Хроника заводной птицы

За ужином я сказал Кумико, что собираюсь уйти с работы.

– Ясно, - только и сказала она и на какое-то время замолчала, хотя совсем ничего не было ясно.

Я тоже помалкивал, пока Кумико не добавила:

– Если ты решил уволиться, значит, так и надо. Это твоя жизнь, и ты можешь поступать так, как тебе хочется.
– Сказав это, она стала выбирать палочками кости из рыбы и складывать их на край тарелки.

Жена прилично зарабатывала в журнале о здоровом питании, где работала редактором. Кроме того, друзья из других журналов время от времени подбрасывали ей заказы по художественному оформлению, что давало солидный дополнительный доход. (В колледже она занималась дизайном и мечтала стать свободным художником-иллюстратором.) Вдобавок, уйди я из фирмы, у меня тоже какое-то время были бы деньги из страховки по безработице. То есть даже если бы я сидел дома и занимался домашними делами, нам все равно хватило бы на еду, химчистку и другие удовольствия и наша жизнь мало бы изменилась.

Так я бросил работу.

Я загружал в холодильник купленные продукты, когда раздался телефонный звонок. На этот раз аппарат трезвонил нетерпеливо-раздражительным тоном. Я как раз распечатывал пластиковую упаковку тофу1. Положив ее на стол, вошел в гостиную и снял трубку.

– Ну как? Доел спагетти?
– сказала женщина.

– Доел. Но сейчас мне надо идти искать кота.

– Десять минут это подождет, я уверена. Это не спагетти варить.

По какой-то непонятной причине я не мог прервать разговор. Что-то в голосе этой женщины притягивало мое внимание.

– Ну, хорошо. Но только десять минут.

– Теперь мы сможем понять друг друга, - произнесла она тихо. Я почувствовал, как она удобнее устроилась на стуле и положила ногу на ногу.

– Интересно, - сказал я, - почему именно десять минут?

– Десять минут: Может оказаться, что это дольше, чем ты думаешь.

– Ты уверена, что знаешь меня?

– Конечно. Мы много раз встречались.

– Когда? Где?

– Неважно, где и когда, - сказала она.
– Если в это углубляться, десяти минут не хватит. Важно время, в котором мы сейчас. Настоящее. Ты не согласен?

– Может, и так. Но я хотел бы убедиться, что ты меня знаешь.

– Какие тебе нужны доказательства?

– Например, сколько мне лет?

– Тридцать, - немедленно ответила она.
– Тридцать лет и два месяца. Достаточно?

Это меня сразило. Эта женщина действительно меня знала, но я совершенно не помнил ее голоса.

– Теперь твоя очередь, - сказала она обольстительным голосом.
– Попробуй вообразить меня. По голосу. Представь, какая я. Сколько мне лет. Где я сейчас. Как одета. Ну, давай же.

– Понятия не имею.

– Давай же. Напрягись.

Я взглянул на часы. Прошла только минута и пять секунд.

– Абсолютно не представляю, - снова сказал я.

– Давай я тебе помогу. Я - в постели. Только что из душа, и на мне ничего нет.

Замечательно! Секс по телефону.

– Или ты предпочитаешь, чтобы я надела что-нибудь? Что-нибудь кружевное. Или чулки. На тебя это подействует?

– Послушай! Мне дела до этого нет. Делай, что хочешь. Можешь надеть что-нибудь. А хочешь - валяй голышом. Извини, но такие телефонные игры меня не интересуют. У меня масса дел и:

– Десять минут. Ты же не умрешь, если потратишь на меня десять минут? Ответь только на мой вопрос. Ты хочешь, чтобы я была голая, или мне надеть что-нибудь? У меня много разных вещичек. Черное кружевное белье:

– Давай нагишом.

– Что ж, хорошо. Ты хочешь, чтобы я оставалась голой?

– Голой так голой. Согласен.
– Прошло четыре минуты.

– Волосы у меня на лобке еще мокрые, - продолжала она.
– Я еще не обсохла как следует. О-о! Как у меня там влажно! Тепло и очень влажно. Волосы такие мягкие. Черные и изумительно мягкие. Хочешь погладить?

– Послушай, ты, конечно, извини, но:

– И ниже. Еще ниже. Там тоже так тепло. Совсем как подогретый крем. Очень тепло. М-м-м. В какой сейчас я позе, как ты думаешь? Правое колено приподнято, левая нога отведена в сторону. Как стрелки часов, когда они показывают 10.05.

По ее голосу я понимал, что она не притворятся. Она действительно раскинула ноги на 10.05; ее лоно было мягким и сочилось влагой.

– Потрогай губки. М-е-едленно. А теперь раскрой их. Вот так. М-е-едленно, м-е-едленно. Пусть твои пальцы ласкают их. Вот так! Очень м-е-едленно. А теперь коснись другой рукой моей левой груди. Поиграй с ней. Поласкай. Веди руку выше. Сожми легонько сосок. Еще раз. Еще. И еще. Я сейчас кончу.

Ни слова не говоря, я положил трубку. Вытянувшись на диване, уставился на настольные часы и глубоко вздохнул. Разговор продолжался минут пять-шесть.

Через десять минут телефон зазвонил снова, но на этот раз я не притронулся к трубке. Прозвонив пятнадцать раз, аппарат смолк, и в комнате наступила глубокая, холодная тишина.

Без чего-то два я перелез через стену в нашем дворе и оказался на дорожке. Мы так ее называли, хотя это не была "дорожка" в прямом смысле. Наверное, нет слова, которым можно обозначить, что это было. К "дорогам" оно точно не имело отношения. У дороги есть начало и конец, она вас приведет куда положено, если вы по ней пойдете. Но у нашей дорожки не было ни начала, ни конца, ни входа, ни выхода. С обеих сторон она заканчивалась тупиком. Ее даже тупиком нельзя было назвать: у тупика хотя бы имеется вход. Люди в округе для удобства называли это просто дорожкой. Длиною метров в триста, она пролегала между задними дворами "обнимающих" ее домов. Ширина была около метра, и в нескольких местах приходилось перебираться через преграды в виде торчащих на пути изгородей и брошенных хозяевами вещей.

Говорили - об этом я слышал от моего дяди, который почти задаром снял для нас здесь дом, - что когда-то дорожка имела два конца и была кратчайшим путем между двумя улицами. Но в годы бурного развития экономики на свободных участках выросли новые постройки, которые сжимали этот проход, пока он не превратился в неширокую дорожку. Людям не нравилось, что посторонние ходили прямо у них под окнами или на заднем дворе, поэтому скоро один конец дорожки был заблокирован или, скорее, отгорожен скромным заборчиком. А через некоторое время некий местный житель решил расширить свой сад и наглухо запечатал этот конец стеной из блоков. Как будто в ответ, на противоположном конце вырос барьер из колючей проволоки, через который не могли пробраться даже собаки. Соседи не жаловались - никто уже почти не пользовался этим проходом, и они были довольны, что появилась дополнительная защита от злоумышленников. В конце концов проход, напоминавший заброшенный, неиспользуемый канал, стал играть роль буферной зоны между двумя рядами домов. В разросшихся зарослях сорняков пауки повсюду развесили свою клейкую паутину.

И что это вдруг жена зачастила туда? Сам я от силы раза два наведывался на эту дорожку, да и Кумико всегда боялась пауков. Но какого черта! Если она сказала, что надо пройтись по дорожке и поискать кота, значит, надо поискать. В любом случае гораздо лучше пройтись по улице, чем сидеть дома и ждать, когда зазвонит телефон.

Необычайно яркий солнечный свет раннего лета испещрил дорожку темными пятнами теней, которые отбрасывали распростертые у меня над головой ветви деревьев. Ветви замерли в полном безветрии, и, казалось, теням суждено навеки впечататься в дорожку. Ни один звук не проникал в это место. Мне чудилось, что я слышу, как дышат травинки под лучами солнца. В небе дрейфовала кучка мелких облаков. Их четкие и аккуратные контуры напоминали облака со средневековых гравюр. Окружающее воспринималось с такой пугающей ясностью, что мое собственное тело казалось зыбким, безграничным, текучим: и очень горячим.

На мне была футболка, тонкие хлопчатобумажные брюки и теннисные туфли, но я чувствовал, как под летним солнцем подмышки и грудь стали покрываться тонким слоем пота. Как раз в то утро я достал футболку и брюки из коробки, набитой летними вещами, поэтому в нос бил резкий запах нафталина.

Дома, мимо которых я проходил, четко делились на две категории: более старые и построенные не так давно. Новые, как правило, были меньше по размеру, и участки здесь были скромнее. Концы закрепленных там длинных палок, на которых сушилось белье, торчали поперек дорожки, и временами мне приходилось прокладывать себе дорогу через завесы из полотенец, рубашек и простыней. Откуда-то отчетливо доносились звуки работающего телевизора, спускаемой в туалете воды, запах готовящегося карри.