Хуан Дьявол

– Но она любила его! Любила всегда, постоянно искала его! Как ясно теперь я все вижу, как будто разом спало сто завес из-за одного только слова! Жесты, взгляды, шампанское моей свадебной ночи!

Рука Ренато судорожно вцепилась в оружие, голубые глаза налились кровью. Словно угадывая ужасную мысль, Моника вцепились в его плечи и сильно встряхнула:

– Ренато, Ренато, приди в себя! Видя тебе таким, я должна думать, что только ее ты и любил.

– Я любил ее в проклятый час, но это – не любовь. Неужели ты не понимаешь? Неужели не понимаешь всю насмешку, которая меня ранит и позорит? Я был порядочным человеком. Как могу я продолжать чувствовать это, если взгляд злодея – насмешка для такого простодушного мужа, как я? Как могу я позволить жить Хуану Дьяволу, думая, что в этой улыбке, которая корчила его губы, когда он знал, что я вел к алтарю запятнанную жену? Я не могу сдержаться, Моника, даже ради тебя, потому что ты презираешь меня в глубине души.

– Нет… нет! Как могу я презирать, если ты… если откажешься от этой глупой и запоздалой несправедливой мести?

– Несправедливой? Неужели ты не понимаешь, даже без того, что я знаю, мне необходимо дойти до конца? Кто тебя вырвал у меня? Кто привез сюда, насмехаясь над моей любовью и достоинством? И как не посмеяться? Он имеет полное право. И это право я могу вырвать, лишив его жизни. Смыть бесчестье кровью!

Оторвав от себя руки Моники, Ренато подбежал к окну, закрытому поперечными балками, затем подошел к расшатанной двери и принялся алчно высматривать вероятное появление Хуана. Поскольку Моника была здесь, он решил, что тот где-то неподалеку; но никто не появился перед его жаждущим взором. Резко он повернулся к Монике и заметил:

– Я буду ждать Хуана столько, сколько придется! Он не будет слишком медлить, он ведь хочет прийти к тебе.

– А когда ты осуществишь месть, если у тебя получится, то не подойдешь ко мне, не будешь говорить и смотреть на меня, Ренато. Думаешь, ты мало сделал? Ты хочешь пролить кровь, чтобы силой разлучить нас?

– Не говори, будто ждешь мою любовь, Моника! Это всего лишь уловка, чтобы мной помыкать. Не отрицай, ты говоришь это, чтобы заставить меня отказаться от мести – залога моего достоинства.

– Даже моей ценой? – бросила вызов отчаянная Моника.

– О чем ты говоришь, Моника? Ты дашь обещание? – спросил Ренато, дрожащий, бледный, с разгоревшейся мечтой в голубых глазах.

– Что могу я обещать? Неужели ты не думаешь, что кровь Хуана прольется и это еще больше сблизит нас?

– Моника, больно слышать твою угрозу, когда я вздрагиваю даже от малейшей надежды на любовь. Да, Моника, только такой ценой, я мог бы…

– Что ты себе вообразил! Я хочу сказать о том, что ты убьешь сначала меня, а потом Хуана.

– Не говори этого, не защищай его так. Слушая, как ты говоришь о своей любви к нему, я схожу с ума. Нет, я крикну еще сильнее: ты никогда не будешь принадлежать ему, я не отдам тебя в руки Хуана, буду драться, как зверь, и пусть этот ублюдок придет, если хочет.

– Не кричи, не говори так!

– Ты знаешь, какой ценой этого избежать, клянусь, я предпочел бы, чтобы ты просила меня до последнего. Если не пообещаешь и не поклянешься…

– Я не могу ничего обещать. Я еще жена Хуана!

– Поклянись, что как сейчас, ты спрячешься и будешь ждать в монастыре постановления папства, чтобы к тебе вернулась свобода, поклянись, что когда станешь свободна, то позволишь быть с тобой, и восполнить силой любви и нежности весь ужас, хотя ты мне не простишь. Поклянись, Моника…

– Только одно обещаю, и это равно клятве, Ренато, укроюсь в монастыре. Это не трудно. Ты получил мое обещание. Уходи же. Выйди с другой стороны!

Она тревожно подтолкнула его и заставила выйти, наклонив голову, чтобы пройти под помостами. Затем подбежала и распахнула настежь дверь, позвав:

– Колибри, Колибри!

– Уже идет капитан, хозяйка! – сообщил Колибри, приближаясь к Монике. – Вы хотите, чтобы я…?

– Хочу, чтобы ты молчал. Обо всем, что видел и слышал, не повторяй ни слова. Это для блага Хуана, Колибри, для его же блага.

– Я знаю, моя хозяйка. Ради его блага я сделаю все, что скажете. Но если капитан спросит…

– Буду отвечать я, когда он спросит. Выйди с другой стороны, Колибри, посмотри, далеко ли сеньор Ренато и дай знать, но только когда я попрошу. Иди!

Она подтолкнула его, и тот ушел. Хуан стоял у главной двери и молча смотрел на нее долгим и загадочным взглядом.

– Двойная неожиданность, Моника. Ты нежданный гость, как и Ренато. Но где же он? Сегундо сказал, что он вызвал меня на дуэль, сорвал дверь, угрожал и оскорблял.

– Тем не менее, он не захотел ждать. Боюсь, Сегундо преувеличил историю, – отвергла Моника естественно и мягко. – Получив нужное удовлетворение, он ушел. Ему рассказали все, и он оскорблен. Не скрыли ни одной постыдной и прискорбной подробности.

– Меня тоже от них не избавили, я видел и ощущал их, но это же не считается.

– Он не может сравнить. Ты страдал от любви, а у него страдает достоинство. Твоя рана – разрушенные мечты; его рана – оскорбление. Твое горе могло вызвать у тебя слезы, а у него… жажду крови. Но не прольется эта кровь, пока я жива, Хуан! Смерти Айме достаточно!

– Действительно, достаточно. Это же он подтолкнул ее к смерти, правда?

– О, нет, нет… нет! Это был несчастный случай. Сам Отец Вивье сказал. Они упорно стремятся его запятнать, обвинить. Он ничего не знал об Айме. Это была Ана, глупая сообщница моей бедной сестры. Он столкнулся с ней в доме, где искал тебя и заставил ее говорить. Могу представить, что он услышал из ее уст. Понимаю, что Ренато обезумел.

– Ты всегда понимаешь Ренато. Всем его делам всегда находишь оправдание. Но не беспокойся, я не собираюсь судить его действия, оскорблять твои личные чувства и нежность к нему. Для тебя он не человек, а идол, полубог, а боги имеют право на все, не так ли?

Горько замолчала Моника и не ответила. Каким чужим и далеким казался он сейчас, какое жестокое сердце, какие несправедливые слова! Но теперь можно было вздохнуть и успокоиться – ужасная битва выиграна. Ренато был далеко. Он ушел и унес в душе тщетную надежду, обещание, которое ей вдруг показалось смешным. Спрятаться, уберечься, но от кого? Глаза Хуана словно скользнули по ней. Посреди беспорядочного помещения он, казалось, стоял и ждал, что она попрощается, уйдет побыстрее, как самозванка в его жизни и доме. Скрывая унижение и боль, Моника решила уйти и объяснила:

– Меня привезла нанятая повозка, она ждет меня. Должно быть, она недалеко.

– Ее заставили давно уехать, незадолго до того, как кабальеро Д`Отремон удалось чудесным образом вооружить силы солдат. Полагаю, он еще раз извлек пользу из своего богатства и звания.

– О чем ты говоришь? Не понимаю.

– Сожалею, Моника, но не думаю, что сможешь уйти.

– Этого не хочешь ты?

– Не я, а законы, которые защищают так называемого владельца земель, которые нас окружают. Деревня, дорога, пляж – все принадлежит ему, и все это закрыто для нас. Мы в ловушке. Сожалею, Моника, но дом еще не жилой. Снова ты будешь платить дань, которую не должна, из-за того, что ты жена Хуана Дьявола.