Хроники Потусторонья: Проект

Сонни промолчал: похоже, он осмысливал услышанное. Зато руку поднял задумчивый Деметр:

— А как же Искажённый?

— А что — Искажённый? — полюбопытствовал Эбби.

— Я хочу сказать, им ведь движет Ненависть, так? Но что такое Ненависть? Она — радужное формовыражение? Или же она Субстанция-антагонист Любви? И как это можно объяснить с точки зрения Теории Триединства Субстанций?

Эбби вздохнул:

— Это очень правильный, и очень трудный вопрос, Дима. Пока что всё, чем мы располагаем на этот счёт — лишь догадки. Первый обозначил Ненависть как игрек-вещество, противопоставив его икс-веществу Любви… Однако его природа нам не известна. Мо, например, высказал предположение, что Ненависть — базовое первовещество в том Мире, откуда прибыл Искажённый, но Первый с этим не согласен. Во всяком случае, не полностью. Есть вероятность, что игрек-вещество — это пустотное вещество, очищенное от радужного и от икс-вещества. Есть вероятность, что игрек-вещество — это анти-икс-вещество, антагонист икс-вещества, как ты и сказал. Что они соотносятся, как материя и антиматерия. С другой стороны, есть версия о том, что Ненависть — это то же, что и Любовь, но в другой фазе, инвертированная Любовь, что они подобны пустотному веществу и его активированной форме — Чистой Энергии. Возможно, в Мирах эти Субстанции сосуществуют в своём Балансе, я бы сказал, Балансе Второго Рода. Более того, я склонен думать, что игрек-вещество столь же комплексное, сколь и икс-вещество, и включает в себя все известные негативные эмоции, которые, по некоторым данным, тоже могут подпитывать Искажённого. Но, повторюсь, однозначного ответа на этот вопрос мы пока дать не можем.

— Понятно. Спасибо, — кивнул Димка и вновь углубился в мысли. Вот ведь интроверт, а?

— Не за что. Рихард, продолжай.

— Да, Мастер Эбби. Итак, наша задача сейчас — научиться грамотно составлять радужные сферы, которые, как считает Великий Магистр, могут стать основным оружием против Искажённого. Самое важное в составлении такой сферы — верно подобрать цвета-эмоции, потому что Искажённого, как уже заметил Мастер Эбби, питают негативные формовыражения. Я предлагаю взять за основу…

Но он не договорил: в пространстве Шестого Тренировочного зазвучал голос Кошки-Командующей Кси-А, — голос, напоённый болью. Голос, который мигом освежил мои воспоминания о Второй Войне.

— Лорд-Командующий, мы разбиты! Первая и Вторая Дивизии уничтожены полностью, Четвёртая и Шестая — на 80%. Враг уходит в Трещину! Он движется к вам!

Ну вот и всё, мелькнула мысль. Теперь осталось совсем немного.

— Командующая! Приказываю продолжать преследование! К вам на помощь движутся вооружённые силы Преисподней Резервации!

— Слушаюсь, Милорд…

Им всё-таки удалось задержать Искажённого. Надолго ли? Кабы знать. И сердце по человеческой привычке ноет; будь они прокляты, эти фантомные боли. «Четвёртая и Шестая — на 80%». Бася, как ты там?

— А что, Вертиго так и не нашли? — спрашиваю недовольно, но в ответ слышу только тишину. Вот — Эбби, пожимает плечами:

— Да какая разница, Гермес? Насколько мне известно, Вертиго вместе с Адским Батальоном движется к Точке Инвазии. Ты ему последнее напутствие дать хотел, что ли?

— Вот ещё. Но Командующему мог бы и показаться.

— Да брось, Гермес. Он же Изгой, тем более из Падших Ангелов. Бунтующая молодёжь, что с них взять, — Эбб задумчиво оглядывает притихших «студентов», а потом кивает Рихарду: — Ну а ты чего затих, Мастер Рихард? Сам видишь, сроки поджимают. Так что давай, учи, раз взялся.

Рихард отвешивает четвертной поклон и что-то отвечает Эбби, но я уже не слышу. Я уже проваливаюсь на второй слой…

…

Глава 23.

Однако вместо привычных декораций треклятого бара я неожиданно увидел совсем другую картинку.

Это была небольшая квартира. Небогатое убранство единственной комнаты состояло из книжного шкафа, железной койки-«одиночки», старого, полуразобранного письменного стола у окна и колченогого табурета. В шкафу жили книги — но, потрёпанные и старые, они занимали лишь верхнюю полку, тогда как на остальных царил хаос картонных коробок, рулонов ватмана и разнокалиберных кистей, сваленных в неживописную кучу; здесь же расположилась целая батарея бутылок с растворителем и льняным маслом. В койке старенький пододеяльник, украшенный мелкими подслеповатыми незабудками, стыдливо прятал в своих складках многочисленные прорехи, а по перьевой подушке, казалось, проехал каток. Письменный стол щерился навеки выдвинутыми ящиками (в каждом — россыпи тюбиков с красками); разноцветными пятнами этих же красок был заляпан облезлый фанерный табурет.

Чуть не забыл: под стенкой шкафа прикорнул складной мольберт. Что ж, Дмитрий, подумал я, похоже, твоё живописное холостяцкое логовище Искажённый воссоздал весьма убедительно, — так ведь?

Вопрос в другом: с чего вдруг я сюда попал? И попал ли? Или это ещё одна обратная сторона зеркальной стены?

Дверь вела в узкий, обшарпанный коридорчик, оканчивающийся аппендиксом прихожей. Было у него, правда, и ответвление — ещё один коридорчик-тамбур с двумя белёными дверьми, ведущими, очевидно, в туалет и ванную. Пройдя мимо этих дверей, я попал в крошечную, метров на пять, кухню. Обстановка здесь была ещё более спартанской, чем в комнате. Раковина из «нержавейки», электроплитка с не менее чем сорокалетним стажем работы, облезлый кухонный стол с бесчисленными засечками от ножа и покосившимися дверцами, а напротив — квадратный обеденный стол и два «венских» стула: один засижен до деревянных проплешин, зато второй — нетронут, будто лет пятьдесят простоял в музее соцреализма.

Сняв с плиты старенький белый чайник со свистком и лишив его крышки, я поставил его под кран и повернул отчаянно люфтящую рукоятку с почти отвалившейся синей нашлёпкой. Кран пару раз натужно кашлянул, фыркнул облачком ржавых брызг, и только тогда ледяная струя загрохотала о чайниково дно, дребезжащим эхом отзываясь в раковинных стенах.

Я посмотрел направо: из оконного проёма равнодушно глазел на меня бесполый белёсый полдень. Что-то тут не так, подумал я. Вот зачем я, к примеру, решил вскипятить чайник? И где Димка?

И тут до меня дошло.

Димка поставил чайник на конфорку, накрыл крышкой, и включил электроплитку. А я смотрел на его мир его глазами, пытаясь понять, как (и для чего!) мне удалось попасть не в его иллюзию, а в его голову.

Поздравляю, Арефьев: у тебя нынче раздвоение личности!

Впрочем, сам Димка этого, похоже, не осознавал. Да что там: он обо мне и не думал наверняка! Судя по его действиям, он пока что не понял даже, что находится в иллюзии! А ещё Мастер Иллюзий, тоже мне.

Впрочем, думал я, Валя тоже не сразу догадался. А направленная, лучевая иллюзия — штука точная, концентрированная, и распознать иллюзорность окружающего тебя мира не так-то просто (ты ведь примерно так это объяснял, да, Эбб?). С другой стороны, пришла в голову неожиданная мысль, обычная человеческая жизнь (как и жизнь Духа, по большому счёту), — чем не иллюзия? Ведь мы всегда что-то видим перед собой, какой-то мир, какую-то картинку; но где доказательства, что эта картинка отличается от того, что я вижу теперь? Возможно, ответ на этот вопрос известен Реконструкторам и Созерцателям. Наверное, эти Изначальные Структуры как-то отличаются друг от друга, если речь идёт о мире иллюзорном и мире настоящем. Наверное…

Философскими вопросами задаётесь, Герман Сергеевич, притом не в самое удачное для этого время.

А Деметр тем временем оставил чайник в покое и отправился в путь по узким коридорчикам обратно в комнату. О чём думал он, я не знал. В сущности, я мог всего лишь наблюдать за тем, что он делает. Я, правда, подумал было о мыслеречи, но потом решил, что попробую, если он не выйдет из сценария самостоятельно.

Димка пододвинул табурет к шкафу и аккуратно, затаив дыхание, снял с антресолей коробку от плоского монитора. Столь же аккуратно спустившись, придерживая коробку, как драгоценный груз, он поставил её на стол и открыл.