Хубара Голаны
Шрифт:
– Надоело?
– понимающе ответил таможенник, - военный контракт?
– Да, на третий год поехал!
Внезапно вновь став строгим, сотрудник подвинул сумку к Симонову и официальным тоном сказал;
– Проходите!
Не веря в удачу, Володя, миновав паспортный контроль, оказался за границей.
При взвешивании ручной клади выяснилось, что танк оказался тяжелее, чем Симонов предполагал. Взвешивала симпатичная русская сотрудница аэрофлота, но так как рейс был сирийским, рядом стоял то ли представитель компании, то ли член экипажа, внимательно наблюдавший за
Симонов собрался было, уже выложить пару бутылок, но девушка, взвешивающая ручную кладь, напомнила арабскому представителю:
– Только что, вы пропустили советского молодого человека вылетающего в Турцию, у которого и ручной клади-то не было, но двадцать килограмм уже были включена в стоимость его билета. Так?
– чувствовалось, что сотрудница Аэрофлота была почему-то обижена на сирийского представителя.
– Я прошу вас включить перевес этого пассажира в тот неиспользованный вес!
Не ожидавший такого поворота араб, вероятно владеющий русским языком, выставив перед собой ладони, заулыбался:
– Да, да! Конечно, какой разговор! Пожалуйста!
Пока Симонов заново оборачивал в сумке бутылки полотенцем и застёгивал замок, девушка тихонько сказала Володе:
– Он тут стоит, каждый недовес записывает. Наши пассажиры из дома, как правило, налегке едут, без особого багажа. Что туда везти? А он потом, этот вес своим отдаёт, думаю не бесплатно. Они от нас порожними-то не летают!
– улыбнувшись, пожелала, - счастливого полёта!
До вылета было около часа. Побродив по полукруглому холлу, глядя в громадные окна на стоящие на посадке самолёты, Володя почувствовал голод. Лёгкий завтрак из пары бутербродов с твёрдым, как пластмасса сыром, и стаканом тёплого чая, вот и всё, чем он довольствовался в этот день.
Заглянув в один из буфетов, решил взять чай и какую-либо булочку, за границей цены были другие, поэтому на большее Симонов и не надеялся. Покопавших во внутренних карманах, он неожиданно, обнаружил несколько двадцати-пяти рублёвых купюр, вероятно лежавших там, ещё со времени отпускных поездок.
Володя заказал бутерброд с чёрной икрой, сто грамм коньяка, и двухсот - пятидесяти граммовую подарочную бутылочку виски. Подумав, купил бутылку армянского коньяка "Арарат". В буфете, за столиком в углу, расположились два негра, за другим столиком он увидел двух арабов, один оказался тем самым молодым человеком, которому он предлагал закрыть рот. Он тоже узнал Симонова, и что-то сказал своему спутнику, тот изучающее оглядел Володю, с явным намерением подойти.
Симонов ответил безразличным взглядом и отвернулся, подумав про себя:
– Этого мне только не хватало! На скандал они явно не пойдут - это всё-таки Москва. Но какую-нибудь гадость, если у нас один рейс, могут сделать. Если не тут - в Москве, то по прилёту - в Дамаске. Там мяч на их стороне!
Но,
на его счастье, диктор объявил посадку на самолёт, вылетающий в Дубай, и молодые люди удалились.Наконец объявили посадку на рейс в Дамаск. Не с первого раза найдя нужный посадочный рукав, Симонов встал в очередь и вновь оказался рядом с аспирантом сельскохозяйственного ВУЗа. Непосредственно перед входом в самолёт, стюардесса сирийского рейса проверяла посадочные талоны. Тут же стоял капитан пограничник, проверяя паспорта. Рядом кто-то из членов экипажа с прибором-металлоискателем. Что на других рейсах Симонов никогда не наблюдал:
– Опасаются террористов из банды "Братья Мусульмане", - предположил Володя, - значит, не всех уничтожили, остальных просто разогнали, они попрятались кто где, и ждут своего часа.
Когда подошла его очередь, мужчина прибором провёл по груди и ногам. Жестом попросил повернуться спиной и сделал то же самое. Затем хотел проверить сумку, которую Симонов держал в руках. Стоили прибору только приблизиться к сумке, он истерически запищал, испугав присутствующих.
– "Шу хадо - что это?
– спросил проверяющий.
– "Дабаби - танк" - ответил Симонов.
– "Киф дабаби - как, танк?" - не понял араб.
Пришлось достать презент и показать его. Все с удивлением рассматривали блестящую начищенной медью копию танка.
– Это не драгоценный металл?
– поинтересовался пограничник.
– Нет! Его уже в таможне проверяли, - ответил Симонов, жалея, что вообще, зря затеял эту историю с подарочным танком.
Араб крутил в руках танк не зная, как поступить. Пограничник спросил:
– Вы военнослужащий? Кому везёте подарок?
Тщательно подбирая слова, стараясь не выдать своё волнение, Володя пояснил по-арабски, что он подполковник, советник командира танковой бригады, подарок везёт для своего друга - командира бригады генерала Амина - племянника президента Асада.
Он думал, что сириец его не поймёт. Но тот всё прекрасно понял, вернул танк Симонову и показал рукой - проходите. Уходя, Володя повернулся и ответил пограничнику:
– Я военный советник, а танк, подарок сирийскому генералу!
Заняв в салоне свое место, Симонов вновь оказался рядом с аспирантом из Краснодарского ВУЗа. Чему тот очень обрадовался, чистосердечно признавшись, что хотел бы в полёте поговорить, как он выразился, "со свежим человеком".
"Свежий человек" Симонов не возражал, сказав, что будет рад такой беседе, и подумал:
– Это будет прекрасная возможность освежить свой "арабо-хабирский" диалект, после месячного отпуска.
Одним из последних пассажиров в салон вошёл тот самый молодой араб, с которым Симонов поругался у билетных касс в Москве. По-видимому, он провожал своего друга вылетающего другим рейсом, и чуть не опоздал на свой. Не глядя по сторонам, он быстро прошёл в глубину салона.
Володя огляделся, Boeing на котором им предстояло лететь, был не настолько стар, сколько неухожен. Внутренняя отделка бортов и материал пассажирских кресел были "замусолены" и, по-видимому, никогда не встречались с шампунем. Спинка среднее кресла в переднем ряду не стопорилась и попытка полной женщины-пассажирки его немного опустить, кончилось тем, что спинка, вместе с пассажиркой, загремев, упала на колени сидящего сзади аспиранта. Все усилия поднять и застопорить её, закончились ничем. Стюардесса увела полную даму в хвост самолёта. На иллюминаторе отсутствовало внутреннее стекло, и позже, по просьбе пассажира сидящего у стенки, его заткнули подушкой.