И даже когда я смеюсь, я должен плакать…

Мише становится очень грустно. Что же это за мир, думает он, в котором люди, живущие рядом, хотят друг друга уничтожить? И ведь так обстоит дело не только здесь, почему-то так повсеместно! В Югославии еще хуже: там убивают друг друга люди, живущие в соседних домах, на одной улице, в одном городе. Они убивают друг друга с непонятной жестокостью, разрушают жилища, и это длится неделями, месяцами, годами; то же самое в Афганистане, в Ирландии, в… Почему в мире столько жестокости и страданий, зачем существует человечество, если оно порождает столько зла?

Лучше мне перестать думать об этом, не то я начну скулить, а это может произвести на хозяев неблагоприятное впечатление. Но, подумал Миша и тут же вспомнил о совершенно детских и в то же время великих и вечных вопросах, таких, как: почему происходят войны?

— Это шараф, — сказал Эли.

— Что-что? — спросил Миша, глядя, как машина, отъехавшая от здания базы, остановилась на взлетно-посадочной полосе, очевидно, для того, чтобы подождать две другие машины, которые последовали за ней. В этот день в Негеве было невыносимо светло и жарко, небо было серо-желтым, горячий ветер нес красно-желтую пыль, и Миша чувствовал, как пот течет по его лицу и спине.

— Шараф приносит эту жару, — сказал Эли. — Ветер пустыни. Он налетает неожиданно, и температура поднимается выше 40 градусов.

— От такой жары можно свихнуться, — вздыхает Мойше.

Свихнуться? — думает Миша. Да они и так сумасшедшие!

— Сухой, горячий воздух обжигает носоглотку и легкие, — добавляет Эли.

— Вы ощущаете, профессор, неудобство от этого горячего пыльного воздуха? — заботится Мойше.

— Да, еще как, — соглашается Миша.

— По-арабски этот ветер называется хамсин, это значит по-арабски «пять», потому что такой ветер дует минимум пять дней, — поясняет Эли.

— Он дует уже три дня. Видите, все покрыто пылью. Мы будем такими же. — Мойше.

— Конечно, нельзя быть уверенным, что он будет дуть только пять дней. Может быть, семь или восемь. — Эли.

— Ага.

— В больницах во время шарафа делают только экстренно необходимые операции. — Мойше.

— А в школах отменяют занятия. — Эли.

— Если не закрыть окна, то квартира будет полна песка. — Мойше.

— Ага.

Три больших автомобиля, один «Кадиллак» и два «Линкольна», останавливаются возле них, водители остаются за рулем, выходят шестеро вооруженных до зубов солдат и один штатский. Штатский — старик, может быть, восьмидесяти лет, у него изможденное лицо и добрые глаза.

— Израиль Берг, — представляется старик и пожимает Мише руку. — Рад познакомиться с вами, профессор Волков, — говорит он по-английски.

— Взаимно, — отвечает Миша.

— Я буду вас сопровождать в Израиле, — продолжает старик. Его лицо покрыто смесью пота и желто-красного песка, венец седых волос тоже полон пыли. На нем прочные, грубые ботинки и короткие штаны цвета хаки, а поверх такой же рубашки — тонкая черная куртка, похожая на ту, что Миша получил в иракской тюрьме, — та голубая и должна защищать от жары и раскаленных песчинок, но не делает ни того, ни другого.

Израиль Берг снимает свою черную куртку.

— Поменяемся, — предлагает он. — Это барахло вам дали иракцы, да?

— Да, — говорит Миша.

— Вы должны обязательно надеть мою, профессор Волков! Она воздухопроницаема и много удобнее. Дайте мне вашу!

— Но тогда вам будет очень жарко!

— Мне жара не страшна. Мне никогда не бывает жарко, даже сегодня. Что-то с кровообращением. Вот, спасибо. — Они меняются куртками, и Миша чувствует, что черная действительно намного приятнее.

— Профессор Берг, нам нужно торопиться, — говорит один из солдат.

Значит, он профессор, соображает Миша. А я, значит, для него коллега, профессор Волков. Посмотрим, что будет дальше. Всегда есть две возможности.

— Да, конечно, конечно, — поспешно откликается Берг, — нам пора отправляться. Прошу вас, профессор Волков!

Садясь в «Кадиллак», Миша замечает у Израиля Берга на запястье правой руки довольно длинный номер, выделяющийся белизной на фоне загорелой кожи. Берг садится вслед за Мишей, солдат захлопывает дверцу, и они едут: впереди и сзади по «Линкольну», а «Кадиллак» между ними.

2

Да, жара в Ираке — ничто по сравнению с жарой здесь, в Земле Обетованной, думает Миша в бронированном «Кадиллаке». О том, что машина бронирована, ему сказал Израиль Берг. Они едут очень быстро. Кондиционер включен, но это мало помогает.

Мойше и Эли уложили в «Кадиллак» Мишины чемоданы, чертежи эко-клозета и маленький радиоприемник тоже там. Мише вдруг приходит в голову, что, куда бы его не забросило, они всегда его сопровождают, чертежи и радиоприемник. Он пожимает руки Эли и Мойше, обменивается с ними словом «шалом».

Вскоре автомобили доезжают до шоссе. На указателе написано латинскими буквами и на иврите: «Беэр-Шева — 28 миль».

Машины направляются к этому городу, песчинки снаружи проникают внутрь «Кадиллака» через кондиционер. От шарафа нет спасения, хорошо, что у Миши удобная куртка. Как и по пути от аэропорта в Багдад, вдоль дороги много пальм, некоторые со спелыми финиками. Раньше он их никогда не видел, а здесь, на Востоке, уже успел наглядеться.

— Итак, мы едем в Беэр-Шеву, — говорит Миша и смотрит, улыбаясь, на Израиля Берга. — Или в Димону. Насколько я себе представляю.

— Что же вы себе представляете, профессор Волков?

— Известно, что в Димоне, — говорит Миша, — ваш исследовательский ядерный центр.

Он видит номер на запястье старика, и ему снова становится очень грустно, потому что это напоминает ему о 6 миллионах убитых евреев. Один из тех, кто выжил, думает Миша, сидит рядом со мной, я в его стране, в крошечном Израиле, с таким же именем, как и у него. Весь Израиль всего 420 километров в длину и максимум 100 километров в ширину. В 1948 году решением Генеральной Ассамблеи ООН после бесконечных препирательств эта земля была отдана евреям, чтобы и у них было собственное государство. От хамсина у меня во рту все высохло, и глаза жжет, и весь я размяк от пота, но я ничего не боюсь. В первый раз в жизни у меня нет страха. Разве это не странно?

3

Хотя, думает Миша, я в первый раз в жизни не чувствую страха, израильтяне, конечно, едва ли будут поливать меня шоколадом и поднимать тосты в мою честь, не для того они меня похищали. Людям спасают жизнь только тогда, когда в них нуждаются. Вероятно, профессор Берг думает о том, что мне известно о разработке атомной бомбы в Димоне под Беэр-Шевой. По-видимому, все это так секретно и сложно, что и настоящий Волков не все об этом знает, но многое он все же знает, поэтому и я должен, если они принимают меня за Волкова, кое-что знать, а так оно и есть, потому что я читал об этом книгу. Я прочел много книг, и это нередко мне помогало.