И целая вечность впереди...

— Не говори ерунды. Никто не отказывается защищать вас. Здесь все без изменения.

— В таком случае, почему Лаура убита, а убийца в баре сидит и рассказывает о том, как развлекался всю ночь.

— Ты не права, — вмешался Славик. Он давно уже здесь, в соседней комнате. Его спеленали, как младенца.

— Введите, его сюда, — приказал Иван. — Надеюсь язык ему не отрезали?

— Пока нет. Пусть вначале расскажет, что и как произошло. Разделать всегда успеем.

В комнату внесли и поставили обвиняемого. Было видно, что досталось ему сильно, хотя в течение месяца все бы прошло. Но был ли теперь у него этот месяц.

— Я не понимаю, что у вас за порядки в стабе? Что за отношение к честному рейдеру? Я буду жаловаться главе «Южного», что здесь убивают честных рейдеров.

— Жаль, что нельзя было тебе отрезать твой поганый язык. Рома, может по почкам, — заметил Седой.

Рома вскочил со своего места:

— Братишки, это легко. Будет больно, но жить будет.

Он подошёл к обвиняемому и легонько ударил того в живот. Рейдер открыл рот, и Рома ловко всунул туда кляп.

— Да визжать будет так, что у меня голова разболится. А так ещё больнее будет.

Последовали два неуловимых удара, и только расширенные зрачки обвиняемого показывали, как ему было больно.

— Теперь понял, как надо разговаривать с уважаемыми людьми? — спросил его Рома. — Если понял, кивни головой.

Связанный рейдер быстро-быстро закивал головой.

Рома вытащил кляп изо рта и положил на голову обвиняемого.

— Упадет, процедуру повторим, — предупредил он уже изрядно перепуганного рейдера.

Тот стоял не шевелясь.

— Ты понял, мил человек, — обратился к нему Иван, — как надо себя вести. Грубить не надо, и Рома обижать не будет. Так, Рома?

— Обижаешь, братишка. Я всегда за вежливый разговор. Учить-то надо?

— Учить надо. Так что ты молча стоишь? Тебя попросили по-хорошему рассказать, что случилось.

— Я всё расскажу. Только уберите его от меня, — из глаз обвиняемого брызнули слезы.

— Рома, ты почему расстроил человека. Успокой его сейчас же.

— Братишка, так кто знал, что он такой нервный. Успокоился быстро.

— Я уже спокоен.

— Тогда рассказывай, — продолжил Иван. — Что случилось?

— Я взял шлюху.

После этих слов последовало от Ромы две пощечины.

Иван терпеливо объяснил:

— У нас нет шлюх, у нас есть уважаемые женщины.

— Я взял уважаемую женщину, привел ее в номер. Дал слегка по губам, чтобы не грубила.

— А что она тебе такое сказала, что ты принял за грубость.

— Она сказала, что от меня несёт, как от вонючего козла.

— И что? — спросил Иван. — От тебя и сейчас несёт, как от вонючего козла.

Рейдер посмотрел на собравшихся. У всех присутствующих был ухоженный вид.

— Вы, наверное, не выходите из стаба, вот и позволяете наряды носить.

— Это не совсем так. Вот Старшой только с базы. Прежде чем прийти сюда он привел себя в порядок. И он это сделал не для нас. Он сделал это для себя. Пошёл бы, помылся.

— Я, может быть, так и сделал бы, после того как проучил хорошенько. Она вместо того, чтобы заплакать и подчиниться, меня ударила. Меня, честного рейдера. Ударом сбила меня с ног, а потом начала бить ногами. Мне было очень больно. А потом, когда я лежал на полу, она стала тыкать в меня пальцем и смеяться, какой я задохлик. Я не выдержал и, когда она повернулась ко мне спиной, ударил её бутылкой по голове.

— Сзади ударил? Не справился, так исподтишка нанес удар? — как-то недоуменно спросил Иван. — А потом?

— Потом я её связал и подвесил к потолку. Решил проучить. А она только смеялась надо мной. Когда не могла уже смеяться, она плюнула мне в лицо. Кто бы такое выдержал? Вот я и нанес ей удар в сердце. А что, я в своём праве, заплачу за ущерб стабу и уйду. У меня есть чёрная жемчужина… возьмите её. Только отпустите.

— Кто же такие законы писал? — поинтересовался Иван.

— В стабе «Южный».

— И вёл бы себя там таким образом. Как наш стаб называется?

— «Новая жизнь».

— Вот. Что скажете, господа?

— Что тут сказать? — начал Седой. — Это понятно, что мы его кончим. Весь вопрос как? Может, бабам отдадим. Пусть разорвут.

— Это слишком легко, — заметил Каплей. — Давайте сожжем.

— Только огонь поганить, — сказал Славик.

— Знаю, — закричала Бандерша. — На кол посадить.

— Всё как-то не то, — покачал головой Иван. — Изюминки нет.

— Братишки! — закричал Рома. — Отдайте мне его. Я его как живую наживку буду использовать. Мы нашли залив, там много зараженных. В воде, которые живут. Мы этого супчика привяжем к канату, поставим на водные лыжи и будем катать. Поранят, мы его живчиком напоим, заживёт немного, и вновь за добычей. Я уж постараюсь, чтобы от него по кусочку откусывали. Будет всем вразумительно.

— Мы сделаем из этого классный репортаж, — неожиданно согласился Валериан. — Будет наглядное пособие, что случается с теми, кто не чтит наши законы.

— Все согласны? — спросил Иван. — Тогда, Рома, забирай свою наживку. Никогда не думал, что ты такой затейник.

— Я такой, — не растерялся Рома. — Ну что, моя рыбка-наживка, пойдем опробовать новый способ охоты на зараженных. На живца.

От этих слов от рейдера стало пахнуть как-то слишком резко и неприятно.

— Да не расстраивайся ты так. В море отмоешься. Так даже лучше, на запах крупнее клевать будет. Отнесите его мне на корабль.

Рейдера отправили на корабль.

— С ним вопрос решили, — сказал Иван. — Что делать с телом Лауры.

— Ты знаешь, — обратился к нему Седой. — Хорошая она была баба. В рейды ходила, за спины не пряталась. Даже на зараженных охотилась. У нас есть традиция похорон. Давайте и её так проводим в последний путь.

У Бандерши вдруг загорелись глаза:

— Она уйдёт как женщина-воин. Как валькирия. Мы пойдём с подругами готовиться. Седой, позаботься о плоте.

Седой молча кивнул головой.

Вечером все жители стаба собрались на берегу. Женщины были в военной форме и с оружием в руках. Они внесли тело Лауры, аккуратно положили ее останки на плот. Потом столкнули плот в воду. Он, покачиваясь, начал отплывать от берега. Из их глаз не текли слезы, так как они провожали в последний путь женщину-воина.

И зазвучала песня:

Ты говоришь, что здесь достаточно зла,

И ты спешишь скорее отсюда уйти,

Ты говоришь, что мне неволя мила,

И свято веришь в правду другого пути.