ХВ. Дело № 2

Я следил за вами с того момента, как вы поселились в пансионе. — продолжал отпрыск «льва революции». — Хотел зайти к вам в номер, но там могла быть слежка. Стал ходить за вами, едва не потерял в той греческой кофейне, и только сейчас, когда понял, что вы собираетесь покинуть город, а возможно, и Турцию, решился подойти и заговорить.

— Тогда ясно. — Давыдов кивнул. — Мы, признаться, приняли вас за сотрудника советского посольства.

— Да, я всё понимаю. — Седов обозначил лёгкий поклон и приподнял двумя пальцами шляпу. — Простите, что напрасно вас побеспокоил…

Марево схлынуло, осталось головокружение. На этот раз он уже сидел, так что посторонней помощи не потребовалось, хотя парочка европейцев за соседним столиком встревоженно косилась на немолодого мужчину, которому, кажется, стало дурно. Яша нашёл в себе силы улыбнуться, показать жестом, что с ним всё в порядке и с облегчением откинулся на спинку скамьи, заменявшем в этом заведении, стулья, и прикрыл глаза.

«…что это было, а?..»

…флэшбэк, что ж ещё? Как и в прошлый раз, он видел всё глазами Алексея Симагина — но не благополучного обитателя двадцать первого столетия, а попаданца, запертого в чужом теле в 1929-м году. А вот в плане информации этот сеанс оказался ничуть не менее продуктивным — правда, на несколько иной лад. Он, как когда-то и сам Симагин, восстанавливал свою память — но не борясь с вызванной «обменом разумов» амнезией, а попросту вспомнив некую забытую за ненадобностью деталь. Всё дело в письмах, конечно — тех самых, о которых так сокрушался Лев Седов. Они ведь существовали на самом деле, и были переданы ему сыном Троцкого во время майского визита в Константинополь — Яша именно после него отыскал в Москве Давыдова и Гринберга, и заварил всю эту кашу. Только вот до СССР письма так и не доехали — хорошо представляя себе, какую опасность представляет их содержимое, Яша предпочёл припрятать здесь, в Стамбуле. Собирался забрать их во время следующего своего визита, но так и не собрался — зато в самом деле, предупредил Седова о возможном видите двух своих малолетних сотрудников, и даже показал их фотографии.

Письма так и остались лежать в тайнике, в мало кому известной библиотеке митрополииКонстантинопольского патриархата, что в Халкидоне — ныне этот древний, построенных ещё в византийскую эпоху, городок поглощён Стамбулом и превратился в пригород Кадыкёй. Об этом укромном местечке Яша узнал случайно, во время своего недолгого пребывания в Персии в двадцатом году. Вихри наступающей мировой революции сводили его тогда с самыми разными людьми — и многие из этих знакомств пригодились позже, когда понадобилось выстраивать легенду торговца древними еврейскими книгами Якуба Султан-заде, верой и правдой послужившую ему и на Ближнем Востоке и здесь, в Турции. Одним из таких знакомых стал строительный подрядчик, персидский еврей родом из города Решт, что в провинции Гилян; этот достойный человек в своё время немало поскитался по странам Среднего и ближнего Востока, побывал в Египте и Турции, где около года проработал простым каменщиком и плотником. Среди прочего, ему довелось потрудиться на ремонте той самой библиотеки Константинопольского патриарха, и во время этого ремонта он и обнаружил — совершенно случайно! — искусно скрытую в нишу, которую запирал хитрый замок — для того, чтобы открыть его, следовало нажать последовательно на два завитка старинной каменной резьбы на стене. Увы, ниша оказалась пуста — может, когда-то в ней и хранилось что-то ценное, но теперь здесь были лишь вековые наслоения пыли да паутина. Работы в библиотеке продолжались месяца два, и за это время незадачливый кладоискатель поработал над тайником, позаботившись о том, чтобы его невозможно было случайно обнаружить. Зачем это было нужно — он и сам не знал. Так, на всякий случай, может, когда-нибудь и пригодится?

Но — не пригодилось. Каменщик успел перебраться назад в свой родной Решт, завёл собственное дело, разбогател, состарился — и однажды рассказал о халкидонском тайнике человеку в кожаной куртке и с маузером по имени Якуб-заде, явившемуся с северного берега Каспия. Рассказ стал частью платы за услугу, которую чужак оказал ему, избавив от кое-каких мелких неприятностей — но, увы, не горькой участи, настигшей беднягу спустя несколько месяцев. Когда солдаты с красными звёздами на фуражках погрузились на свои суда и уплыли, оставив город войскам шаха, бывший каменщик в компании прочих, помогавших русским пришельцам, после недолгого суда встал к кирпичной стене портового пакгауза, под прицелы комендантского взвода…

А о тайнике Яша не забыл. И, оказавшись перед проблемой — что делать с опасными письмами, как сохранить их до лучших времён? — вспомнил о тайнике в халкидонской библиотеке. Ему и раньше, в бытность свою персидским книготорговцем и, по совместительству, резидентом ОГПУ, случалось работать в её хранилищах — так чтоне составило особого труда попасть в нужный зал, нажать на нужные завитки — и положить перевязанный бечёвкой свёрток в открывшуюся нишу.

«А ведь переписка может пригодиться ему и теперь, в двадцать первом веке! — внезапно понял Яша. — Конечно, никого из упомянутых в этих письмах давно нет в живых, политическое их значение во многом утратило актуальность. Хотя, это ещё как сказать: если их опубликовать в толковой обработке, это будет настоящая сенсация!»

Он достал из кармана смартфон и набрал несколько слов в поисковике, потом сверился с ГУГЛ-картой Стамбула. Так, прямо сейчас обменять билет до Измира на следующий рейс, взять такси, за полчаса доехать до Кадыкёя. А по пути — молиться богу Израиля (в которого он, Яша, не верил), чтобы тайник оставался на прежнем месте — за сто лет и с ним, как и с самим зданием библиотеки могло случиться что угодно.

Всё оказалось на месте — и метрополия, и библиотека и тайник. Пришлось, правда, заплатить пятнадцать евро, а потом битых полтора часа дожидаться, листая старый, тридцатых годов, альбом с репродукциями икон, когда в читальном зале не останется посетителей, а смотритель в монашеском клобуке отлучится куда-то по своим монашеским делам. К этому Моменту Яша уже разглядел нужное место и даже различил покрытые слоем побелки нужные завитушки. При нажатии пальцем они, скрипнув, ушли в стену; он наклонился, отмерил пальцами положенное расстояние от пола и сильно стукнул по стене кулаком. Крышка тайника подалась сразу — отскочила, засыпав пол мелким белым крошевом. Пакет оказался на месте, и Яша успел ещё замести осыпавшуюся штукатурку под книжный стеллаж и пододвинуть к тайнику стул — так, чтобы его спинка замаскировала изуродованную стену. Дежурный библиотекарь, конечно, обнаружит непорядок, тайник теперь для Яши потерян — но какая разница, если он с лихвой выполнил свою задачу, сохранив драгоценные письма?

Оставался, правда, риск, что монахи среагируют на «взлом» и сообщат в полицию. Но, во-первых, Яша документов своих не показывал, аво-вторых — что, собственно, ему могли предъявить? Порчу отделки стены? Прекрасно, он готов возместить стоимость ремонта и даже уплатить штраф. Что же касается перетянутых бечёвкой писем, что лежали в кармане его пиджака — так это ещё надо доказать, что они взяты именно отсюда. Никаких документов на эту «единицу хранения» у монахов нет, да и кому придёт в голову держать тайную переписку Троцкого с Иосифом Сталиным и другими крупными деятелями Советской России в библиотеке митрополии Константинопольского патриархата? Бред, да и только!

…В Измир Яша не поехал. Отправив пространное письмо с извинениями симагинскому знакомцу, взял билет на ближайший рейс в Баку, откуда, как ему объяснили в кассах аэропорта, можно, потеряв на пересадке всего полтора часа, улететь в Москву.

Такси еле ползло в сплошном потоке машин, пересекающих мост через Босфор — на этот раз, с азиатского берега в Европу. Яша весь извёлся в этом бессмысленном ожидании. Умом он понимал, что как бы не были «взрывоопасны» добытые им документы в двадцать девятом году, сейчас они представляют ценность разве что для учёных историков и коллекционеров. И всё же, никак не мог унять нервную трясучку. Вожделенная добыча, казалось, вот-вот прожжёт ему карман — а потому, убедившись, что таксист не интересуется, чемзанят сидящий на заднем сиденье пассажир, Яша извлёк пакет из кармана и, ломая ногти, распустил задеревеневший от времени узел и развернул упаковочную бумагу.

Внутри оказалась не одна пачка писем, а две. На одной красовалась неразборчивая надпись по-французски, сделанная рукой Седова — эту пачку он засунул в внутренний карман пиджака и взвесил на ладони вторую, перевязанную легкомысленной красной ленточкой. Он сам когда-то её повязал — в пачке хранилась самая важная часть его личного архива, вывезенного из СССР в самом начале его карьеры резидента советской разведки в Константинополе. В этих бумагах не было упоминаний о людях, фигурировавших в документах из первой пачки, но «убойностью» своей они ничуть им не уступали. В руках тех, чьи имена упоминались в этих записях, когда-то находилась поистине чудовищная власть, и то, что источником этой власти была главная спецслужба Страны Советов, делало эти бумаги по-настоящему опасными для их обладателя.

Правда, с одной немаловажной оговоркой: какое бы значение не имели эти бумаги в тысяча девятьсот двадцать девятом году — с тех пор прошло без малого сто лет. И что делать с ними сейчас, во втором десятилетии двадцать первого века, Яша не представлял совершенно.

III

— …тогда всё ясно. — кивнул я. — А то мы, признаться, приняли вас за сотрудника советского посольства и несколько напряглись.

Беседовали мы, стоя на пирсе, шагах в двадцати от пришвартованного парового катерка, на котором собирались перебраться на азиатский берег Босфора. Татьяна уже была там; других пассажиров на этом рейсе не предусматривалось, и хозяин катера, грек, нетерпеливо поглядывал на нас, стоя на носу своей посудины.

— Да, я всё понимаю. — мужчина обозначил лёгкий поклон и приподнял двумя пальцами шляпу. — Простите, что напрасно вас побеспокоил.

Он повернулся и, не оглядываясь, пошёл прочь.

— Думаешь, он и правда, сын Троцкого? — спросил он.

Я пожал плечами.

— Насколько мне известно, у Льва Давыдовича действительно был сын, и он помогал ему в его политических делах. А вот фамилии — Седов там, или какая-нибудь другая — извини, не припомню. Я ж никогда специально этим не интересовался — так, прочёл где-то, вот и отложилось в памяти.