Художник из 50х

— Краски есть? — спросил Гоги.

— Есть, конечно. — Старик достал из ящика тубы. — Вот масляные, немецкие ещё. Трофейные. Качество отличное.

Гоги взял тубу, прочитал этикетку. «Schmincke» — знаменитая фирма. Краски действительно были превосходными, яркими, с богатой палитрой.

— Почём?

— Десять рублей за тубу. Дёшево не отдам — сам художник, знаю цену.

Дорого, но качество того стоило. Гоги выбрал пять туб — синий ультрамарин, кадмий жёлтый, краплак красный, умбра жжёная, титановые белила.

— А кисти есть?

— Есть. — Старик показал набор. — Колонок, соболь. Тоже трофейные.

Кисти были отличными — тонкие, упругие, с удобными ручками. Гоги купил несколько штук разного размера.

— А холсты?

— Холстов нет, зато есть картон грунтованный. — Старик достал пачку. — Хороший, плотный. Масло держит отлично.

Картон был действительно качественным. Гоги взял десять листов разного размера.

— Сорок рублей всего, — подсчитал старик.

— Тридцать пять.

— Тридцать восемь. Меньше не могу — сам с голоду помру и по миру пойду.

Сделка состоялась. Старик аккуратно упаковал покупки в газету, перевязал бечёвкой.

— Удачи в творчестве, — сказал он. — И поосторожнее будьте — времена нынче такие, что за каждый мазок спросить могут.

Гоги пошёл дальше по рынку. В лотке букиниста наткнулся на интересную находку — альбом репродукций японского искусства. Довоенное издание, редкость.

— Это можно посмотреть?

— Смотрите, — разрешил продавец. — Только аккуратно.

Гоги пролистал альбом. Гравюры Хокусая, Хиросигэ — тонкие линии, изящные композиции, удивительная гармония. Именно то, что нужно для изучения восточного стиля.

— Сколько?

— Пятнадцать рублей. Редкость, понимаете.

Дорого, но альбом того стоил. Гоги расплатился, спрятал книгу во внутренний карман.

У торговца старыми вещами нашёл деревянную шкатулку — красивую, с медными уголками. Внутри оказался набор тушей — китайских, в брикетах. Продавец не знал, что это такое, продал за рубль.

— А это что за железка? — спросил Гоги, указывая на странный предмет.

— Не знаю. Вроде нож какой-то, но странный.

Гоги взял предмет в руки. Нож действительно был необычным — узкое лезвие, изогнутая рукоятка, иероглифы на металле. Японский, похоже. Для резьбы по дереву такой подойдёт идеально.

— Почём?

— Да рубль дайте. Всё равно не знаю, что с ним делать.

Ещё одна удачная покупка. Гоги расплатился, сунул нож в карман к основному ножу.

В лотке с книгами нашёл сборник китайской поэзии — в переводе, но интересный. И ещё альбом архитектурных зарисовок неизвестного автора. Всё купил за пять рублей.

Последней находкой стала шёлковая ткань — китайский шёлк с тонким рисунком. Продавщица не знала ему цену, отдала за три рубля. А Гоги уже представлял, как будет писать на такой основе — тушью, в восточном стиле.

Домой возвращался довольный. Потратил почти все деньги, но приобрёл сокровища. Качественные материалы, книги для вдохновения, инструменты для новых экспериментов.

В комнате разложил покупки на столе. Немецкие краски, японские ножи, китайская тушь, альбомы восточного искусства. Целый арсенал для творчества в новом стиле.

Теперь можно было работать по-настоящему. Создавать те миры, что рождались в воображении. Красивые, необычные, полные скрытых смыслов.

Искусство без границ и запретов.

Именно такое, каким оно должно быть.

В кухне было тихо — соседи ещё не вернулись с работы. Гоги поставил самовар, достал заварочный чайник. Насыпал щедрую ложку чая — хорошего, индийского, который покупал для особых случаев. Этот вечер определённо был особым.

Пока вода закипала, он пролистал сборник китайской поэзии, купленный на рынке. Тонкие страницы, изящный шрифт, имена, которые ничего не говорили уму, но отзывались в душе. Ли Бо, Ду Фу, Ван Вэй… Поэты из другого мира, другого времени.

Самовар загудел. Гоги заварил чай, подождал, пока настоится. Налил в стакан — крепкий, ароматный, цвета янтаря. Сел к окну, открыл книгу наугад.

'Сижу один среди цветущих гор,

И птичьи песни — спутники мои.

Луна встаёт над дальней синевой,

И я с луною говорю, как с другом.'

Простые строки, а от них веяло такой древней мудростью, что дух захватывало. Поэт жил тысячу лет назад, в стране, которую Гоги никогда не видел. Но чувства — одни и те же. Одиночество, красота природы, разговор с луной как с живым существом.

Он перевернул страницу, прочитал ещё:

'Что есть богатство? Горсть весенних цветов.

Что есть слава? Тень на воде.

Лучше сидеть у ручья и слушать,

Как камни поют о вечности.'

Гоги отпил чаю, задумался. В этих стихах была философия, чуждая советскому мировоззрению. Никакой борьбы за светлое будущее, никаких планов пятилеток. Просто принятие мира таким, какой он есть. Мудрое смирение перед течением жизни.

'Дао, которое можно выразить словами,

Не есть истинное Дао.

Мудрец не стремится к действию,

Он действует через недеяние.'

Недеяние… Странное понятие. Как можно действовать, ничего не делая? Но чем больше Гоги думал, тем яснее становился смысл. Не суетиться, не рваться вперёд, а течь по жизни, как вода по руслу реки. Находить путь наименьшего сопротивления.

За окном начинало темнеть. Редкие прохожие спешили домой, где-то играла гармошка. Обычная московская жизнь, а в голове звучали строки о горах, реках, бесконечности неба.

'Осенний лист падает в пруд.

Круги расходятся по воде.

Где лист? Где круги?

Остался только пруд.'

Философия буддизма, даосизма — течения мысли, которые в СССР считались религиозным дурманом. Но в стихах не было религии в обычном смысле. Была попытка понять устройство мира, найти своё место в нём.

Гоги допил чай, перелистнул страницы. Каждое стихотворение — маленькая драгоценность. Несколько строк, а в них — целая вселенная смыслов.

'Мастер спросил ученика:

— Что такое пустота?