Хроники особого отдела

***

Амбруаз Паре, родившийся в ничем не примечательном Лавале на севере Бретани. Сын сундучника, начавший свой путь подмастерьем цирюльника. Великий врач и гуманист. Королевский лейб-медик, проводивший в мир иной четырёх королей и единолично лечивший их всю свою долгую жизнь. Человек, знавший самые страшные тайны Екатерины Медичи, Екатерины- Отравительницы, матери всех королей. Владевший временем, отведённым правящей династии самим Создателем.

Это он запретил лить расплавленный свинец на кровоточащие раны с целью остановки кровотечения, заменив их наложением бинтов и мазевыми повязками. Это он изобрёл поворот плода на ножку, спасая детей и матерей от рассечения их в утробе, порой вместе с матерью. Это он впервые в истории хирургии без обезболивания и карболового антисептика совершил вычленение локтевого сустава. Он изобретал протезы и медицинские инструменты, которыми пользуются и сейчас. А ещё он писал трактаты по медицине на французском языке, неслыханная наглость по тем временам. Его ненавидели. Его боготворили. Его боялись. Его уважали.

И его единственного из протестантов спрятал за массивными портьерами в собственном кабинете великий интриган, ханжа и обманщик Карл IX. Он нуждался в своём лейб-гугеноте!

Много позже, описывая страшную Варфоломеевскую резню и свое путешествие по Парижу от «Отель Дье» до королевского замка, Амбруаз Паре расскажет случившееся с ним другу- хирургу Никола Савино, который и запишет эту странную историю.

«Я нёс курительницу и чувствовал, как теплый и нежный фарфор словно пульсировал телом новорожденного под моими руками. На ощупь вещица была словно обтянута тонкой телячьей живой кожей, и под ней что-то переливалось, плакало и шептало странные непристойности. Я был рад оставить сей предмет в малой синей гостиной. Прошли годы, но я не могу забыть этого жуткого ощущения».

Глава 23

Глава 2. Наследие Дракона.

Часть 7

Под ровный гул моторов в маленьком шарике иллюминатора медленно проплывала серая, стылая, осенняя земля. Илья смотрел на исчезающий в облаках город и старался не думать о страшном парадоксе - он отвык от такой ровной и совсем не изрытой воронками поверхности!

А между тем такое, оказывается, было! Сюда не дошел ни один фронт, сюда не долетали «юнкерсы» со смертоносным бомбовым грузом… Его огромная Родина, не поврежденная за четыре года войны, исчезала под крылом, облетевшими березовыми лесами, обильно припорошенными уже улёгшимся не тающим снегом. Здесь не было ни одной бомбежки, не было даже затемнения, и городки ближе к вечеру весело мигали одинокими, но такими яркими и живыми напоминаниями: врага у нас не было, мы победили, все будет хорошо!

От этого становилось легче на душе. Светлее.

С утра совершив прыжок из Москвы в Горький, группа оставила там основной груз и охающего Василия Ивановича, прихватившего с собой молчаливую «бабушку Ягу», которую вслух уважительно старались называть Еленой Дмитриевной. После чего, быстро дозаправив самолет, спешно вылетели в Иркутск.

Непершина ждали Саровский монастырь и долгий десятисуточный путь по железной дороге с бойцами и грузом. Цистерну необходимо было доставить в целости и в срок.

Остальные «в полном составе, с котами и собаками», как выразилось начальство, летели в Пекин и далее, к известной одному Яну цели — в провинцию Хэнань, уезда Дэнфэн, к монастырю Сун-Шань Шаолинь-сы.

На все вопросы полковник, вырядившийся в два свитера, меховые унты и толстую простроченную куртку, только пожимал плечами и произносил краткое, как выстрел, и неприятное для русского слуха слово: «Квест!». А иногда, ухмыляясь, добавлял татарское, попонятней: «Кысмет, однако». Откуда он набрался этих словечек, даже Худояров не решился спросить, но понял и разделил немногословную фразу о судьбе. И сейчас завистливо смотрел, как удобно-уютно устроился Ян в своих многочисленных одежках. Генерала, несмотря на толстый тулуп, знобило...

Под вечер их сильно трясло, и к Иркутску отряд прибыл со слегка позеленевшими лицами и промерзшими синими губами. Здесь переночевали.

Уже совсем ночью, как следует отогревшись разбавленным спиртом и дождавшись, когда генерал ушел спать в отдельно выделенное для него помещение (по правде сказать, больше похожее на кладовую), группа прослушала похожую на сказку инструкцию.

«Наш путь к священной пятой горе Китая. И пусть она не высока и не повторяет Эверест, но зато проходивший мимо Бог отдал ей часть своего тела и с тех пор она напоминает всем лежащего среди зелёных лесов Будду. Известно, что пятнадцать веков назад к подножию центрального пика Шаоши явился индийский воин Будхабхадра, его представили императору Сяо Вэнь-ди, и тот разрешил основать монастырь, названный «храмом в лесах горы Шаоши». В монастыре при храме Будхабхадра, названный в Китае Бато, пообещал вырастить «молодой лес» - воинов Света, борцов с чёрными силами нижнего мира... На его место через сто лет пришел Дамо, который принёс с собой волшебные исцеляющие иглы и свет неба, который позволяет открыть любой путь среди ночи...»

Закончив сказку, Ян поднял кружку с остатками разбавленного спирта и, порадовав общество малопонятным «чин-чин», улёгся на кровать, тут же уснув. Спрашивать группу, понятен ли маршрут, не стал. И так понятно, что ничего не понятно. Потом поймут, не в первый раз…

Ксения долго сидела, бездумно глядя на языки алого пламени, которые словно временно переселились в железную печурку прямиком из ее девичьей души. В отрывистых, невнятных объяснениях скрывался единственный факт — надо похоронить в горе нечто страшное, вырвавшееся на поверхность… кого-то сильно похожего на дьявола, «дракона ночи», как сказал Ян. Но там уже сидел один такой неупокоенный ужас...

«До чего я докатилась», — подумала девушка, вспомнив матушкины страшные сказки про Ад и огненные муки. Но… раз они хоронят, изгоняют и запирают силы черные, нечистые, значит, не все так плохо…

Сзади неслышно подошел Борис.

Для Бернагарда русская волшебница стала тем единственным в новой странной жизни существом, которое он хотел видеть. Притом боялся, не будет ли русской женщине (коммунисту!) неприятно понять всю очевидность этой тяги. Поэтому так старался находиться в отдалении, где-то среди мужчин, всеми силами стараясь не выдать себя, старательно принимая участие в общих разговорах. Основное странным образом воспринималось не слухом, а мозгом, словно кто-то в его голове переводил тяжелую русскую речь, делая ее простой и понятной. А в обратную сторону это не работало - сам он даже обычные бытовые просьбы по-прежнему не мог воспроизвести, волей-неволей обращаясь к Ксении и тихо радуясь такой возможности.

Илья относился к «прибившемуся фрицу» нейтрально, странный русский поп шарахался от всех вопросов, регулярно пытаясь перекрестить его след.

Полковник упорно называл Борисом, с лёгкой руки окрестил «белым магом», но часто, глядя в его сторону, морщил нос, словно пытался понять, с какой целью они подобрали его в Кёнигсбергском подземелье.

А Ксения…

Ксения, почувствовав движение, оглянулась, наверное, впервые посмотрев на Бернагарда не как на больного, а на мужчину. Рядом с ней в маленькой избенке, одиноко притулившейся на краю холодного поля аэродрома, находился не фашист, не сумасшедший и совсем не инвалид. Перед ней, протянув руки к огню, стоял высокий мужчина с короткими светлыми волосами и грустной улыбкой обреченного жить в тюрьме...

Из угла внезапно послышалось взрыкивание, и шипящий голос, раздавшийся где-то внутри голов, ехидно сообщил: «А плюс на минус даст нам что»?

Мрак тут же проснулся и рыкнул. Голос мявкнул и решил заткнуться.

Ксения встала и молча пошла к себе, за занавеску, спать, показав Борису на стоящую рядом с окном пустую застеленную кровать...

***

В пять утра вылетели в Ургу, и после бесконечно холодных часов полёта над облаками перелетели горы, чьи верхушки, казалось, вот-вот процарапают корпус самолета.

Пекин встретил их диким ветром. Пилот долго кружил над аэродромом, даже не пытаясь сесть. Потом, осознав безысходность ситуации, плавно развернул самолет и аккуратно посадил машину. На посадку ушли последние капли керосина. И первые минуты пилот просто смотрел на приборную доску, используя личный способ психологической разгрузки – шепотом поминал природу-погоду здешних мест нехорошими, но очень энергичными словами… и целыми выражениями.

Но об этом пассажиры не узнали.

***

Военно - политическая обстановка в Китае в конце 1945 года была не просто взрывоопасной. Начинался период захвата власти гоминьдановским правительством, армия которого насчитывала более 4 млн. бойцов. Ещё 12 августа на секретных переговорах, состоявшихся между американским послом П.Дж. Хер­ли и Чан Кай­ши, были согласованы планы ликвидации коммунистических формирований в Северном и Северо-восточном Китае. В начале октября без согласования с СССР военные корабли США высадили десант в основных портах Северного Китая и заняли Пекин, оккупировав в дополнение основные узловые железнодорожные станции.