Хроники Корума (сборник)
Шрифт:
Глава вторая
Как низко пал верховный король
Стражник возник прямо у Корума на пути, когда тот, войдя в открытые ворота, стал подниматься по пологим ступеням, которые вели ко входу в высокую гранитную башню. Он был огромен, с выпуклой грудью, затянут в кожу и в каждой руке держал по ятагану. Красные глаза блестели. Бескровные губы кривила гримаса, которую можно было принять и за усмешку, и за злобный оскал.
Таких существ Корум встречал и раньше. Это был один из рабов Фои Миоре — гулег, живой мертвец. Часто они егерями сопровождали псов Переноса, ибо их отбирали из тех, кто еще до появления Фои Миоре обитал в лесах.
Эта встреча должна стать проверкой, подумал Корум. Стоя менее чем в шаге от красноглазого
Но гулег не шелохнулся. Он продолжал смотреть прямо сквозь Корума. Ясно было, что он его не видит.
Корум с облегчением снова обрел веру в плащ сидов. Он обошел стражника и продолжил путь, пока не оказался у входа в башню.
Здесь стояли еще два гулега, но и они, подобно их собрату, не подозревали о присутствии Корума. Принц едва не рассмеялся, когда прошел мимо них и стал подниматься по винтовой лестнице, которая вела в самое сердце башни. Широкая, она имела почти квадратную форму. Ступени были старыми и истертыми, а стены по обеим сторонам раскрашены или покрыты удивительно красивыми резными изображениями. Как и большинство произведений искусства мабденов, они изображали знаменитые деяния великих героев, любовные истории, подвиги богов и полубогов — и все работы были подчинены концепции чистой безукоризненной красоты, рядом с которой не находилось места мрачным аспектам суеверий и чрезмерной религиозности. Все мабдены прекрасно понимали метафорическую образность старых историй и ценили ее.
Повсюду со стен свисали обрывки гобеленов. Хотя они покоробились от мороза, были изъедены туманом, все же ничто не могло умалить их ценность — темно-красные, желтые и синие ткани, вышитые золотыми и серебряными нитями. Корум нахмурился при виде разрушений, оставленных Фои Миоре и их прислужниками.
Добравшись до первого этажа башни, он оказался на широкой площадке, вымощенной каменными плитами, которая сама по себе была комнатой — вдоль стен стояли скамьи, и над ними на стенах висели декоративные щиты. Из-за дверей одной из комнат, выходивших на площадку, он услышал голоса.
Теперь уж не сомневаясь в могуществе плаща, он подошел к полуоткрытым дверям и, к своему удивлению, почувствовал, как из-за них тянет теплом. Ощущение было приятным и в то же время озадачивало. С предельной осторожностью Корум заглянул в дверной проем — и испытал потрясение.
У огня, пылавшего в большом камине, сидели двое. Оба были в плотных одеяниях из белого меха. У обоих были меховые перчатки. Оба никоим образом не могли оказаться в Каэр Ллуде. В другом конце комнаты накрывала на стол девушка с такой же белой кожей и красными глазами, как у стражников-гулегов. Не подлежало сомнению, что и она принадлежала к числу живых мертвецов. Все это означало, что эту пару доставили в Каэр Ллуд отнюдь не силой. Видно было, что они тут гости, в распоряжение которых предоставили даже прислугу.
Одним из этих гостей Фои Миоре был высокий стройный мабден. На пальцах перчаток у него сверкали перстни с драгоценными камнями, а шею украшало золотое ожерелье с такими же камнями. Его длинные седые волосы и такая же седая длинная борода обрамляли красивое старческое лицо. На груди висел длинный рог на ремешке, украшенный золотыми и серебряными поясками. Корум знал каждую подробность этих поясков, изображавших различных лесных животных. Мабденом этим был тот, кого он встретил у горы Мойдел и с кем обменялся плащом — плащ в обмен на рог, который мабден, по всей видимости, себе вернул. Это был волшебник Калатин, не желавший помогать ни своим соотечественникам-мабденам, ни их врагам Фои Миоре — по крайней мере, Корум так думал.
Но еще больше его потрясло присутствие спутника Калатина — того, кто клялся, что никогда больше не будет иметь отношения к делам мира сего. Этот человек называл себя карликом, хотя был восьми футов ростом и четырех футов в плечах; у него были тонкие черты лица, как у близкого родственника вадагов, хотя почти все лицо заросло густыми черными волосами. Под обилием мехов поблескивал металлический нагрудник,
на ноги надеты блестящие поножи с золотой вязью, а голову прикрывал блестящий шлем той же работы. Рядом стоял огромный обоюдоострый боевой топор, куда больше, чем топор Корума. Это был Гофанон, кузнец-сид с Ги-Бразила, который дал Коруму копье Брийонак и мешочек со слюной для Калатина. Как мог Гофанон стать союзником Фои Миоре, не говоря уж о Калатине? Он же клялся, что впредь никогда не позволит себе ввязаться в войну между смертными и богами Лимба! Неужели он обманул Корума? Неужели он все время был заодно с Фои Миоре и колдуном Калатином? Но в таком случае почему же он дал Коруму копье Брийонак, которое послужило причиной поражения Фои Миоре у Каэр Малода?Словно почувствовав присутствие Корума, Гофанон стал медленно поворачиваться к дверям, и Корум торопливо отпрянул — а вдруг сид может увидеть его?
В лице Гофанона было что-то странное, какая-то мрачная трагичность, но у Корума не было времени пристально вглядываться в него, дабы понять, что оно выражает.
С тяжелым сердцем, огорченный предательством Гофанона (хотя его не слишком удивило решение Калатина присоединиться к Фои Миоре), Корум, на цыпочках возвращаясь на площадку, услышал, как Калатин сказал:
— Завтра мы должны будем вместе с ними двинуться в поход.
До него донесся низкий голос Гофанона:
— Завтра начнется завоевание запада.
Значит, Фои Миоре в самом деле готовятся к битве, и, скорее всего, они снова двинутся на Каэр Малод. На этот раз в союзниках у них сид, а в Каэр Малоде больше нет оружия сидов.
Корум с величайшими предосторожностями преодолел еще один лестничный марш, но, повернув за угол, на полпути увидел какую-то огромную бесформенную тушу, заполнявшую все пространство, не оставляя ему места, где он мог бы проскользнуть незамеченным.
Туша не увидела его, но подняла морду и принюхалась. В трех ее глазах разных размеров отразилось удивление. Розовая ворсистая тварь дрогнула и, опираясь на свои пять рук, приняла сидячее положение. Три руки были человеческими и по внешнему виду принадлежали женщине, юноше и старику, четвертая рука была обезьяньей, скорее всего гориллы, а пятая могла бы служить огромной рептилии. Ноги, которые туша выпростала из-под себя, были короткими и заканчивались соответственно человеческой ступней, коровьим копытом и собачьими когтями. Туша была голой, не обладала признаками пола и не имела при себе оружия. От нее несло зловонием экскрементов, пота и прогнившей пищи. Хрюкнув, она сменила положение тела.
Корум бесшумно вытянул меч. Три века сомкнулись над тремя бесформенными глазами, поскольку туша, ничего не увидев, снова устроилась спать.
Как только глаза закрылись, Корум нанес удар.
Удар пришелся прямо в округлый рот, меч проткнул нёбо и вошел в мозг. Корум понимал, что может нанести только один убийственный удар, прежде чем туша взревет и поднимет других стражников.
Глаза открылись, и один тут же захлопнулся в каком-то гнусном подмигивании.
Остальные два изумленно уставились на клинок, поскольку он, похоже, возник из воздуха. Обезьянья лапа поднялась было, чтобы потрогать лезвие, но, так и не закончив движение, упала без сил. Остальные глаза тоже закрылись, и Корум, кинув меч в ножны, перескочил через груду содрогающегося мяса; ему оставалось только молиться, чтобы никто не нашел этот труп до того, как он найдет великого друида Амергина.
Два стражника-гулега, прижимая к груди ятаганы, стояли по стойке смирно на верхней площадке, но ясно было, что они ничего не слышали.
Корум стремительно проскользнул мимо них, поднялся еще на один пролет и тут на верхней площадке увидел двух огромных собак — самых больших из всех псов Кереноса, что попадались ему на глаза.
Собаки старательно принюхивались. Видеть они его не видели, но запах улавливали. Обе тихо и грозно рычали.
Действуя с той же быстротой, как и при встрече с тушей, Корум проскочил между собаками и с удовлетворением увидел, как они, лязгнув клыками, чуть не вцепились друг другу в глотки.