Хроники Армии. Книга первая

Что нужно, судари? – Обратился к солдатам командир взводов обеспечения.

Я – писарь начальника вещевой службы. Один из ваших контрактников украл имущество, принадлежащее полковнику Сарумяну. Мы требуем возврат.

В этот момент, в казарму ворвался резкий запах ссаного белья и протухших носков. Врототсосян радостно забежал за спины срочников. Ребята обернулись и увидели двух солдат, которые конвоировали юношу с мешком на голове. Засунув пленному палец в подмышку, командир взводов облизнул его громко причмокнув.

Это оно, – возбужденно прошептал он, обращаясь к своим солдатам. – Ведите его в мою каморку. А вы!

Врототсосян подошёл к Пилипкину и Бутербродину.

Не смейте наговаривать на моих подчиненных! Воровством мы не занимаемся. Убирайтесь!

Когда командир взводов покинул коридор казармы, Вите и Мухтару ничего не оставалось, как уйти прочь.

Подавленные срочники с поникшими головами ушли за территорию взводов обеспечения. Пилипкин обреченно рассуждал, что за такой промах, его могут выкинуть со штаба прямиком в роту. Пытаясь перебрать возможные варианты для оправдания перед Корюшкиным, он не заметил мчащегося на него начальника медицинской службы.

Посторонись! – Крикнул капитан Фемка, толкнув Витю на обочину дороги.

Рухнув на землю, Пилипкин злобно посмотрел вслед офицеру. Тот мчался в сторону казармы взводов обеспечения и когда достиг цели, не останавливаясь, выбил дверь здания своим телом.

Дурдом сранный! – Завопил Пилипкин, поднявшись с земли.

Глава 7

Искупление

Дрожь пробивала всё тело Пилипкина. Он пытался остановить руками неугомонно трясущиеся ноги, но и те его не слушались. По дивану, на котором сидел солдат, стекали струи пота из его мокрой задницы.

Наконец-то, дверь кабинета начальника вещевой службы открылась, и в коридор протиснулся полковник Сарумян. Его багровое лицо хорошо передавало спектр испытанных эмоций. Неспешно подойдя к срочнику, он громко захрипел, набирая полный рот слюны и, со всей силы, харкнул в Пилипкина. С первой попытки мокрый снаряд не долетел до адресата, толстой ниткой повиснув на подбородке полковника. Выругавшись, он провёл пальцем по лицу, кинул остатки слюны на Витю и молча ушёл в свой кабинет.

Следом за полковником вышел Корюшкин.

Извини, Витя, – с досадой произнёс капитан и плюнул в своего подчиненного. – Приказ Сарумяна.

Пилипкин покорно принимал удары судьбы.

Я смог отстоять право твоего пребывание в штабе, – протерев рот, продолжил Корюшкин. – Но в наказание, ты и твоя «подруга» поедете работать в лабораторию мазута. Там собираются менять забор, и вы должны будете снести старый.

Спасибо, товарищ капитан! – Обхарканный Пилипкин вскочил с места и пожал руку начальника. – Я вас не подведу!

Уже на следующее утро, Витя и Мухтар стояли перед старым полковником в отставке, заведующим маленькой лабораторией мазута.

…болгарка и прочие инструменты я вам выдам, – бурчал себе под нос старик. – Что от вас требуется – вы в курсе.

А где мы будем спать? – Спросил Витя, осматривая заросшую сорняками территорию.

А? – Переспросил полковник.

Где спать будем? – Громче повторил Витя.

Шо бля? – Не унимался дед.

Пилипкин понял, что старик слаб на слух и бросил попытки что-либо спросить.

А чего вы не напомнили про то, где будете ночевать? – Встрепенулся полковник в отставке. – А я совсем забыл. Вам выделят место на старой кухне. Матрацы у нас, хоть и дырявые, но спать можно. И ещё, ребята. Завтра будьте как можно незаметнее. Приезжает секретная группа военных, которая привезёт с собой ценный груз.

Срочники кивнули, дав понять глухому полковнику, что уяснили сказанное. После первого рабочего дня, когда ночь уже стояла на пороге лаборатории мазута, солдаты в блаженстве растянулись на своих спальных местах. За единственным окном, которое было размером чуть меньше обычного альбомного листа, сверчки пели оду уходящему лету. Сон почти забрал в объятия Пилипкина, но Мухтар встрепенул его своим вопросом.

Спишь? – Громко прошептал Бутербродин.

Угу… – Выдавил из себя Витя, надеясь, что товарищу будет достаточно этого ответа.

А я вот не могу уснуть, – не унимался Мухтар. – Ты заметил, как наш зам.полит, старший лейтенант Глобус, сохнет по полковнику Виолончель? Прям весь трепыхается, когда видит комбата…

Не будем скрывать, что большая часть бригады попадает под чары Виолончели, – пробурчал Пилипкин. – Он по натуре своей – секс-символ.

Хех, – Бутербродин мечтательно посмотрел на бездонную гладь ночного потолка. – А повезло только сержанту Павловой.

Как по мне, плохо, когда ты настолько увлечён человеком… – После долго молчания прошептал Витя.

Мухтар привстал, облокотился на руку и посмотрел на темно-синий силуэт товарища.

Почему ты так думаешь? – Осторожно спросил Бутербродин, пытаясь не выдать личный интерес в данном вопросе.

Может, ты мне не поверишь, но класса с одиннадцатого, я был объектом вожделения сверстниц…и сверстников. Меня так же вожделели и восхищались, как это происходит и с Виолончелью. Забавное совпадение.

А что в этом плохого?

Многие считали, что я отвечаю им взаимностью в то время, когда просто поддерживал дружеские отношения. Всё усугубилось в университете, когда 16 первокурсниц и 10 первокурсников, чуть ли не оборвали свои жизни по собственному желанию, когда узнали, что у меня появилась возлюбленная.

Сердце Мухтара будто сдавили раскалёнными тисками.

У тебя есть девушка? – Пытаясь скрыть дрожь в голосе, спросил он.

Была. И не одна. Но ничего не получалось, – подавленно отвечал Витя. – Они чересчур увлекались мной, что губило наши отношения.

Бутербродин перевёл дух, будто тонущий, чудом выбравшейся из воды на берег.

Наверное, ты весь в родителей. – Пытаясь увести разговор в иное русло, прошептал он.

Наверное… – С большей досадой ответил Пилипкин. – Отца хорошо помню, а вот мать свою ни разу не видел. Возможно, моя сексуальная энергия является ее наследственностью. Она умерла при родах, но батя, до конца своей жизни, всегда восхищался мамой, когда я про неё спрашивал. Он ласково называл её «моя кобылочка». Вспоминал, как катался на ней верхом, что бы это не значило…Говорил, что она была падка на сухое сено…Ржала, как лошадь. Странная, конечно, у них любовь была…Но, все же, была. Фотографии с ней он мне не показывал, говорил, что не осталось ничего совместного в архивах, кроме потертого седла. Не понимаю, чем они занимались, да и не хочу особо понимать…