Хроники отряда Кси. Братство

– Вот как?

– Записи кораблей не сохранились, мы не знаем, какие переговоры там велись в последние минуты перед разгромом и вынуждены или полагаться на слова капитана Ке-орна или... не полагаться на них. Другие сенаторы подавлены. Они опасаются, что огласка правды может навредить. Нам нужен виновный, тот, кто ответит за все.

Триумвир кивнул. Тускло-серые глаза правителя на миг оживились, а потом снова сделались блекло-холодными. Конда с внутренним содроганием вспомнил снежные пустоши полюса, дымящиеся каверны, поземку и хруст льда под ботинками солдат. «Космос, сохрани меня от отправка на рудники! Я тоже причастен к планированию операции на Гиркане и третьим виновным триумвир может назначить меня».

– Арест высшего офицера Консеквенса скандален сам по себе, – снова заговорил он, незаметно переведя дыхание. – Такое действие вызовет нежелательное брожение. В этом смысле нам выгодно скрыть факт предательства генерала, обвинить его лишь в некомпетентности и избавиться от него немного погодя и другим способом. Ке-орн, безусловно, предан Империи, он избавил нас от многих проблем, это сложно отрицать... при этом капитан «Стеллума» -- идеальный кандидат, которого можно обвинить в плохом управлении флотилией и разгроме.

– Я же сказал -- говорите прямо, сенатор. Он действительно виновен?

Конда Ал-вон отвел глаза от схемы и принудил себя заглянуть в зрачки правителя.

– Нет.

– Что же, благодарю за прямоту.

На миг сенатору показалось, будто в ровном голосе триумвира появилась ирония. В кабинете повисла настороженная тишина. Конда отвел глаза и принялся рассматривать роскошную мозаику пола и причудливое растение в огромной чаше у стены. «Я высказался максимально честно, но тем самым переложил принятие решения на триумвира. Слишком открыто. Слишком неудобно. Не знаю, простит ли он мне такое неудобство».

Правитель молчал, он словно забыл про сенатора и погрузился в собственные размышления. Над заливом, кажется, собирался шторм – свист ветра проникал даже сквозь толстые стены дворца.

– Вы знаете, каким тираном и безумцем изображает меня пропаганда терран? – внезапно спросил триумвир, тонкие губы скривились в короткой сухой усмешке. – терране приписывают мне многочисленные странные поступки – от отправки капитанов на гибель до совращения их жен. Любимая тема таких сочинений – безумный триумвир и его угнетенный народ. Вы, кажется, смеетесь, Конда?

– Что вы, вовсе нет. Мне отвратительны такие сплетни.

– А зря, мне лично очень смешно. Эти нелепицы наших врагов неплохо маскируют реальную политику Сирмы. Впрочем, записи из архива «Фениксо» навели меня на интересную мысль – бредни терран имеют кое-какое отношение к реальности, но не к нынешней, а к грядущей.

– Простите, я не понимаю.

– - Моя жизнь, так или иначе, кончается. В будущем Сирму ждут испытания, а третий триумвир не внушает надежд. Многочисленные ошибки могут довести нас до краха. Увы, архивы «Фениксо» – не сказки.

– Космос, сохраните! Я не верю и никогда не поверю, что наша Империя может... пасть. я даже это слово выговариваю с трудом.

– - Спросите сами себя – не ограниченность ли правителей способна погубить Сирму?

Конда Ал-вон едва сумел сдержать дрожь. «Триумвир сейчас говорит как изменник. Он меня проверяет, ищет малейшую тень нелояльности... Или наоборот, хочет понять, не лгу ли я, и не глупец ли я... Надо высказаться правдиво, но осторожно»

– Мне трудно судить о не случившемся, господин. Думаю, нельзя замалчивать проблему, нужно решать ее. Виновные в небрежении могут расплатиться жизнями.

Триумвир помолчал, и, когда Конда Ал-вон уже начал беспокоиться, сделал короткий жест согласия.

– Вы правы, сенатор. Я не собираюсь разделять судьбу неудачников, а потому высажусь прямо. Генерал Сой-карн изменник и он ответит за свою измену, потому что он поставил свои собственные интересы выше интересов государства.

– Генерал подлежит казни?

– Не обязательно, но его следует навсегда изъять из политики Сирмы.

– Члены Комиссии, думаю, не станут возражать.

– За кланом генерала следует приглядывать, а ксеносов – отыскать и уничтожить.

– Вы правы, господин. Могу ли я задать встречный вопрос?

– Спрашивайте, Конда.

– Как поступить с Ксанте Ке-орном? Проблема в том, что он невиновен, но при этом опасен.

– Опасен? Вы говорите всерьез?

– Более чем всерьез. Капитан лично командовал минаханскими мятежниками. Они очень уважают его. Команда, преданная лично капитану, но не слишком лояльная Империи – потенциальный очаг мятежа.

– И?

– От него нужно избавиться негласно, но эффективно.

Триумвир задумался, углы тонких губ дрогнули, изображая на этот раз не полуулыбку, а настоящую ироническую усмешку. «Наш правитель чрезмерно холоден для сирмийца, – с неожиданной для себя досадой подумал Ал-вон. – Он не кричит и не призывает, никогда не поймешь, что у него на уме».

– Вы предлагаете мне ликвидировать верного нам капитана из-за смутных опасений? Я должен показать свою мнимую уязвимость и оправдать безобразные карикатуры, которые штампует пропаганда терран?

– Что вы, нет, конечно, нет! Мы все презираем ложь землян, к тому же большая часть подданных Империи даже не видела эту мерзость. – Быть может, вы, Конда Ал-вон, по собственном почину решили, будто я слаб или глуп? – Простите, ни в коей мере! – В таком случае, помните – в глазах флота и половины дивизионов, капитан «Фениксо» – герой, спаситель от внешнего врага. Если капитан умрет прямо сейчас, памятник в столице ему гарантирован, а я ненавижу громадные помпезные статуи. – Разделяю ваше негодование, триумвир. – По счастью, Ксанте способный командир и почти лишен политических амбиций. Мы прикажем ему собрать новую команду из собственных вассалов. Уникальный корабль «Фениксо» и почти постоянная тайная миссия в нейтральной зоне – то, что надо, чтобы занять верного, но слишком странного офицера. – Миссия опасная? – В какой-то мере... все миссии опасны. – Как поступим с нынешним экипажем корабля? – Этих сирмийцев придется амнистировать и вернуть на службу. Каждый бывший «мятежник» обязан заново принести присягу Империи. Их следует разъединить, разбросать по разным планетам или приписать к разным военным кораблям. Персонально для Алека Эр-сая подберем сложную миссию, где-нибудь в дальней колонии и на сомнительных территориях. Он талантливый амбициозный офицер, пускай проявит свои таланты. Его контактам с Ксанте Ке-орном не стоит препятствовать, но не стоит их и поощрять. Вдвоем они не составят заговора. – Отличный вариант, господин. Уверен – Комиссия его поддержит. – Хорошо. Больше я вас не задерживаю... Конда Ал-вон встал, попрощался с триумвиром, прижав стиснутый кулак к груди, и вышел, отодвинув тяжелую портьеру в проходе. Неширокий, огороженный парапетом мост, за которым остался припаркованный флайер, нависал над каналом. Море штормило. Впалых щек сенатора коснулись первые капли дождя.

* * *

Вечером после суда и оглашения приговора океан был неспокоен – мощные темно-зеленые валы чередой шли в сторону залива и разбивались о волнолом. Воздух пах мокрым камнем, солью и терпкой поломанной ветром зеленью. Тусклое красноватое солнце медленно пускалось, окрашивая океан и горизонт в цвета перламутра. Свет ламп из окон особняка начертил на каменном полу террасы правильные прямоугольники. Ксанте Ке-орн, облокотившись о парапет террасы, рассматривал темную массу воды, иногда смахивая с коротко стриженных волос мелкие брызги. «Я вернулся домой с победой, а до этого годы в космосе, где воздух или стерилен, или пахнет лишь металлом и дымом войны...».

– Вернись в покои, сын, – раздался за спиной низкий женский голос.

Госпожа Натари Ке-орн Аль-саэхир ждала сына в комнате, расположившись на скамье с изогнутыми ножками. Подол длинного платья хозяйки дома касался мозаичного пола. Полуседые, уложенные в высокую прическу волосы блестели как тусклая сталь. Яркая траурная татуировка сплошь покрывала лоб и впалые щеки.

– Я здесь, мама.

– Мне кажется, ты сегодня доволен.

– Доволен? Я был бы доволен, если бы события на орбите Гиркана не случились. Но они случились, этого не изменить. Сой-карн слишком знатен для немедленной казни, но теперь он долгие годы проведет в исправительной тюрьме. Это меньше, чем он заслужил, но хотя бы половина справедливости.