Хроника заводной птицы

На краю лужайки стоял большой дуб. Под ним - два брезентовых шезлонга, на одном из них было разложено голубое пляжное полотенце. На другом лежали нераспечатанная пачка "Хоупа", пепельница с зажигалкой, какой-то журнал и большая магнитола, которая тихонько наигрывала хард-рок. Девушка выключила музыку и освободила для меня место, переложив все на траву. С шезлонга по другую сторону дорожки был виден пустой дом - каменная птица, золотарник, забор из металлической сетки. Девушка, возможно, сидела и наблюдала за мной все время, что я там находился.

Участок оказался весьма немаленьким. Здесь была просторная пологая лужайка с растущими здесь и там деревьями. Слева от шезлонгов находился большой, обнесенный низким бетонным бордюром пруд, его пересохшее дно было открыто солнечным лучам. Судя по зеленоватому налету, пруд уже долго стоял без воды. Мы сидели спиной к построенному в европейском стиле дому, который виднелся за деревьями. Он был довольно миниатюрным и в архитектурном отношении не представлял ничего особенного. Внушительно выглядел только хорошо ухоженный сад.

– Большой участок, - сказал я, оглядываясь по сторонам.
– Должно быть, следить за ним - мучение.

– Наверное.

– Когда-то мне приходилось подрабатывать в фирме по стрижке газонов.

– Что?
– Было ясно, что до газонов ей не было дела.

– Ты все время здесь одна?
– спросил я.

– Да. Днем всегда одна. Только еще утром и вечером заходит женщина, которая делает уборку. Все остальное время я одна. Выпьете чего-нибудь холодного? У нас есть пиво.

– Да нет, спасибо.

– Правда? Не стесняйтесь.

Я покачал головой.

– А в школу что не ходишь?

– А вы что на работу не ходите?

– Я не работаю.

– Вы что, безработный?

– Что-то в этом роде. Уволился несколько недель назад.

– А кем вы работали?

– В адвокатской конторе, порученцем. Ездил по разным учреждениям за документами, наводил порядок в бумагах, проверял судебные прецеденты, занимался судопроизводством: и все в таком роде.

– И вы уволились?

– Ага.

– А жена ваша работает?

– Работает.

Голубь напротив закончил ворковать и, похоже, куда-то удалился. Я вдруг ощутил, что вокруг меня повисла мертвая тишина.

– Вот там как раз и есть кошачий проход, - сказала девушка, указывая в сторону дальнего края лужайки.
– Видите мусоросжигатель во дворе у Такитани? Там они вылезают, пересекают газон и, нырнув под калитку, перебегают в сад на той стороне. Все время один и тот же маршрут.

Она сдвинула очки на лоб, прищурившись посмотрела вокруг, водрузила их на место и выпустила изо рта облачко табачного дыма. За это время я успел заметить у ее левого глаза ссадину сантиметра в два - рана была глубокая, из тех, что оставляют шрам на всю жизнь. Черные очки, видно, предназначались, чтобы скрыть ее. Лицо девушки особой красотой не отличалось, но что-то в нем привлекало, может быть, живые глаза или необычной формы губы.

– Вы слышали про Мияваки?
– спросила она.

– Ни единого словечка.

– Они жили в этом доме. Очень достойное семейство. У них две дочери, обе ходили в известную частную школу. Мияваки-сан владел несколькими семейными ресторанами.

– А что же они уехали?

Девушка так поджала губы, словно хотела сказать: "Не знаю".

– Может, он запутался в долгах. Это было похоже на бегство - за одну ночь исчезли. Наверное, уже год прошел. Теперь все зарастает сорняками, кошки еще развелись. Моя мать все время жалуется.

– Неужели так много кошек?

Не выпуская изо рта сигарету, девушка посмотрела на небо.

– Всех видов. Некоторые линяют, попадаются одноглазые: вместо глаза какой-то комок мяса. Бр-р-р!

Я кивнул.

– У меня есть родственница, у нее на каждой руке по шесть пальцев. Она чуть-чуть старше меня. У нее рядом с мизинцем есть еще один палец, маленький, как у младенца. Она так научилась его подгибать, что большинство людей ничего не замечают. А вообще она очень хорошенькая.

Я снова кивнул.

– Это что-то наследственное, да? Как это называется: передается с генами.

Я сказал, что не очень разбираюсь в генетике.

Девушка помолчала. Я сосал карамельку и таращился на кошачью тропу. Никто на ней не появлялся.

– Вы в самом деле не хотите пить?
– спросила она.
– Пойду принесу колы.

– Мне ничего не надо, - ответил я.

Она встала с шезлонга и исчезла в тени деревьев, чуть волоча поврежденную ногу. Я поднял с травы ее журнал и пролистал его. К большому удивлению, это оказался журнал для мужчин, один из этих ежемесячников. Женщина на развороте красовалась в тонких трусиках, через которые просвечивали все ее прелести. Она восседала верхом на стуле в нелепой позе, широко расставив ноги. Я положил журнал на место, скрестил руки на груди и снова сосредоточился на кошачьей тропе.

Прошло немало времени, пока девушка не вернулась со стаканом колы в руках. Послеполуденная жара донимала. Сидя долгое время под лучами солнца, я чувствовал, как затуманивались мозги. Меньше всего мне хотелось думать.

– Скажите, - сказала она, возвращаясь к прежней теме, - если бы вам нравилась девушка, а у нее оказалось шесть пальцев, что бы вы сделали?

– Продал бы ее в цирк, - ответил я.

– Вы что, серьезно?

– Конечно, нет, - сказал я.
– Шучу. Думаю, меня бы это не очень волновало.

– Даже если бы это могло передаться вашим детям?

Я немного подумал.

– Нет, для меня это, правда, неважно. Что в лишнем пальце плохого?

– А если бы у нее было четыре груди?

Я снова задумался.

– Не знаю.

Четыре груди? Этот разговор может продолжаться до бесконечности. Я решил сменить тему.

– Сколько тебе лет?

– Шестнадцать, - ответила она.
– Только что исполнилось. Перешла в повышенную школу1.

– Давно в школу не ходишь?

– Нога еще болит, если много ходить. Потом эта ссадина у глаза. В школе все такие надоедливые. Если узнают, что я поранилась, упав с мотоцикла, начнут болтать: то да се. Поэтому считается, что я "отсутствую по болезни". Можно год пропустить, ничего страшного. В следующий класс я не тороплюсь.

– Понятно.

– Ну, так как? Вы вот говорили, что женились бы на девушке с шестью пальцами, но четыре груди вам не подходит:

– Я не говорил, что не подходит. Я сказал: не знаю.