И аз воздам

– Мы услышали тебя, генерал. Иди, готовься к поединкам. Ты красиво говоришь, теперь посмотрим, как ты умеешь стрелять и бороться. – Марат Карамурзин поклонился Брехту.

Тот поклонился в ответ и вернулся к гусарам.

– Все нормально. Все идет по плану, – успокоил он нервно хватающихся то и дело за сабли гусаров. Еще бы не хвататься. Воины прибывали и прибывали, уже не меньше двух тысяч всадников собралось. А их всего пять десятков.

Глава 20

Событие пятьдесят шестое

Еще не отлита пуля, способная меня сразить!

Наполеон I Бонапарт – император Франции

Мишени сделали простые, приблизительно торс человека в натуральную величину, потом их просто покрыли тонким слоем глины, чтобы было сразу видно, что пуля попала, ну или наоборот, что товарищ – мазила. Мишеней сделали много, больше двух десятков. По совету Брехта чуть в стороне от «врагов», по которым стреляли джигиты – аскерчи с трехсот шагов, за валунами прятались дети. Когда первая партия отстреляла, то каждый юный воин подошел к своей мишени, проверил, есть ли след от пули, и поднял красный платок, если попадание есть, и черный, если его нет. После чего той же глиной след от пули замазал.

Таким образом, можно было за пару часов снизить количество стрелков в разы. А потом ведь все быстрее и быстрее этапы пойдут, количество конкурсантов будет резко снижаться по мере удаления мишени.

Но первый этап затянулся. Нет дисциплины, и никто не бросался ее наводить. Промахнувшиеся стрелки не принимали поражения и требовали повторить выстрел или вообще говорили, что попали, а пацаны, мол, специально против него окрысились, потому что он им конфет не дал. Ну, может, и не про конфеты кричал промахнувшийся аскер, но по смыслу именно к этому сводилось. До самого вечера эти две тысячи с лишним черкесов стреляли. Результат закономерен. Половина все одно отсеялись.

Возобновилось пальба с рассветом. На этот раз чуть быстрее пошло. Никто уже сам не пытался бежать к мишени, все же четыреста шагов туда и обратно это приличное время. Старшие на недовольных прикрикнули несколько раз, и вчерашние разборки показали, что пацаны – они же судьи, вполне честно себя ведут и никому не подсуживают или, наоборот, не засуживают. До обеда с этим этапом управились, и осталось всего около двухсот стрелков. Петр Христианович из своего нарезного длинноствольного афганского карамультука легко попал. Пуля Петерса легко, практически без отклонения преодолевала эти двести восемьдесят метров. Ветерок был очень слабый и попутный. И граф ведь целый месяц в Студенцах из этого именно ружья и на такие именно дистанции и тренировался. То, что ружье у него афганское, поведал ему один из пщы. Он подошел, Зубер представил его как князя Эльбуздукова. Осмотрев винтовку, он и сказал, что это работа афганцев. Здесь такие не делают, ни турки, ни персы.

– Хорошее ружье, продай. Большие деньги дам, – предложил седобородый князь.

– Зачем мне деньги? – развел руками Брехт.

– Хорошо, кроме денег отдам пять русских, что находятся у меня в рабстве.

Ну, твою же налево. Как отказать? Пять человек спасти.

– Когда поедем назад из Дербента.

– Ты собираешься в Дербент, урус? Зачем? – князь свел брови. Допрос в «застенках кровавой гэбни».

А почему правду не сказать? Это всегда полезно, ну, когда не вредно.

– Хочу пригласить к себе мастеров из Кубачей.

– Ха, – перестал следователя из себя корчить князь. – Хорошие мастера. Я дам тебе своего раба, он турок. Это в придачу к русским рабам. Он делает кинжалы даже лучше кубачинских. Вот смотри, – и Эльбуздуков достал из-за пояса кинжал.

Ну, что сказать?! Чеканщик, или как уж эта профессия называется, был мастером. Тончайший красивый узор по ножнам и рукояти, да еще со вставками драгоценных камней, пусть и обработанных в виде кабошонов. Наверное, сапфиры? Синие чистые камни.

– Я подумаю, мне все одно надо в Дербент еще по другим делам.

– Через Чечню. Ты смел, урус. Я со своими воинами поеду с тобой, провожу, не хочу, чтобы мое ружье досталось чеченам. Оно мне самому нужно. Ну и твоя голова нам нужна. Жалко будет лишиться. Она у тебя говорит правильные и красивые слова.

На пятьсот шагов стреляли после обеда. Это уже триста пятьдесят метров, и те стрелки, у кого простое гладкоствольное оружие, просто не могли рассчитывать на хороший результат. В итоге количество стрелков сразу сократилось до четырех десятков. При этом опять разгорелись страсти, и воины требовали дать им право выстрелить еще раз, придумывая тысячи причин, то ветер подул именно в это время, когда джигит нажал на спуск, то мальчишки крикнули под руку, то конь его заржал, то сосед не вовремя стрельнул. Практически всегда, даже второй раз выстрелив, абрек мазал и, наверное, поминая иблиса, становился простым зрителем и болельщиком за своих земляков. Среди оставшихся были Брехт и почти все пщы. Именно у них и были длинноствольные нарезные ружья. Ну, и у них, видимо, был опыт обращения с этим оружием.

Сразу без раскачки мишени поменяли. Эти были в два раза меньше и уже не были фигурами человека. Просто круг, размером приблизительно с голову, чуть побольше.

Брехт стрелял первым. Сам напросился. Во-первых, ветер стих, и этим нужно было воспользоваться, кто его знает, может, через пару минут снова дунет. Он хоть и почти попутный, но порывами и рассчитать, как себя пуля поведет, очень сложно. Попал. Хоть и в самый край мишени. В самый низ, а целился выше мишени. Притянула мать сыра земля пулю. Нет, бинокля нет, подзорная труба увеличивает всего в четыре раза и толку от нее на расстояние в триста пятьдесят метров чуть. Пацаны по цепочке, Брехтом и организованной, по опыту стрельбы в Студенцах, передали. Ну, и красным флажком махнули.

Кроме Брехта попали еще пять человек, в том числе и Марат Карамурзин.

– Что дальше, генерал? – подошел к нему Пщышхуэ.

– Давайте отойдем еще на пятьдесят шагов, – пожал плечами Петр Христианович. То, что кто-то попадет, уже не верилось. Эти-то пятеро по большей мере случайно попали, мишень почти не видна. Маленькая точка.

– Хорошо. Отходи и стреляй. – Хлопнул его по плечу главный черкес.

Брехт отсчитал шаги. Прицелился. Нет, бесполезно. Мишень просто не видно. Он поднял ружье, усмехнулся и выстрелил в облако, проплывающее над ними. Снайпера тоже стрелять не стали. Повторили стрельбу по небесам.

– Всем пятерым я вручу по рублю с портретом императора Александра и по тысяче рублей ассигнациями, – развел руками Петр Христианович.

Какой гвалт поднялся. На ужин Брехта пригласили к костру князей, жарился на вертеле целый баран, и, несмотря на запрет Корана, в рогах, украшенных серебром, плескалось что-то хмельное. Это точно не было виноградным вином.

– Что это? – поинтересовался Брехт у Марата.

– Называется буза. Делается из слегка забродившего проса с добавлением сахара. Пей, не бойся, генерал, он вкусный и полезный. И мы не турки, людей не травим.

Брехт вспомнил про это пиво, что местные делают из проса и кукурузы без добавления хмеля, как-то один из его диверсантов, казак с Кубани, рассказывал. Стоять! Бояться!

– Марат, а вы выращиваете кукурузу?

– Что это?

Ну, вот, опять можно попрогрессорствовать.

– Кукуруза – это… Царица полей.

Событие пятьдесят седьмое

А если ты не уверен в себе, ничего хорошего никогда не получится. Ведь если ты в себя не веришь, кто же поверит?