Хюльдра
Шрифт:
– А кофе есть?
Вася с улыбкой кивнул и подал ей высокую бежевую кружку, до краев наполнив ее эспрессо из кофейника. Алиса с удовольствием отхлебнула. Она помнила, как брат любит ее кормить. В отличие от вечно худеющей Анфиски, Алиса с удовольствием поглощала все, что нащупывала на расстоянии вытянутой руки.
– Чудесно, - Вася хлопнул в ладоши, - мне нужно сделать пару звонков, а ты располагайся. Там душ, вот кровать и шкаф. Вся квартира в твоем распоряжении.
– А ты?
– А я живу в другом месте…
С этими словами Заваркин скрылся на балконе, прихватив сигареты.
Алиса нахмурилась. Ее кольнуло неприятная догадка.
«У него появилась женщина», - поняла она с неудовольствием.
Она
Родители Алисы усыновили Васю и Анфису, когда тем было четырнадцать лет. Они жили в детском доме и отчаянно цеплялись друг за друга. Они не приходились друг другу родственниками, но везде представлялись братом и сестрой. Им так было удобнее жить: два разнополых ребенка, проводящих все время вместе и даже пытающихся иногда тайком поспать в одной кровати, будили в воспитателях опасения за их нравственное развитие. Их постоянно пытались разлучить, развести по разным углам, что для Васи и Аси было настоящей трагедией. Лет с десяти они стали называться братом и сестрой: Анфиса сбрила под ноль свои густые каштановые волосы, чтобы больше походить на брата, а Вася, каким-то чудом пробравшись в наглухо запертый кабинет, подделал их личные дела, сделав их обоих то ли Кузнецовыми, то ли Ивановыми. Воспитатели в детском доме часто менялись, так что никто не заметил подлога, и вскоре все махнули рукой на упрямых питомцев, справедливо решив, что все равно с ними не сладят.
Алису осчастливило решение родителей взять на воспитание Васю и Асю. Ничуть не страшась их угрюмости и самостоятельности – им было четырнадцать, они были взрослыми людьми! – она мгновенно подружилась с ними.
Теперь оглядываясь назад, Алиса понимала, насколько крепок был их тройственный союз. Они были друг за друга горой, помогали родителям, врали учителям, вместе пробовали выпивку и наркотики, болтали о сексе и продирались сквозь алгебру. Ася и Вася были намного смышленее ее, Алисы, но ни разу они не дали ей понять, какая она бестолочь. Напротив, Анфиса терпеливо объясняла ей сложные моменты в науках и не уставала повторять ей, какая она красавица.
– Ты разобьешь много мужских сердец, детка, - ласково говорила Анфиса, поглаживая ее по голове и целуя перед сном.
Алиса невольно улыбнулась, вспомнив сестру.
Алисе хотелось, чтобы так продолжалось всю жизнь, но случилось кое-что вполне ожидаемое: когда им исполнилось шестнадцать, Вася влюбился в Асю. Казалось бы, чего еще было ждать от двух людей, переживших столько вместе? Но загвоздка была в том, что Асю любовь – подростковые неловкие прикосновения, нелепый первый секс, записочки и ночные побеги из дома - как таковая не интересовала, а Вася влюбился в нее с той страстностью, которую впоследствии Алиса наблюдала только у властных мужчин, которые привыкли добиваться своего во что бы то не стало. Между ними возникло напряжение, которое было настолько осязаемо, что его, казалось, можно было проткнуть ножом. Вася, не уставая заботиться о них обеих, постепенно раскалялся добела. Он терпел ее равнодушие, подавляя ее желания и стремления неожиданными запретами, никак не вяжущимися с обликом любящего брата. Когда он практически запретил ей общаться с другими человеческими существами, Анфиса сдалась и ответила на его ухаживания.
Но это равнодушное «бери, только отстань» не устроило Василия Заваркина, и он предпринимал все более изощренные попытки разбудить в ней чувства. Дело доходило даже до пыток. Однажды ночью, встав попить, Алиса обнаружила сестру в ванной, смывающей кровь с тела. Кровь сочилась из длинных неглубоких порезов.
Анфиса не плакала, а с каким-то настороженным любопытством осматривала
свои раны. Заметив Алису, стоящую на пороге и испуганно прижимающей к груди руки сложенные в молитвенном жесте, она поспешила ее успокоить.– Со мной все в порядке, - улыбнулась она и приложила палец к губам.
Алиса прошла в ванную и помогла Асе обработать порезы перекисью. Она ни на секунду ей не поверила.
Вася закручивал гайки все сильнее и сильнее, и Алиса с ужасом ждала, когда же резьба, наконец, сорвется и их тщательно выстроенный мирок рассыплется к чертям собачьим. К тому времени Заваркины-старшие уже умерли, и у Алисы не осталось никого в целом мире, кроме этих двоих сумасшедших, так мастерски изводящих друг друга.
И словно в ответ на нашептываемые Алисой молитвы случилось чудо: Ася забеременела. Заваркиным стало ясно, что оставаться в городе Б нельзя: город очень маленький, все жители связаны одним-двумя рукопожатиями и весть о том, что Анфиса Заваркина родила ребенка от собственного брата могла бы очень сильно испортить им жизнь. Им троим. И тогда на семейном совете они решили, что если не будет с кем сравнить новорожденного, то проблема устраниться сама собой. Так Вася скрылся за границей и осел в этой благополучной сказочной стране.
Алиса тяжело переживала его отъезд. Помимо тоски по брату, она мучилась от свербящего чувства вины за то, что подала ему такую нелепую идею. Ей казалось, что она виновата в разрушении какой-то непостижимой связи между Асей и Васей, пусть даже та в последние годы и опиралась на взаимные истязания.
Но спустя пять лет, прилетев в Осло, Алиса с удивлением обнаружила, что ее брат спокоен, умиротворен и занят какими-то своими делами. Счастлив. Даже его вечная морщинка между бровями – его неизменный спутник с четырнадцати лет – заметно разгладилась. Василий-подданный королевства Норвегия сейчас выглядел как молодой человек, которым ему и полагалось быть.
С еще большим удивлением Алиса наблюдала за Анфисой, которая родив ребенка, занялась журналистикой и достигла в ней таких высот, что фамилия «Заваркина» стала брендом. Пусть ее слава была скандальной, но все же она придала этой фамилии вес и смысл, который ей не сумели придать ни Алисин отец, ни ее мать, ни тем более сама Алиса. Хотя у нее и обнаружились кое-какие литературные способности, которыми она смогла зарабатывать себе на жизнь, она, не сомневаясь, записала его в заслуги и воспитанию Анфисы. Как и то, что теперь носит свою фамилию с гордостью.
– Детка, ты очень строга к себе, - мягко говорила сестра с улыбкой, заправляя за Алисино ухо вечно выбивающуюся из хвоста светлую прядь, - ты очень талантливая.
Сама Анфиса, вырвавшись из-под Васиного гнета, стала решительной, цепкой и бесстрашной. Люди поражались ее умениям – умению держать удар, умению сопоставлять факты и умению мудро конфликтовать – и только Алиса знала, что за этим стоит. Заваркин был эмоциональным садистом и, справившись с ним, Ася уже не страшилась ничего. Алиса подозревала, что то, что делал с ней ее брат, не идет ни в какое сравнение с детсадовскими угрозами чиновников и промышленников, разоблаченных в ее публикациях.
Единственное, чего Анфиса Заваркина не терпела, так это гневных реплик и вкрадчивых замечаний в адрес своего сына. Если угроза исходила от человека лично, если слова с «особым смыслом» были сказаны Анфисе в лицо, та мгновенно преображалась: сбрасывала ехидно-вежливую маску и превращалась в чудовище, защищающее своего маленького монстрика. Алиса однажды застала такую сцену, которая поразила ее в самое сердце. Проштрафившийся чиновник ляпнул что-то вроде «подумали бы лучше о своем сыне, вдруг с ним случится что-нибудь», на что Анфиса, отбросив приличия, сузила глаза, подошла вплотную к мужчине в дорогущем костюме, еще мгновение назад пышущему гневом и источающему властность, и прошипела.