Хуан Дьявол
Шрифт:
– Кто мертва? – спросил Хуан.
– А кто же еще? Моя сеньора Айме. Красивая, как девственница, в белом платье и вуали…!
– Мертва Айме? – прошептал ошеломленный Хуан. – Ты сказала, что умерла Айме?
– Я начинаю понимать, – подтвердил Ноэль. – Конечно же случился несчастный случай, несчастье, в котором Айме стала жертвой…
– Да, да… На лошади, и все свалились в глубину ущелья, – объяснила расстроенная Ана. – Я больше не хотела видеть! Я бежала и бежала…! Знала, что должна исчезнуть, и собрала вещи, потому что Баутиста, проклятый Баутиста… и вы уже видите, видите, что он сделал мне!
– Что он сделал? – расспрашивал нотариус.
–
– Отвязал собак? – удивился Хуан. – Слышите, Ноэль?
– Печальный способ, который, к сожалению, еще используется, хотя и запрещен законами, – грустно согласился Ноэль. – Но ответь, девочка, почему ты сбежала?
– Потому что меня тоже хотят убить!
– Почему говоришь «тоже»? – заметил Хуан. – Неужели Ренато…?
– Это по его вине сеньора Айме свалились в обрыв! Он бежал за ней, как сумасшедший. Бежал до тех пор, пока она не могла бежать, и, конечно же, свалилась вниз. А затем, когда я тихо молилась, то услышала, что Баутиста сказал Янине. Что хозяин Ренато велел меня схватить. Меня будут бить до смерти палками, чтобы я рассказала им…
– Что рассказала? – спросил Хуан.
– Что вы знаете, сеньор Хуан, что знаете! Сеньор Ренато будет бить меня палками, чтобы я рассказала ему, а затем окончательно прикончит, чтобы я никому не рассказала. Спрячьте меня, вы хороший, не боитесь хозяина Ренато! Меня чуть не убили проклятые псы! Не дайте им настигнуть меня, не дайте схватить! Я буду молчать обо всем, что знаю, всем, всем, чтобы вы защитили меня. Спрячьте хоть на корабль! Возьмите меня с собой! Я не хочу, чтобы меня убили… не хочу!
Она упала ничком на пол, безутешно рыдая. Два мужчины молчаливо смотрели на нее. Хуан побледнел, а руки Ноэля немного дрожали; из груди Аны вырвался стон:
– Не дайте им меня убить, сеньор Хуан! Если меня поймают, то сразу убьют… Спрячьте меня здесь. Здесь не будут искать ни Баутиста с псами, ни хозяин Ренато…
– Возможно они мстят, Ана, но не тебе, – предугадывал Хуан. – Успокойся… Встань, найди Колибри, и оставайся с ним. Не высовывайся, если услышишь странных людей.
– Сынок, что ты предлагаешь? – добавил Ноэль.
– Ничего. Дать ей убежище, потому что она боится. Если кабальеро Д`Отремон способен преследовать людей с собаками, как зверей; если ее заставят заплатить жизнью за преступление, что она знает то, что знаем мы, думаю по-человечески защитить ее. Его неотвязная идея преследовать меня не изменилась.
– Что ты хочешь сказать?
– Разве вы не понимаете? Скоро Ренато и я встанем лицом к лицу. Бесполезно избегать судьбы. Он будет меня искать, а я сделаю так, чтобы он нашел меня!
Хуан выпрямился с обычным высокомерным и решительным жестом. Он сжал губы, глаза сверкнули, сильные кулаки сжались, все в нем внезапно приготовилось к борьбе, от которой он думал отказаться, а глаза Ноэля восхищенно рассматривали его, проговаривая:
– Но тебе предлагали…
– Что значат предложения? Разве вы не видите путь, который мне указывает звезда? Друг против друга с детства. Разве не понимаете, что за его существование заплатил я, родившись, словно это преступление? Чтобы он спал в золотой колыбели, носил шелковые одежды, чтобы никакая тень боли не упала на его жизнь, пока моя была адом. Чтобы защитить его детство, ненависть Софии Д`Отремон накрыла меня черным облаком, а когда полюбил женщину.
– Это была случайность, несчастье, как угодно. Она заплатила жизнью за безумства, единственная, на кого ты можешь
возложить ответственность.– Она любила меня. Ветреная, неверная, лицемерная, обманщица, была тем, кем была, но любила. Но он отнял ее у меня, отнял, не зная об этом. Почему? Из-за богатства, могущества, что он кабальеро Ренато Д`Отремон, потому что наша судьба так распорядилась, женщина стала его, когда на самом деле была моей.
– Не думаю, что ты что-то потерял. К тому же, он хотел быть твоим другом…
– Моим другом? Ложь! Его дружба была обманом, она никогда не шла от сердца… Среди драгоценностей и богатств нашего отца, он унаследовал лишь угрызения совести. Чтобы освободиться от этого, он хотел помочь мне, но презирал, и презирал так, что одна только мысль, что меня могла полюбить женщина, он начал презирать еще и Монику де Мольнар. Это не было невинностью; вот там и упала его маска. Мольнар, влюбленная в Хуана Дьявола заслуживала тысячи смертей; заслуживала принадлежать мне, как будто это наихудшее наказание, и это навязал он. Швырнул мне в руки, будто кинул падаль собаке.
Он распоряжался моей жизнью, как всегда. Мог распоряжаться, потому что имел все; даже любовь Моники. И из-за этой любви она приняла жертву, упала в мои руки, как жемчужина в уличную грязь, оторванная от короны. Если бы она любила меня… Был час, Ноэль, день, секунда, когда наш долг был погашен. Знаете, где это было? На острове Доминика, когда в голубых глазах Моники дрогнула мечта счастья. Это была звезда, которая блестела в глубине колодца, луч света, осветивший мою мглу, цветок, раскрывшийся рядом с решетками моей тюрьмы. Это была награда, моя награда, но он снова вырвал ее. Она продолжает любить его, светловолосого и радостного Ренато Д`Отремон, достаточно непостоянного, чтобы истинно любить ее, когда обстоятельства были невозможными.
– Она была тебе верна, Хуан, не забывай.
– Она верна себе, потому что в ней не совмещаются низкие или подлые действия. Но из-за него она заперлась в монастыре, позволила увядать красоте в этих стенах, чтобы спасти, защитить его, сложив руки и умоляя, чтобы я не нападал на него, не ранил его; чтобы принять мучительную жизнь, как будто она решила умереть в тишине, чтобы Ренато Д`Отремон жил счастливо. А теперь вы и хотите, чтобы не было брожения ненависти, которая поднимается во мне, когда я только произношу его имя? Утверждаете, что можно понять и простить?
– Я лишь хотел посоветовать, чтобы ты повернулся спиной к этому. К прошлому, стер его, Хуан. Оно уже прошло, его не существует…
– Прошлое – единственное, что мы имеем. Мы сами оставляем следы в нашем прошлом, наши мысли, чувства. Кто я, как не тот несчастливый ребенок, которого Бертолоци питал желчью и ядом, ради грядущего наказания врага или победителя, чтобы отомстить жизнью за оскорбление? Боль, унижения, все, от чего мог страдать ребенок душой и телом, от всего этого страдал я. Вы думаете, что все прошло? Правда так думаете? Скажите это, глядя в глаза, Ноэль.
Педро Ноэль опустил голову. Затем проследил взглядом за Хуаном, который подошел к внутренней двери дома, и повернулся к ней решительным жестом.
– Хуан, куда ты?
– Не беспокойтесь, Ноэль. Просто удовлетворить любопытство. Хочу знать, что думает, считает, чувствует Моника де Мольнар. Хочу знать, насколько сильна ее любовь, несмотря на кровь сестры, брызнувшей сегодня на Ренато, которая могла бы покончить с ним. Хочу увидеть и послушать!
– Каталина… Моя бедная Каталина…