я хотел, было, сказать, что тротуарную плитку можно лепить и на стиральной машинке, если ставить ее неустойчиво, но Василий Кузьмич толкнул меня локтем в бок: молчи, мол.

Выговорившись, Петро поскучнел. Закурил, было, папироску, но закашлялся и смял ее в кулаке.

– Схожу ка я, кум, в магазин. Возражения есть? Нет? Ну и добре...

Он поднялся, и решительно зашагал в сторону Витькиной кладки. Вместе с ним уходило и мое хорошее настроение.

Ну, хрен я тебе еще что-нибудь подскажу!
– со злобой, подумал я.

– Ты на него, Сашка, не обижайся, - сказал дядя Вася. Как будто, прочел мои мысли.
– Не в таком он сейчас состоянии, чтобы думать о деле. А ведь бумагу не выбросил!

Я промолчал.

– Ладно, пойду. Охо-хо, - Василий Кузьмич тяжело приподнялся, и снова осел на бревно.
– Нет стоп, погоди! Ты там что-то насчет гитары упоминал?

– Было дело, - кивнул я, думая о своем.

– Есть у меня инструмент, старенький, довоенный. Пылится на шифоньере. Выглядит неказисто, двух струн не хватает, но коробка звучит хорошо. Я ведь тоже когда-то парубковал, "Гибель Титаника" играл с перебором. А куда мне сейчас, с такой-то рукой? Могу подарить, ежели не побрезгуешь.

– Не жалко?

– Было бы, что жалеть. Вот, на неделе домой попаду, принесу, коли не забуду.

– А мне почему-то казалось, что у вас нету дома.

– Серьезно?
– засмеялся Василий Кузьмич.
– Как это нет?
– есть! Бездомных у нас на работу не принимают. Другое дело, что не люблю я туда приходить. Как, все равно, на кладбище. Ну ладно, бывай. Некогда мне. Петька скоро вернется, нужно приготовить закуску. Да и твои старики уже на подходе...

Пьяным своего деда я видел один раз. Вернее, не видел, а слышал. Мне шел шестой год. Было поздно. Я лежал в своей детской кровати, пытался уснуть, но не мог. За стенкой гуляла шумная свадьба. Это Вовка, младший сын бабушки Паши, "пошел на семена". Гудели полы, играла гармонь, а я лежал и думал о несправедливости жизни. Ведь Вовку я считал своим другом. Мы часто ходили с ним в город. Он покупал мне мороженое и сладкую вату, дарил иногда игрушечные кораблики, которые делал сам. А как до дела дошло, даже не пригласил. Спустя какое-то время, за стеной что-то произошло. Общий фон разделился на несколько составляющих. Одна из них приближалась. Скрипнула калитка, ведущая в огород, около летней печки раздались возбужденные голоса, лязгнул замок и в дом завели деда. Я понял, что это так, еще до того, как включили свет. Он шел на своих ногах, расстроено повторял: "Ох, черт его знает!" и долго потом ворочался на своей скрипучей кровати, часто вздыхая и охая.

Дед изредка выпивал. Как мне тогда казалось, без повода. Он мог провести на сухую Новогодние праздники, но в один из не примечательных дней, вернуться с базара с каким-нибудь мужиком, усадить его за наш круглый стол и раза четыре наполнить графин. Разговор в таких случаях, всегда шел о войне.

Против домашних застолий бабушка не возражала. Она охотно подносила закуску, подсаживалась к столу, если внутренний такт требовал выслушать гостя. Иногда поднимала рюмку, чтобы слегка пригубить. Но стоило деду "лизнуть" где-то на стороне, а бабушке поймать его "на горячем", начиналась трагикомедия. Вот и сейчас, она вела себя так, будто супруг вообще не стоит на ногах и "лыка не вяжет": то подставляла плечо, то поддерживала под локоток, то пыталась толкнуть в шею. И при всем этом, беспрестанно ругалась.

Поделиться с друзьями: