Хрусталь
Шрифт:
– Мы уедем без проблем?
– Нет, надо будет по факту решать. Я дам инструкции.
* * * * *
После моего рассказа, Ника стояла и вся тряслась, я её обнимал как мог, она положила голову мне на грудь и курила, глядя в сторону. Через несколько мгновений она посмотрела мне прямо в глаза.
– Умоляю, скажи, что это всё неправда…
– Я бы рад.
– Блядь, да что за жизнь?! – Она была на пределе. – Гриша, я же не виновата ни в чём… Почему я в эпицентре всего этого? Почему на меня спустят всех собак?! Ну почему, блядь??!
Я
– Знаешь, что мне Рыбочкин недавно сказал?
– М?
– Говорит, мол, что Чистяков, Пешков и Оленковский навязали ему одиннадцатое октября и в итоге не справились. А я была уверена, что он даже не знал об этой идее, иначе зарубил бы её на корню!
Снова сильная волна дрожи по всему её телу.
– Они все там заодно, понимаешь? Рука руку моет! Они друг друга все отмажут. Я уверен, что и Чистякову ничего не будет! Такие как он всегда выходят сухими из воды!
Ника произнесла это глядя мне в глаза. Я разделял её страдания. В глазах бедняжки был страх, отчаяние, паника, паранойя, тревога, мольба… Каждая эмоция пронзительна, остра. Раскалённые добела нервы не выдерживали, она говорила заикаясь.
– Ты же не бросишь меня в этой ситуации?
– Нет.
Я положил ладони на её щёки и поцеловал её в распалённые губы, почувствовав вкус соли. Кажется, у неё даже температура поднялась на фоне эмоционального расстройства.
– Более того, когда всё закончится, я найду тебя.
Она смотрела мне в глаза, из-за количества выплаканных слёз, ей приходилось часто моргать, кожа вокруг глаз покраснела. Мои слова её как будто слегка успокоили, Касьянова глубоко вздохнула, докурила сигарету, выбросила её и прижалась ко мне ещё сильнее. Так мы стояли полчаса или минут сорок, я уж потерял счёт времени. Девушка окончательно пришла в себя только через час, после чего я заказал МТЕ и довёз её до места работы, наказав, чтобы звонила и писала, если вдруг что случится. На прощанье я получил долгий, протяжный поцелуй благодарности.
– Можешь сегодня вечером остаться со мной? – Прошептала она мне на ухо.
– В смысле?
– Не хочу оставаться одна… Понимаешь? Боюсь, у меня снова будет срыв… Заберёшь меня вечером?
– Конечно.
* * * * *
Всё закручивалось стремительно. Я даже не заметил, как выпал первый снег, лишь спустя минут тридцать понял, что стало прохладнее. Мои плечи уже завалило белыми хлопьями, голова начала мёрзнуть из-за снежной шапки, а ботинки промокли. Я поднял взгляд, вокруг всё застыло. Валило с небес как из ведра, на расстоянии метров сорока ничего не разглядеть. Серо-зелёные фасады жилых домов постепенно покрывались подтёками, температура плюсовая. Поэтому снежинки таяли, хоть и не очень быстро.
Вместе со снегом пришла какая-то хандра, отчаяние, апатия, печаль, тоска и уныние. Всё в этом чёртовом городе внезапно стало чужим, мне захотелось вернуться домой в столицу, где меня ждали родные. Тут же проснулось желание поехать в деревню, где отец вёл хозяйство днями и ночами. Уже не без удовольствия
я бы вычистил хлев, прополол бы грядки, покормил куриц, свиней, поиграл бы с Тишкой – нашим псом породы двортерьер. Всё то, что я не любил в юношестве, теперь казалось таким манящим и приятным.Ели едва припудрились, сосны укутались в белую вуаль, серый асфальт стал чёрным в белую крапинку. Редкие, одинокие изумрудные листья кустарников и берёз утратили всякую надежду и накрылись пуховым одеялом до самой весны, янтарный ковёр ссохшихся листьев клёна терпеливо ждал своего часа. Через пару недель охра превратится в коричневый марс, коричневый марс сменит жжёная сажа, а она в свою очередь смешается с землёй и асфальтом. К весне от всего этого распрекрасия не останется и следа.
Минут пять я ловил языком снежинки, затем мне это надоело, и я отправился прямиком к Олесе. Она меня не ждала, но и я её звонка тогда не ждал, так что будем квиты.
Оказавшись напротив её двери, я стоял и барабанил, как конченый. Открыла она, как обычно, спустя минут пять, не раньше.
– Гриша? Я тебя не ждала!
– И тебе добрый день.
– Нет, не входи!
Она вышла на лестничную площадку в своём халате.
– Что ты хотел?
– Я знаю, как ты меня отблагодаришь за ту услугу, что я тебе окажу.
Она испуганно приложила палец к губам, призывая меня говорить тише.
– Ты как гром средь бела дня, ей богу! – Виноградова отвела меня на другой этаж, взяв ключи и захлопнув дверь. – Ну и что ты там придумал?
– Мне нужна машина, с открытой страховкой.
– Да ты сдурел? Я конечно щедрая, но даже у меня столько нет… Как я тебе найду машину? Да ещё и с открытой страховкой…
– Давай я доплачу. Ты же говорила, что мы поедем в одно место. Мы поедем на машине?
Она огляделась по сторонам.
– Да, да, на моей машине… Я не могу тебе её продать.
– Тогда я выхожу из нашей сделки.
– Гриша!
– Что? Я тебе говорил, чуть что подозрительное, и сразу до свидания.
– Какой же ты козёл!
– Это значит, что мы с тобой разрываем наш контракт?
Она задумалась.
– Нет. – Снова огляделась по сторонам. – Ладно, я что-нибудь придумаю. С тебя четыреста тысяч.
– Ну ничего себе наценочки! А чего сразу не миллион?
– Я тоже не богачка и не всесильная… Для меня это ещё дополнительный геморрой, а тебе только банкноты отслюнявить. Тем более машина хорошая, на ходу, относительно новая и с одним владельцем.
– Двести пятьдесят!
– Ты хочешь меня на улице оставить? Этого слишком мало!
– Двести семьдесят пять и точка.
– Хотя бы триса пятьдесят!
– Триста!
Олеся помялась, но через секунду протянула руку.
– Договорились.
Я пожал её мягкую ладошку.
– Но с тобой, Теплинин, будет договор!
– Какой ещё договор?
– Ты нас на этой машине вывозишь с ребёнком, когда начнётся…
– Что начнётся?
– Не юли, ты знаешь о чём я…
– Вот об этом, кстати, тоже хотел поговорить, Олеся…
– Только не сейчас! У меня вообще-то своя жизнь тоже есть… Иди займись своими делами.