И был огонь

И приоткрыла, когда поняла, что со зрением ничего не случилось. Она могла смотреть на огонь, а темень вокруг стала кромешной.

– Как же ты собираешься победить меня?
– спросил горящий.
– Сделай хоть один шаг вперёд, и сама сгоришь.

Даже высунув кончик языка, Аша не смогла попробовать его страх. Потому что страха не было, а вот жар обжигал. Грязь потекла по лицу и капала чёрной смолой под ноги. Слой за слоем, под ней выступала кожа.

– Ты предал нас, - сказала Аша, Его голос больше не резал слух пронзительным криком.

– Это ты принёс его, - говорила, и всё же пыталась подобраться поближе, обжигалась и с шипением отскакивала назад.
– Зачем?

– Зачем?!
– прокричала Аша и замахнулась на Него, но собственная рука вспыхнула и та вынуждена была отступить.

Огненный силуэт изогнулся и повис в её сторону, цепи натянулись.

Вот над ним забилась птичья тень. Огромные крылья раздували пламя. Он заклокотал, и этот клёкот надорвал старые раны, рубцы разошлись, кровь закапала на землю.

Аша увидела птиц с длинными костяными шеями, они уселись по две стороны скалы и глядели оттуда вниз.

– Как ты пришла сюда?
– начала одна из птиц.

– Зачем ты пришла сюда?
– каркала другая. Глаза у них были белые и красные у другой. Острые грязные перья, что те лохмотья.

– Я хочу отомстить.

– Тьма не мстит, - говорила одна птица.
– Зачем ты пришла?

– Я хочу убить его.

– Говори, зачем пришла!
– зацокала когтями.
– Говори, говори!

– Ему нужно было спрятать огонь в самом тёмном месте.
– Говорила другая птица.
– Ему нужно было пронести его из зала Пепельных Владык.

– В самом тёмном месте, - повторила первая птица.

– Тьма не мстит.

– Тьма уходит во тьму, она просто есть.

– Спрятать в самом тёмном месте.

– Самое темное горит лучше всего, - хором закончили птицы.
– Самое тёмное - самое густое. Уж есть там чему трещать, уж есть там чему реветь. Посмотри на себя, посмотри-посмотри. Он спрятал его в самом тёмном месте и обронил, пока нёс, только искры расплескал. А ты подобрала. Огонь не может гореть тихо, он разбушуется, заревёт, потребует своего. Ему надо ЖЕЧЬ, ЖЕЧЬ, ЖЕЧЬ!

– Заткнитесь, не хочу вас слушать!

– Потерял-потерял, а его скрутили и приковали... и не мог найти. Мог только позвать. И звать.

– Замолчите!
– Аша кричала, а сама кинулась вперёд, схватила прикованного и принялась прорываться через треск рёбер в грудную клетку. Руки её пылали, пылало лицо, и пламя вырывалось между рёбер.

Тогда прикованный снял свои цепи и схватил её за запястья, вместе они закружились по краю обрыва, и ревел, бушевал за тем краем первозданный ветер. Теперь Аша видела через пламя. Сожжённый улыбался.

– Это была моя лучшая пакость, - сказал он.
– Уж теперь они позлятся.

Аша попыталась его ударить, вместо этого только выплюнула огонь тому в лицо, и её пламя слилось с его пламенем. Новые его клубы взвились по сторонам.

– Огонь бывает разным, разве то неизвестно? Теперь ты тоже пламя, - сказал сожжённый.
– Так гори.

И толкнул её вниз.

И она полетела, пока не ударилась оземь и не рассыпалась на сотни и тысячи маленьких костров и кострищ.

И в каждом костре таилась тень.

***

Шаманы шли в тёмные леса.

И тёмные леса прорастали через их рёбра.

От удара молнии в дерево до огарка свечи в стужую ночь, от костра путника, до похоронной лампадки в заброшенном склепе. Что-то слышали птицы, каждый раз, когда зажигалась спичка, но они только кричали.

Старуха излучиной оживила костёр в круге. Белая рубаха у краёв изодралась, седые волосы спадали лёгкими нитями. Костяные браслеты на руках молчали. Молчало то, что говорило прежде, но ожирели новые голоса.

Старуха видела темноту в костре, всегда. Теперь у неё тянулись руки к пламени, но не к свету, такой темноты больше нигде не сыскать - только в сердце огня. Густая чернота пряталась в каждом ярком всполохе. Там, где переливался жар, грозная тишь прогибалась и танцевала. Скоро петь будут на её костях. Их возьмут и отнесут в лес, на самую дремучую поляну. Туда, где через кроны деревьев чуть пробивается дневной свет, где он, золотой среди еловых ветвей, отбрасывает на древние камни-исполины уродливые крылатые тени.

Так старуха грелась у костра, а костёр плясал рядом, теперь огонь не мог от неё уйти. Она уже слышала, как завывает ледяной ветер внутри рёбер, как под пустым мостом крадётся лютый зверь - так и та песня звучит. И в тенях прятались чудовища, поменьше прежних. Старуха выходила к ним на хоровод, последняя из оставшихся.

Однажды к ней пришёл человек с пепельными руками и птичьим голосом, и сказал перед самым концом:

– Закрой глаза, я знаю дорогу домой. Там всё так ещё темно.

Кости старухи запели.

Человек с птичьим голосом засмеялся, он любил хорошие шутки. Создания тьмы ждали своего часа, создания света пировали, а он продолжал хохотать. И пока новым богам создавали алтари, и новых богов пожирал единый бог - тогда лишь в самый тёмный и самый светлый час он прислушивался.

И говорил:

– Я хранитель первозданного пламени. Пора бы уже смириться и тихо себе подогревать суп в котелке, ты никогда не победишь.

И первозданное пламя отвечало:

– Никогда.