ХВ. Дело № 2
Шрифт:
…подумать только, а ведь когда-то я в компании таких же помешанных, мог сутками напролёт мог бродить по, существующим только в нашем коллективном воображении мирам! А то и самому занимать место «донжон-мастера» и водить по этим мирам других… И теперь вот дело повернулось так, что я сам готов занять место в партии приключенцев — при том, что предстоящий квест придётся проходить отнюдь не в сконструированной по разнообразным «гайдам» и «спеллбукам» реальности…
— Так что, соглашаемся? — спросила Татьяна. — Барченко сказал: час нам на раздумье, а потом он хочет получить окончательный ответ.
— А что, ты видишь другие
Действительно, главный эзотерик и парапсихолог «спецотдела», закончил свою речь следующими словами: «Мы сделали для вас всё, что смогли, и теперь пришло время показать, на что вы способны. Предстоящее вам дело сложное и опасное, а потому заставлять вас никто не будет, отправятся только добровольцы. Но имейте в виду: вы втроём составляете подготовленную группу, и если убрать хоть одного, то шансов на успех не останется. Так что, дав согласие, вам придётся изо всех сил, при любых обстоятельствах, держаться друг за друга».
«Как три мушкетёра! — попытался разрядить обстановку Марк. Барченко шутки не принял — глянул на него тяжёлым взглядом из-под своих проволочных очков, повернулся и, не сказав больше ни слова, вышел, плотно притворив за собой дверь.
— Тогда и спорить не о чем. — Марк хлопнул ладонью по столешнице. — Понять бы ещё, что нам предстоит. Лёшка, Барченко с Гоппиусом ведь успели побеседовать с тобой, перед тем, как собрать всех нас? А ну, давай, колись, что вы затеяли на наши…э-э-э… — он покосился на Татьяну, — …на наши головы?
— Значит, вы так и не выяснили, куда увезли ту книгу? — спросил я.
— А как бы я мог это выяснить?
Барченко скривился — похоже, это была больная тема.
— Палестинская агентура была целиком замкнута на известного вам человека, с другими они работать попросту отказались бы. Товарищи из Иностранного Отдела ОГПУ собирались послать туда нового резидента, чтобы оживить связи, но к счастью, вовремя одумались: вполне могло получиться и так, что при появлении нового связника агенты попросту сменили бы все явки — и ищи их потом свищи. Была надежда получить запасной, надёжный канал связи, но ничего из этого не вышло — наш общий друг, к сожалению, не успел написать письмо, которому его люди поверили бы.
Я покосился на Гоппиуса — при словах Барченко о «запасном канале связи» он вздрогнул и отвернулся к окну.
…неужели скрыл от своего непосредственного начальства факт передачи мне той, последней записки? Если так — то выходит, что среди господ красных оккультистов согласием и не пахнет. Это интересно, это надо будет иметь в виду…
— А как насчёт ваших методов? Тех самых, особых?
— На таком-то расстоянии? — он иронически хмыкнул. — Не говорите ерунды, молодой человек, это не в силах человеческих… и нечеловеческих тоже. Я, во всяком случае, ничего подобного даже представить себе не могу.
— А кто может? Англичане? Немцы? Они, вроде бы, плотно работают в этой области?
— Это вам тоже наш общий друг наплёл? — на этот раз Барченко не скрывал раздражения. — Вот уж действительно, позёр: непременно надо ему создать видимость, что он знает всё на свете и ещё кое-что сверх того! Всё это вздор, юноша, и не советую вам забивать им голову.
— Но как же так? — я изобразил удивление. — Не вы ли в прошлый ваш приезд к нам рассказывали, что у англичан и немцев есть своя программа развития
особых способностей у специально отобранных подростков?— В основном, это относилось к англичанам. — буркнул Барченко. — До нас, правда, доходило что-то подобное насчёт доктора фон Либенфельса, но как по мне, так это пустая болтовня. Впрочем, у немцев с их «обществом Туле», «Теорией Полой Земли» и прочими романтическими бреднями всегда так: масса пафосной болтовни и заумных теорий, а до практической деятельности, тем более, за границей руки никогда не доходили. Тот жеЛибенфельс слишком занят сейчас своим «Орденом Новых Тамплиеров», ни на что другое его попросту не хватает…
— «Новые тамплиеры», говорите? — я встрепенулся. — А они имеют какое-нибудь отношение к компании, что засела в московском музее Кропоткина?
— А вы откуда о них знаете? — удивился мой собеседник. — Тоже Яков рассказал?
Вместо ответа я попытался изобразить многозначительную улыбку. То-то, Александр Васильич, не вы один умеете говорит недомолвками…
Барченко, похоже, намёк понял.
— Как вам сказать… — он потёр переносицу под дужкой очков. — Связь между ними вполне может существовать. Я бы даже сказал, она наверняка имеет место. Но ГПУ этим вопросом заниматься пока не желает. Дело в том, что фон Либенфельс с его орденом в Германии веса не имеет, и, соответственно, их контрагенты здесь, в СССР особого интереса для «органов» не представляют.
— Не имеет веса, говорите? — это была новость. — А я-то думал, что их как раз поддерживают. Тот же Адольф Гитлер со своей партией национал-социалистов…
Барченко поглядел на меня с уважением.
— Не устаю удивляться вашей осведомлённости, юноша. О таких вещах у нас, в Союзе вообще мало кто знает… впрочем, неважно. Вы правы: НСДАП сейчас как раз входят в силу, они даже в рейхстаге представлены. Но дело в том, что Гитлер, хотя и помешан на расовой теории, но тайные общества вроде тех же «новых тамплиеров» терпеть не может. Фон Либенфельс пытался втереться к нему в доверие, но успеха не имел. Может, показался потенциальным конкурентом?
Я покачал головой. Уж в этом-то вопросе я худо-бедно разбирался, успел почитать в своё время…
— Скорее уж не Гитлеру, а Генриху Гиммлеру. Этот господин возглавляет в НСДАП внутренние охранные отряды и одержим идеями пангерманизма и ариософии. Он даже символику для своих «СС» выдумывал на основе древней мифологии. Сдвоенная руна «зиг», обозначающая «победа» — неужели не слыхали?
— Вы и это знаете? — на этот раз брови у Барченко поползли на лоб, в самом буквальном смысле, так, что он едва не уронил очки. — Только не говорите, что об этом вам тоже поведал бедняга Яков! Он подобными вещами никогда особенно не интересовался, если не считать одного эпизода... Вот о нём-то мы с вами сейчас и поговорим — если вы не против, разумеется.
Я снова попытался отделаться многозначительной улыбкой.
«…вот уж точно — язык мой — враг мой…
— И о чём же вы с ним говорили? — спросила Татьяна. Она слегка успокоилась — уселась на стул и слушала, ни разу не перебив.
Я вздохнул.
— Ребят, давайте договоримся: когда будет можно, я сам вам всё расскажу.
— А сейчас, значит, нельзя?- осведомился Марк. С ядом в голосе осведомился, и это было плохо. Значит — не верит.
…а я бы сам в такой ситуации поверил бы?..