Хроники императора. Начало пути

– Тренироваться будешь со мной, повторяй.

И я стал повторять за ним движения рук, ног, туловища, разворота плеч, поворота бедер, расположения ступней. Здесь все было важно, все стремилось усилить, ускорить, улучшить, это была основа, без которой ничего не получилось бы. Не знаю, что это было за искусство, но я теперь понял, почему их называют воинами-стали, таким бойцам мало кто сможет противостоять. И могу поспорить, свое искусство они хранят в строжайшем секрете, тогда почему же его показывают мне? Ответ прост - я умру, они уверены в этом. Как бы ни сложилось все в дальнейшем, я для них потенциальный труп. Так что я возьму все, что вы сможете мне дать, возьму и использую для того, что бы убить вас раньше, чем вы сможете убить меня. И я запоминал, отлаживал в памяти каждый штрих, каждую мелочь, словно в голове была видеокамера, позволяющая со временем просмотреть однажды заснятое, придет время, и смогу повторить весь танец не хуже, а даже лучше, вот только направлен он будет против вас. Мысли шли своим чередом, тело двигалось, впитывая движения как губка, рука уже почти отваливалась, а Крикун все продолжал и продолжал. В какой-то момент меч просто выпал из руки, пальцы не могли его не то, что удержать, сжимать их было невозможно, напряжение было просто колоссальным, казалось, еще чуть-чуть, и кисть просто отвалится, отпадет сама по себе. Крикун же только кивнул:

– Будет толк.

Потом я сидел и смотрел, как тренируются остальные, как получают синяки, пускают кровавые сопли, падают, хватаясь за бока и конечности, наблюдал и сопоставлял уровень - они бы не выдержали против меня и минуту, теперешний я был действительно страшным для них противником, не зря они сторонились. Просидев еще около часа, поднялся и стал отжиматься на двух руках, потом на левой, затем на правой, далее пошли приседания, Крикун только мазнул по мне взглядом и отвернулся, сегодня я был волен в своих действиях. И к закату я был полностью выжат, обессилен, жутко хотел лечь и не шевелиться. Поэтому, зайдя в клетку, сразу же рухнул на свежую охапку соломы, привычно командуя телу отбой, а в сознании разворачивая переливающуюся огнями схему и приступая к пытке. По-другому я не мог это назвать. Форменное насилие. Жестокое, варварское надругательство над телом и сознанием. Но иначе никак, после того, что видел, я понял - меня раздавят как букашку. Я слишком слаб, пора становиться сильнее, невзирая ни на что, у меня только один путь выжить, и он такой, какой есть, другого не дано. Так что заткнись, и приступай. И я затыкался, еще как затыкался, и рвал, на пределе, жестко, не церемонясь, опять исходя кровью и корчась в конвульсиях. Джар, подошедший к нашей общей решетке, с безумным выражением смотрел на мои судороги при свете луны и улыбался. Мое сознание билось в корчах, а тело ломало в конвульсиях, мог бы, стонал бы или выл, на этот раз ощущения были куда острее, казалось, я вновь ученик атрасса и пожираем очередной тварью, внутренности не просто горели, они лопались, взрывались, опаляя нутро и прорываясь наружу, подальше от этой пытки, от этого безумия. И тем не менее я продолжал и продолжал, пока сознание просто не отключилось, отказавшись воспринимать реальность такой, какой ее делал хозяин, тьма стала спасением, определив рубеж возможного. Тело замерло и Джар, получавший такое большое удовольствие от созерцания всего этого, недовольно скривившись, отошел от решетки.

Следующие дни были как братья близнецы похожи один на другой, что в котловане, что в танце с мечом, после которого рука буквально отваливалась, и далее я был предоставлен сам себе. В принципе, вся неделя была наполнена одними и теми же чередующимися событиями, единственным минусом в которых была хреновая, скудная кормежка, я постоянно ощущал голод, но не знаю, то ли мое тело по-новому реагировало на обстоятельства, то ли еще что, но я перестал худеть. Мышцы продолжали крепнуть, будто подпитываемые невидимым источником, словно ел я от души, а крови с каждым разом было все меньше и меньше, пока очередным утром я не проснулся и не понял, кровоточил только нос, и то не сильно. Что это? Своеобразный рубеж? Тело слушалось великолепно, сравнивать меня сейчас и только появившегося здесь было бы глупо, земля и небо. И не только физически. Во мне что-то перегорало, я менялся духовно.

Меня теперь не просто игнорировали, меня боялись. Вчера умер Джар, просто проходил мимо, споткнулся и отлетел к стене, мертвый. Сломанная шея, несовместимая с жизнью травма. И никто не видел и не мог сказать, что случилось. Я же просто сидел рядом, с закрытыми глазами, и ничего не видел. Надсмотрщики так ничего и не смогли выяснить. Разучивая танец с мечом, осознанно делал ошибки и запинался, заставляя Крикуна сплевывать и ругаться. В котловане приходилось сдерживаться, не выкладываясь на все сто, тело хотело, просто жаждало нагрузок, ему было скучно, как скучно породистому скакуну в вольере, но я брал стандартные нормы и выполнял их наравне со всеми, при беге старался не выделяться и приходил в десятке первых, в спаррингах же приходилось просто сдерживаться, среди невольников уже не было достойных меня противников. Но этого все было лишь отсрочкой, не более. И каждая ночь снова становилась пыткой, по сути, все мое тело стало пыточной для меня же самого, теперь уроки атрасса не казались такими уж страшными, по болевым ощущениям я догнал его и, может, даже перегнал. Хотя внешне все это становилось менее заметным, ощущения внутри становились только острее, и если я мог заблокировать болевые ощущения от того или иного участка тела, то тут такое не проходило, сознание теперь били такие корчи, такие судороги, что сравнения с уроками атрасса иногда просто меркли. И только тьма была облегчением, той спасительной границей, которую я ждал со всем нетерпением, и все же продолжал и продолжал уродовать себя, зная, что завтра все повторится заново, и от этого не становилось лучше. Я ломал себя, не зная как собрать, а на утро лишь гадал, все ли на своем месте, не свихнулся ли, не стал безумцем. Казалось, это продолжалось вечно.

И вот, очередным утром Крикун сделал объявление:

– Через неделю начинаются гладиаторские бои, и вы обязаны будете показать все, чему вас учили. Награда - возможность прожить еще несколько дней. Проигравших же отдадут аррсам. Так что советую собраться и выложиться в эту неделю на все сто, последний день будет отведен под отдых, без каких либо тренировок. Это все, строиться!

Вот и оно, тянуть больше нельзя, слишком много народу будет привлечено, слишком много охраны, шанс будет упущен. Хозяин, его дом и наемники должны умереть до конца недели, иначе погоня неизбежна, а так, возможно, будет время уйти. Уже сейчас я чувствовал себя способным справиться с двумя-тремя воинами-стали, если равняться по Крикуну. И то, чувствовать и быть - всегда разные вещи, загадывать глупо, но времени больше нет, риск тут будет неотъемлемой частью. Осталось только решить - когда и как?

Путь от клеток до котлована был недолог, но некое подобие плана уже успело сформироваться - после обеда, все решиться после обеда, и мы посмотрим, что мне суждено, жить или сдохнуть. И я халтурил как мог, задыхаясь и сипло дыша, спотыкаясь и симулируя боли в боку, падая на землю и судорожно хватая ртом воздух, это было не сложно, даже смешно, когда видел, как на меня смотрят коллеги по несчастью, недоуменно, с опаской. А время все шло, не спеша, но шло, и вот, уже пора строиться, все облегченно стягиваются к узкому зеву подъема, протискиваются и разбиваются на ряды. Для меня уже не выглядит странным такое "доверие" к невольникам, надсмотрщики успели показать и свою силу, и способность решить любую проблему, так что все шло по плану, сами дойдем, проглотим кислую баланду, и сами вернемся к тренировкам, кто в котлован, а кто к ожидающим "наставникам", все четко, обоснованно и доказано. От прежнего количества нас сейчас было едва две трети, и дохли мы не сколько от тренировок, сколько от зуботычин раздраженных надсмотрщиков, как покойный Аррун в свое время, как Аррун...

Воспоминание даже не всколыхнуло холод в сердце, ни капли сожаления, даже ненависти не было, всего лишь очередная смерть рядом со мной, неужели я стал так бездушен? И вот это неприятно кольнуло, пробив броню равнодушия и черствости - не таким я хочу быть, не монстром, не тварью без морали и совести, но, видно, пока не судьба, и сейчас это даже на руку, потому и иду молча, шагаю след в след, выбивая облачка пыли и прикидывая, кого и как убью буквально через час.

Есть хотелось постоянно, голод стал постоянным спутником и сопровождал меня всегда, каждый день, каждую минуту, но сегодня я стоял и смотрел, как мою порцию жадно поглощает незнакомый мужик, схвативший миску сразу же, как только увидел протянутую с ней руку. Схватил и стал жадно заглатывать, словно опасаясь, что передумаю, отниму, заберу назад. Он буквально глотал жижу не останавливаясь, вливая ее себе в глотку, будто в колодец, поглощая с неимоверной скоростью и кося глазом по сторонам. Мерзость. Во что превратились эти люди. А я сам, во что превращаюсь я сам? Улыбнулся. И мужик подавился, мое проявление эмоций стало для него полной неожиданностью, он закашлялся и покраснел, схватился за горло, но это мало помогало. Он краснел все больше и больше, пока хороший шлепок по спине не сдвинул с мертвой точки его потуги и не помог выплюнуть злосчастный кусок. Не обращая больше на него внимая, развернулся и пошел к воротам - пора.

Девять надсмотрщиков, десять невольников, серая земля, палящее солнце, прохладный ветерок и я - чем не условия для группового убийства. Роли распределены, актеры на местах, главный герой собран и готов, а зрители, а зрителям глубоко наплевать, один висит высоко в небе, у второго слишком вольная натура, гуляет сам по себе и где хочет, ну а третий, третий с радостью впитает всю пролитую кровь, выпьет без остатка и не подавиться, не в первой. Повезло, что сегодня рукопашный бой, мечи будут только у нас с Крикуном. Что ж, осталось только выбрать нужный момент.

Рука с мечем порхает злой осой, злобно жаля и скользя вокруг оружия воображаемого противника, то дразня и слегка соприкасаясь, словно приглашая скреститься в поединке, то увлекая за собой, закручивая и запутывая, завлекая в ловушку, откуда оно уже выпадет из руки мертвого хозяина, и все это медленно, текуче, но постепенно темп начинает ускоряться, движения теряют плавность, становятся более резкими, дерганными. И при очередном па, когда следует разворот вокруг своей оси, время просто срывается и бежит вскачь!

Деревянный клинок с хрустом пробивает затылочную кость Крикуна, проворачиваясь в движении и порождая красные фонтанчики, а затем выскальзывает наружу, готовый вновь убивать. Рука еле успевает выхватить нож на поясе трупа, а тело уже в диком прыжке летит к занятому рядом спаррингом надсмотрщику. Невероятным образом, но тот успевает обернуться и, сделав шаг в сторону, рвануть с пояса нож - поздно, вместо затылка бью в горло, взрезая трахею и выпуская наружу красный цветок, не жилец, кровь хлыщет водопадом. Теперь сложнее, меня заметили и уже готовы, в руках ножи, но сгруппироваться еще не успели. Ловлю в ближнем бою нож на нож, схваченный нижним хватом, и впечатываю рукоять меча в висок, слышится хруст - глаза противника закатываются, его клинок теряет хватку и пропускает мой к горлу хозяина, вспарывается легко, будто картонное, щедро заливая мне руку и грудь. Освобожденное мечом место тут же занимает вражеский клинок. Итак - шестеро, и уже вместе. Невольники в страхе сбились в кучу чуть поодаль, мешать не будут, но, как бы не пришлось гоняться за ними потом, ладно, решим все, а пока разберусь с этими.

Шестеро воинов-стали - не шутка, а сплотившихся, готовых действовать сообща, надеяться одолеть просто глупо, шансов никаких. Или нет? Мысли проносятся с неимоверной скоростью, просчитывая и анализируя возможные варианты, а я уже несусь вперед, оба ножа прямым хватом, ухожу влево, оставляя в воздухе росчерк чужой стали и успевая полоснуть запястье, рывок вперед и, жутко вывернувшись под метнувшимися вперед клинками, всаживаю свои в животы ближайших надсмотрщиков, с оттягом вырывая их назад, и сразу же отбиваю два рубящих сверху, в перекате уходя назад. А потом меня начинают просто полосовать на куски, вспарывая кожу из самых неожиданных позиций, порхая и обманывая с одной стороны, давая возможность вспороть с другой, или атакуя сразу вместе, заставляя меня изворачиваться ужом, буквально выламывая себе руки в попытке защититься, отогнать от себя стальные жала. Секунд через десять начал приноравливаться, а потом резко сместился к правому, оставляя за спиной вспарывающие воздух чужие клинки. Неожиданно и быстро - вот что я мог, и что сделал, как только представилась возможность. Левый клинок еще описывал страхующую дугу сзади, когда правый встретился с ножом противника, сцепившись лезвиями и силясь превозмочь. И тут же чуть не пропустил удар в голову, лишь в самый последний момент пригнувшись и, прокручиваясь по часовой, продолжая удерживать кинжал врага, мгновенно сместился ему за спину, вспарывая левым клинком брюхо, обильно плеснувшее на землю красным. Мозг автоматом отметил - двое и еще один с порезанным запястьем, взгляд сразу же вычленил его, сидит, перевязывает, надо торопиться.