Хрустальный шар

– Револьвер вам ничем не поможет, – сказал он на всякий случай. – Вы видите, что дно пробирки находится в двух сантиметрах от пламени. Даже если вы в меня попадете, я успею сунуть ее в огонь.

– Вижу, – сказал Раутон, – но у меня нет никакого револьвера.

– Кто вы? Чего вы хотите? Уходите отсюда!

– Разве не все равно, где умирать? Я хотел поговорить с вами.

– Вы с ума сошли? Идите отсюда! Через две с половиной минуты произойдет что-то чудовищное, что-то страшное – такой катаклизм, которого не знало человечество.

– Хорошо, – сказал репортер, – на человечество я согласен, но чего вы хотите от котенка?

– Что? Как?

– Чем перед вами провинился кот, за что вы хотите его убить?

– Я – кота?

– Профессор, а такой непонятливый, – материнским тоном сказал Раутон, – ведь, устраивая конец света, вы также убьете и кота.

– Прочь! – закричал профессор, а рука с трубкой задрожала. – Уходите! Через две минуты… через две минуты… – Он тяжело дышал, как безумный глядя на часы.

Большие капли пота выступали у него на лбу и стекали по лицу.

– А может, еще не поздно остановиться? – мягко сказал Раутон. – Вот подумайте. Столько прекрасных вещей есть на свете: птицы, цветы, женщины. Огромное большинство из них даже не знает, что должно сейчас умереть. Это не очень-то красиво – из частных соображений устраивать публичный конец света.

– Да что вы знаете! – рявкнул профессор.

– Я знаю не столько, сколько вы, но все-таки кое-что знаю. Подумайте о звездах. Тысячи людей смотрят на них в ночи: мужчины, которые стоят на кораблях в океане; эскимосы в полярных льдах; негры… Почему вы хотите все это у них отнять? Отобрать можно лишь то, что давал, да и это не очень красиво.

– Подите прочь со своей моралью, – выдохнул профессор, – а то… а то…

– А то – что? Вы и так собираетесь сотворить самое наихудшее, так что пугать меня вам нечем. Вы в самом деле хотите поднести пробирку к огню? Но зачем? Ведь если все погибнет, вы даже не получите никакого удовлетворения…

– Прочь! – крикнул Фаррагус.

Оставалось еще шестьдесят секунд.

– Успокойтесь, пожалуйста. Я должен сказать вам кое-что очень неприятное.

Профессор язвительно рассмеялся:

– Интересно, что может быть для меня неприятным. Но поторопитесь, осталось сорок секунд!

– Не спешите, пожалуйста. У нас есть время. Понимаете… приготовьтесь к плохому известию.

– Идиотизм… вы меня не обманете, – буркнул Фаррагус.

– Я вас не собираюсь обманывать. Я Раутон из «Ивнинг стар», тот, который написал о вас статью, помните?

– Ну и что с того? Вы хотите, чтобы я по этой причине не поместил пробирку в огонь?

– Нет… но понимаете, порошок в вашей пробирке – это не совсем генетон.

Профессор быстро приблизил пробирку к глазам.

– Вы лжете… Что это значит – не совсем?

– Я не хотел бы, чтобы вы волновались… Говорят, что у вас больное сердце. Понимаете, я забрал этот порошок.

– А что здесь? Может быть, сахар? – язвительно спросил Фаррагус. – Ну, довольно. У вас есть время, чтобы быстренько помолиться, если вы верующий. Мне это не нужно.

Стрелка часов почти дошла до края. Оставалось десять секунд.

– Нет, это не сахар, это соль, – пояснил репортер. – Пожалуйста, будьте осторожны с пробиркой: в огне сухая соль лопается, не обожгитесь…

Фаррагус рявкнул и сунул пробирку в огонь.

– Только спокойно, спокойно, – говорил репортер как ребенку. – Все будет хорошо… вот видите.

Пошел девятый час. Пламя объяло стекло, порошок в пробирке действительно затрещал. И это все.

– Не взрывается, – простонал профессор. – Негодяй, что вы сделали?

– Я ведь вам сказал. Я подменил эти пробирки.

– Это правда? Когда?

– Минуту назад, когда вы отвернулись. Это я бросил камешек. Вы не беспокойтесь. Генетон наверняка является замечательным открытием, но лучше этого не пробовать.

– Действительно, не взрывается. – Профессор сунул пробирку в самое пламя.

– Никогда не видел, чтобы соль взрывалась, да еще и не очень чистая.

Профессор дышал все громче. Вдруг трубка выпала из его рук и разбилась.

– Вам плохо? – сказал репортер. Он быстро пролез под вагоном на другую сторону путей, изо всех сил толкнул дверь и вскочил внутрь.

Фаррагус издал глухой стон, пошатнулся и упал. Рука его инстинктивно потянулась к карману. Репортер подхватил его, засунул руку в карман профессора и, достав пузырек с лекарством, силой влил ему в рот несколько капель. Через минуту профессор начал дышать спокойнее.

Когда он открыл глаза, то увидел, что рубашка у него расстегнута, а под голову подложено что-то мягкое – пиджак Раутона. Что-то теплое лежало у него на груди. Он всмотрелся: это был котенок. Его положил репортер.

– Ужасно нервный вы народ, ученые, – сказал Раутон. – Ну что, легче стало? Пойдем потихоньку? А может быть, вы расскажете что-нибудь интересное для наших читателей? А потом я сразу к телефону, будет экстренный выпуск. Впрочем, это не обязательно, я что-нибудь за вас придумаю.

– Обокрали вы меня, обокрали вы меня, – шептал профессор, не имея сил подняться. – Уходите… уходите… Какой позор!

Он закрыл глаза и лежал как мертвый. Маленькая слеза показалась в уголке глаза и скатилась на грязный пол.

– Да, обокрал, – деловито сказал репортер, – но мне сдается, что я поступил правильно. Вы это признаете позже.

Он встал.

– Теперь пойдем потихоньку к ближайшей остановке такси, – сказал он. – А этого кота я советую вам забрать. Я бы сам охотно его взял, но у меня уже есть рыбки, а моя жена очень хорошая женщина, но любит немного побраниться и может разозлиться.

– Куда вы дели мой генетон? Что вы с ним сделали? – прошептал профессор, когда репортер помогал ему встать.

– Этот порошок? Никуда я его не девал. Что мне с ним делать? Наверное, подарю моему редактору. Это должно его обрадовать.

Перевод Борисова В.И.

Трест твоих грез

I. Приключение Тома Трайсена

– Так вы не напишете? – твердым голосом спросил главный редактор.