Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– И ты готов ждать тысячу лет, чтобы взять меня в жены? – тихо спросила Фиалка, прервав мучительно долгую тишину, от которой мне хотелось вновь спрятаться в свой темный безопасный угол. – Это довольно ответственное обещание даже для взрослого мужчины. Что если, став старше, ты изменишь свое решение?

– Не изменю! – воскликнул я и в горячке стукнул кулаком по крышке сундука. – Вот увидишь, не изменю! Клянусь памятью моего отца.

– Я тебе верю, – кивнула Фиалка и мягко опустилась на корточки, оказавшись на уровне моих испуганных глаз. – Я тоже тебе клянусь, дружок, что через тысячу лет отвечу согласием на твое предложение руки и сердца. Будем ждать вместе, идет?

Она протянула мне руку ладонью вверх для скрепления обоюдного обещания рукопожатием. Я понимал, что это взрослый, ответственный момент, оттого моя собственная рука сильно дрожала от волненья, когда я пожимал эту тонкую (даже для моих детских пальцев)

теплую кисть. В последний момент, когда Фиалка уже готова была высвободить ладонь из нашего заговорщицкого рукопожатия, я, неожиданно даже для самого себя, развернул ее и быстро поцеловал. Фиалка не отдернула руку и даже ободряюще кивнула на мой торопливый поцелуй, но я всё равно сгорел от стыда и поспешил ретироваться за свой сундук, где, скрючившись, обхватил коленки руками и крепко зажмурился.

– Счастливого тебе Рождества, дружок, – услышал я тихий шепот Фиалки, после чего дверь кладовой закрылась, и вскоре по коридору раздался мерный стук ее башмачков. Вместе с девушкой исчезла из моего убежища волшебная полоска света. Будучи под впечатлением от всех чудес, навалившихся на меня разом, я решил всю праздничную ночь провести в чулане и хорошенько всё обдумать.

***

Очнувшись от тяжелого беспокойного сна где-то в третьем часу после полуночи, я понял, что совершил ошибку. Исчезло всякое ощущение незримого присутствия чего-то магического, сверхъестественного, и теперь окружение мое предстало в будничных, изрядно опостылевших красках. Тот же не чищенный с прошлой зимы камин, пыльные книжные полки и тот же я, дряхлая развалина в не менее дряхлом кресле. Быть может, всё дело в джазовой пластинке, которая еще до полуночи должна была исчерпать свою запись и теперь лишь тихо скрипела на книжном шкафу. Отвратительный звук, равно как и привкус гнили во рту, немедленно испортил мне и без того скверное после сна настроение.

– Пошел ты, Луиз Прима, – с удовольствием выругался я и сразу почувствовал себя куда лучше. А потом вспомнил о своем госте.

Я как мог оттягивал момент, когда посмотрю вниз, к своим ногам. Что если зверька там нет? Мне в таком случае придется облазить всю гостиную вдоль и поперек, и, если случится так, что никаких следов его пребывания в моем жилище не обнаружится, моему разуму не останется ничего другого, как угаснуть навсегда и дать безумию полностью овладеть моим телом. Что хуже – я очень расстроюсь, ведь в компании нуждался как никогда (хоть и вряд ли смогу признаться вслух в подобном). Потому и начал издалека: сначала приметил поврежденный ковер и рассудил, что хотя бы вылазка в чертов подвал была явью. Вместе с тем я ощутил тяжесть всех вещей, что натянул на себя для той, откровенно говоря, рискованной авантюры, и раскрыл еще одну причину скверного сна. Мне попросту было невыносимо душно под всей этой грудой одежды! Когда же я зажег керосинку и обнаружил на половицах еще не успевшие высохнуть лужицы пунша, всё мигом встало на свои места, и уже без капли страха мой взгляд устремился вниз, к чудовищного вида сапогам.

– Ты всё еще здесь, чертяка, – с нескрываемым облегчением выдохнул я, разглядев на полу сладко сопевшего зверька. Всётело его было свернуто в тугой клубок, на фоне которого при хорошем рассмотрении можно было угадать только черную влажную точку-нос.

Мне вновь стало жаль будить его, ведь очевидно, что он смертельно устал еще до того, как потребил чистейший ром, который только усилил надобность его маленького тельца в крепком здоровом сне. Мое человеколюбие (очень редкое для меня явление; да и можно ли так выразиться по отношению к зверю?), взявшее вверх над разумом накануне вечером, теперь из последних сил боролось с превосходившим стократобъединенным противником в лице природного моего эгоизма и желания разделить с кем-то сладость живого общения. Последние двое в итоге вышли победителями из этой неравной схватки, чемя был крайне доволен и никаких угрызений совести по этому поводу не испытывал. Однако, чтобы заполучить благосклонного собеседника, мне пришлось выдумывать хитрый способ пробуждения зверька, ни в коем случае нельзя было использовать оклик или покашливание, ведь всёэто быстро раскроет мой замысел и будет выглядеть как минимум нарочитым (чем оно, по сути, и является). Я же хотел замаскировать свое намерение под равнодушное и снисходительное «я здесь ни при чем, но раз уж ты проснулся, давай побеседуем». И здесь на помощь мне пришел томик стихов в моих руках. Его надлежало бросить на пол, как бы кощунственно это сейчас ни прозвучало по отношению к поэту, ровно с такой скоростью и силой, чтобы создалось впечатление его самопроизвольного падения. Прицелившись и произведя все необходимые расчеты, я еще раз мысленно извинился перед Бродским и уронил книгу на пол. Угодила она в пустое пространство на полу между креслом и пустым чайным блюдечком, которое от энергии удара подпрыгнуло и зазвенело.

Что, уже утро? – сонно пробормотал зверек и приподнял мордочку вверх.

– Смотря что в твоем понимании утро, – отозвался я и подметил искреннюю жизнерадостность в собственном голосе, отчего сильно смутился и следующие слова произнесуже не так бодро. – Для меня оно наступит только часов через шесть, но, к твоему сведению, близится рассвет, и если его ты и подразумеваешь под «утром», то, получается, оно теперь и есть.

Еж что-то тихо проворчал на своем, ежином, и приподнялся на нетвердых лапках с пола. Иглы его теперь походили на свалявшуюся шерсть старого пса, иные колтунами торчали из его колючей шубы, что натолкнуло меня на забавную по природе своей мысль о тяжком похмелье. Первым делом, после того как ему удалось-таки встать, зверек с разбегу ткнулся носом в посудину из-под рома, коего там, само собой, не было.

– Судьба жестока к страждущим, – невесело усмехнулся еж и лапой отодвинул блюдце в сторону. – Могу я в нарушение всех мыслимых правил гостеприимства предложить вам перебраться на кухню? Предупредите сразу, если вам подобное нахальствопретит, на тот же случай, если моя идея показалась вам разумной и охотной, рискну вслед за ней выдать другую: не угоститься ли нам душистой робустой, которая, по моим скромным наблюдениям, совершенно точно имеется у вас в буфете?

А он наглец! На счастье зверька, я и сам был не прочь выбраться из опостылевшей за вечер гостиной. Еще мгновение назад я был полным хозяином ситуации и неимоверно гордился собственной находчивостью, теперь же от того чувства остался лишь жалкий призрак. С каждой новой фразой из уст моего собеседника я всё больше становился его ведомым, и, что самое странное, – я вовсе не был против! Что за гипнотическая магия, присуща она всем лесным обитателям или же только ежам? Без лишних слов мы отправились на кухню, я прихватил с собой керосинку и блюдце, которое потом поместил в мойку.

– Зовут меня Харинезуми, – сообщил еж спустя какое-то время, уплетая куриную консерву (одну из последних!) прямо из жестяной банки. Сперва я беспокоился за его мордочку, которая вполне могла оказаться пораненной об опасного вида зубья по краю посудины, оставшиеся после вскрытия ножом. Вскоре же, увидев, как ловко зверек выуживает из нее кусочки филе, успокоился и сосредоточил всё внимание на турке с кофе, которую ранее поместил на плиту, и на разговоре. – Не пытайтесь сыскать глубокий смысл в этом имени, в далеких отсюда и более загадочных уголках мира оно означает просто «еж».

Я представился сам, и мы обменялись короткими любезными кивками.

– Там и впрямь очень холодно, – пожаловался Харинезуми, указав лапкой вниз, и я понял, что речь о подвале. – До самых косточек продирает, я чуть было не впал в оцепенение, тогда-то пиши пропало! Хорошо, что вы вовремя подоспели. Были какие-то неотложные дела в подвале?

– В общем-то нет, – нахмурился я. – Просто услышал Стук. Думал, балуется мой курьер, проказник Рори. Ты его не видел? Тогда ума не приложу, если стучал не ты и не он, выходит какая-то бессмыслица.

– И не говорите! – подхватил Харинезуми. – Хоть я никакого Стука и не слышал лично, думается, был бы неприятно удивлен, окажись на вашем месте. Кофе готов?

Я разлил по посуде горячее терпкое варево. Харинезуми с удовольствием вдыхал его аромат, поднимающийся над блюдечком из того же сервиза, что и прошлое. Мне досталась покрытая царапинами и сколами кружка с терморисунком, неизменная моя подруга, которую в кофейных вопросах я не променяю ни за что.

– Уф-ф, – восхищенно выдохнул зверек после того как, наконец, отважился сделать первый глоток. Я отчего-то предполагал, что пить он будет на манер кошки или собаки, то есть лакать языком, на деле же процесс оказался куда как проще и занятнее: Харинезуми всасывал кофе, прихлебывая, совсем как человек. – Продукт этот очень я люблю, признаюсь вам откровенно. Хоть и вреден он для такого маленького существа, как я. Будь на то моя воля, пил бы кофе кружками, но, к сожалению, тогда может случиться так, что я не впаду в зимнюю спячку, ведь кофеин оказывает на меня куда больший эффект, чем на людей, и действует дольше. А если я не просплю с осени до весны, то непременно замерзну насмерть, а то и того хуже: стану обедом для мангуста.

– Разве они у нас водятся? – удивился я. – И кто вообще рискнет съесть ежа? Ты вон какой колючий, весь рот можно исколоть.

– К сожалению, желающих в избытке, – отозвался Харинезуми, и в словах его я различил плохо скрываемую горечь. – Лисы, волки и даже совы. Были времена, когда я боялся выбраться из своей норки по той лишь причине, что на ели, под которой и находился мой дом, обустроила себе жилище огромная неясыть, с коей у меня сразу сложились непростые, натянутые отношения. Но не будем об этом, в итоге мне пришлось отыскать новую нору, поблизостис вашим домом. Вы ведь, надеюсь, не против такого соседства?

Поделиться с друзьями: