Хуан Дьявол
Шрифт:
– Ты не можешь этого сделать, Ренато! Расследовать, будоражить, выискивать, бросить грязь на ту, которая уже умерла, заплатив жизнью за ошибки и недостатки. В сотни раз больше тебя страдала я из-за нее, но смогла от всей души ее простить.
– Я простил ее, но его…
– Если ты любишь меня, как говоришь, не должна быть в твоем сердце ненависть и жажда встретиться с так называемым соперником. Если любишь, как клянешься, неужели тебя настолько волнует то, что Айме могла сделать…
– Меня волнует потому, что это важно, потому, что меня очерняют, унижают и пятнают позором твои глаза. Женщина может любить мужчину, который убил другую, чтобы
– Это говорит не твое сердце. Это кричит твоя гордыня, а этот голос я не хочу слушать, Ренато. Это…
– Я вижу, ты дрожишь. И эта дрожь, скорбь подтверждает подозрение, которое свернулось клубком в моей душе. Соперник, которого мне придется найти, чтобы отомстить за оскорбление Айме, тот самый человек, которому я кинул тебя в момент безумия, с кем безуспешно борюсь, чтобы вырвать тебя. Моя тень, вечный соперник, враг природы и общества, которого я получил прямо с рождения: Хуан Дьявол!
– Нет! Нет! – отрицала встревоженная Моника.
– Да! Да! Твой голос, цвет, взгляд изменились. Чего ты боишься? Волнуешься из-за него или меня? Думаешь, он сможет победить меня, стоя лицом к лицу? Ты думаешь, как и моя мать, что я слабее?
– Я думаю лишь, что ты потерял рассудок. Хуан Дьявол ничего тебе не сделал. Ничего, потому что его не волнует. Разве Хуан Дьявол оставил бы меня в монастыре, если бы любил? Он принял без возражений прошение о расторжении брака, чтобы разлучиться навсегда. Повернулся к нам спиной, ему ничего не надо от нас. С деньгами, что он выиграл у тебя ночью, он готовит дело, чтобы добиться успеха. Он покупает лодки для рыбной ловли и строит дом на Мысе Дьявола…
– Он все это делает? А ты откуда знаешь? Откуда тебе известны такие подробности? Почему это тебя так волнует?
– О! Иисус! – воскликнула напуганная Моника.
– Что? Хуан Дьявол!
Они резко разъединились, удивление Моники превратилось в ужас. Хуан явился, как на заклинание на свое имя, с покрасневшим лицом при быстром беге, заставив скакать лошадь, со взъерошенными волосами, обнаженной широкой грудью, с неряшливым и неопрятным видом в наихудшие свои дни. Его взгляд молнией осветил Монику и Ренато. Можно сказать, он измерял, оценивал бледных и траурных, и презирая с плебейским видом двух одинаковых сеньоров, иронично проговорил:
– Вижу, привычки аристократов не изменились. Когда умирает родственник, даже если нам кажется великолепным, что наконец-то он умер и похоронен, одевается траур, благоразумно вытираются слезы, и начинаются молитвы перед могилой, покрытой цветами. Как же красиво все это! Как романтично! Было ужасно любопытно узнать, по-прежнему ли так происходит в высших кругах. Любопытство настолько огромное, что ради него я совершил эту поездку, и не ошибся. Стоило гнать лошадей. Сцена трогательная. С той стороны ограды трогает душу. Оно может служить темой художнику запечатлеть свое лучшее полотно.
– Хуан… Хуан…! – упрекнула Моника, сгорая от стыда.
– Думают о том, что же следует написать на надгробии? «Для Айме, совершенной и обожаемой сестре».
– Хватит! – разъярился Ренато. – Глупец… Простолюдин…!
– Нет, нет, нет! Не здесь!
Моника вскочила и встала между двух мужчин, расставив руки отчаянным жестом и, прикоснувшись к ее холодной и белой руке, Хуан, казалось, затих, чтобы
снова бросить желчь сарказма:– Это место не подходящее, Святая Моника права. Но достаточно сделать несколько шагов, Ренато, чтобы отойти куда угодно. Тебе так не кажется?
– Если ты вооружен. Я не буду драться, как батрак!
– Конечно. Ты будешь бороться мечом, но с кабальеро твоего клана. Со мной не можешь драться как кабальеро и батрак. Какая удобная позиция! Тебе придется вытерпеть все обиды и поношения.
– Негодяй! Я буду раньше часа в месте, которое назначишь! Жди со всем оружием, что сможешь унести. Защищайся, как хочешь, зубами и когтями, потому что я готов убить тебя!
– Один или с кем-то? – прокомментировал Хуан насмешливо. – Сколько слуг думаешь привести, чтобы они прикрыли тебя?
– Я убью тебя сам!
– Нет… Нет! Пойдем, Хуан! – умоляла Моника, бросаясь в объятия Хуана, и заставляя Ренато остановиться и отступить, умоляя: – Не приближайся к нему, не сражайся, потому что сначала убьешь меня! Увези меня, Хуан, увези! Я твоя жена, имею право требовать у тебя!
– Моника…! – посетовал вышедший из себя Ренато перед ее поведением.
– Не приближайся, Ренато, потому что клянусь, я уничтожу тебя. – пригрозил Хуан зловеще. – Идем, Моника!
Напрасно Ренато искал чего-нибудь. У него ничего не было, кулаки были бесполезны для Хуана. Взгляд кружился по сторонам, пока наконец Ренато не побежал за ними, как сумасшедший; но более сильный и быстрый, Хуан подбежал к экипажу, уводя Монику, и мгновения было достаточно, чтобы взять поводья и тронуться с места, пока отчаянный Ренато безумно кричал:
– Не убегай, не сбегай! Иди! Даже кулаками я убью тебя, проклятый ублюдок, грязный пес…!
– Поезжай, поезжай, Хуан! – торопила возбужденная Моника. – Не останавливайся, не слушай, не останавливайся, не слушай, не оборачивайся. Я выброшусь из повозки, убью себя! Поезжай, Хуан!
Медленно руки Хуана ослабили натянутые поводья, давая отдохнуть усталым лошадям. Ехать было далеко по старой дороге, соединявшей две долины, а уже опустилась ночь. Только молчание и одиночество по шероховатой дороге в гору. Тяжело дышали уставшие кони, из груди рядом сидящей женщины послышался стон, словно брошенной на сиденье и спрятавшей лицо между ладоней.
– Теперь слезы, а? Ладно, полагаю, это естественный сброс напряжения для самого сложного создания: женщины. Разве неправда? – И несмотря на это, попросил ее, смягчая горечь: – Пожалуйста, успокойся! В конце концов, ничего не случилось. К чему столько слез? Как всегда, ты достигла цели. Управляешь мной по своей воле.
– Я…? – удивленно пробормотала Моника.
– Ты прекрасно умеешь это, Моника де Мольнар. Иногда я думаю, что ты очень искусно играешь сердцами мужчин. Снова ты заставила меня отойти, отступить, оставив дорогу свободной.
– Но ты же увез меня с собой! – горделиво заметила Моника.
– О, конечно! Что-то нужно отдать варвару. Триумф, соответствующий Хуану Дьяволу. Не плачь больше. Не говори слов. Я прекрасно знаю, что ты со мной, и по этой же причине выбросилась бы из кареты на ходу, играя жизнью: чтобы защитить Ренато. Ладно, едем в Сен-Пьер?
– Как пожелаешь, Хуан. На самом деле, я не знаю, зачем ты приехал…
– За тобой! – высокомерно отозвался Хуан. – Кампо Реаль для тебя не место; по крайней мере, пока ты моя жена. Потому что пока не расторгнут наш союз, ты не будешь спать под крышей Ренато Д`Отремон. Это единственное право, от которого я не откажусь!