И дочка в подарок

– Константин Павлович… Что же делать?
– шепнула секретарша после чего, скривившись, заревела.

– Что делать, что делать… - мрачно ответил я ей.
– Не рыдать - это первое. А второе - будем собирать доказательства и вообще попытаемся выстроить картину того, что же с нами сделали и главное, зачем.

Впрочем, ответ на последний вопрос у меня имелся. И тому, кто все это задумал, было несдобровать.

– Увольте меня немедленно! 

Я стояла у стола кадровика фирмы - тощего, непропорционально высокого человека, который в своем массивном кресле выглядел довольно странно: не по-мужски хрупким, зато - весьма твердым. В том, что касалось выполнения правил, во всяком случае.

– Алина Николаевна, я в который раз вам говорю - две недели…

Я мгновенно вспыхнула от гнева, как спичка. Нависнув над этой тщедушной фигурой, зло процедила:

– С моей последней просьбы меня уволить как раз прошли уже эти чертовы ваши две недели!

– Но вы тогда не написали заявления…

Семен на всякий случай отодвинулся от меня подальше, явно опасаясь - и вполне справедливо - за свою безопасность, ибо в моем взгляде отчетливо читалось желание убивать.

– Я напишу его сейчас, - проговорила вкрадчиво, - и поставлю на нем дату двухнедельной давности, а вы наконец выпустите из своего плена мою трудовую книжку!

От подобного предложения у несчастного кадровика аж челюсть возмущенно отвисла.

– Это невозможно!
– тут же раскудахтался он, да так нервно, что очки, сползшие с носа, ему пришлось ловить зубами.
– Это же вопиющее нарушение!

– Мне плевать, - отрезала я.
– Или вы увольняете меня прямо сейчас, или я…

Я пошарила глазами по его небольшой каморке, выискивая, какую такую страшную угрозу можно было бы обрушить на Семеновскую голову. Взять в плен личные дела сотрудников? Пригрозить поджечь архив?

Но тут мой взгляд остановился на его столе. Ага, вот и нашлось слабое место господина Байкалова.

Я выбросила руку вперед, стремительно хватая небольшую статуэтку кошки - одну из множества ей подобных, выставленных на рабочем месте, как особый предмет гордости.

– Или вы подписываете сейчас мое проклятое заявление, - выдохнула с самым грозным видом, на который только была способна, - или этому чудесному экземпляру - конец!

Я замахнулась рукой, в которой держала пленника, так, чтобы было ясно - одно неосторожное слово или движение со стороны кадровика - и я разобью статуэтку об пол.

Семен издал какой-то полузадушенный звук и вскочил на ноги с удивительной для такого нескладного тела прытью.

– Не надо!
– заверещал со всей дури.
– Я все подпишу!

– Так бы сразу, - смягчилась я, опуская руку, но не выпуская из нее пленного.

Быстро написав заявление, я проставила на нем старую дату и передала Семену.

– Вообще-то, руководитель должен подписать…

– А это, Байкалов, уже ваши проблемы. Отдайте мне мою трудовую! Или…

Повторять еще раз не пришлось. Он стремительно подскочил к стеллажу, нашел там необходимую папку и секунду спустя вручил мне мои документы, аж дрожа от счастья, когда в ответ я вложила ему в ладонь его драгоценную статуэтку.

– Вообще-то, вас должны еще рассчитать в бухгалтерии… - пробормотал он, опасливо взглянув на меня исподлобья.

– С этим я разберусь позже, не волнуйтесь, - ответила, и, кивнув на прощание, пошла собирать свои вещи.

Возможно, это было не самое разумное и чересчур поспешное решение - ведь Лавров категорически не признавал себя виновным. Но, так как он четко и не помнил того, было у них что-то с Арбузовой или нет, на его слова полностью полагаться было нельзя.

Но мне, в общем-то, стало уже плевать. Было, не было… Арбузова неоднократно давала понять, что стремится всеми своими арбузами к близости с боссом и вот, наконец, ей перепал такой шанс. И даже если все это было подстроено, как в глупом сериале, как я могла быть уверена, что тот, кто это затеял, оставит нас всех в покое?

А я хотела именно этого - покоя. Хотела оказаться подальше от всего этого цирка и спокойно подумать. Попытаться понять, кому и в чем мне вообще верить…

По-хорошему, стоило бы в третий раз сделать чертов тест на днк, и теперь уже - самолично, чтобы выяснить наконец абсолютно точно, кто же из мужчин мне лгал. Но вся эта ситуация превратилась уже в такой абсурд, что тошно было даже думать обо всем этом. Во всяком случае, сейчас.

– Алин!

Я подняла глаза от коробки, в которую складывала поспешно свои вещи, чтобы убраться из этого офиса как можно скорее, и увидела перед собой Пол-литра. К сожалению, это был Коля, а не тот чудесный напиток, который мог бы хоть ненадолго успокоить страдающую душу.

– Да?
– откликнулась коротко, продолжив заниматься своим делом.

До моего слуха донеслось, как Коля сделал глубокий вдох, и после драматичной паузы внезапно выпалил:

– Нам нужно переспать!

От такого предложения я выронила из рук степлер, который приземлился мне аккурат на ногу, что заставило меня злобно взвыть.

– Зря ты так!
– гордо приосанился Пол-литра.
– Я в постели ого-го! Спроси хотя бы вот… Лидочку…

На имени любви всей пол-литровой жизни он стремительно растерял всю ту и без того малоубедительную брутальность, что изо всех сил пытался мне продемонстрировать, и горестно всхлипнул.

– Коля, ну что за глупости, - устало вздохнула я в ответ.
– Зачем? 

Он шмыгнул носом и растерянно почесал затылок.

– Ну, я так понял, что у тебя с боссом тоже что-то было… Вот и подумал - мы могли бы отомстить…

Я покачала головой. От этого моего жеста лицо Пол-литры окончательно лишилось даже подобия решимости.

– Никому от этого легче не станет, - проговорила размеренно.
– Сам потом стыдиться будешь, что до такого вообще додумался…

Я запечатала и отодвинула от себя коробку и оглядела в последний раз свой стол, ставший каким-то сиротливо-опустевшим.

– К тому же, Коля, ничего еще не доказано. Не торопись судить.

Он саркастично хмыкнул и неожиданно выдал, кивнув на коробку:

– Почему тогда ты не следуешь своему же совету? Ты, похоже, уже все для себя решила…

– У меня совершенно другая ситуация, Коля…

– Но ведь…

Я подхватила коробку подмышку и перебила его:

– Не надо. Просто не делай глупостей и… прощай.

Он что-то еще говорил мне вслед, но я его уже не слушала.

– А папа… папа не пришел?

Дочь, оставшаяся сегодня снова с бабушкой, бросилась ко мне с расспросами, едва мне стоило переступить порог квартиры.

Ее слова заставили меня внутреннее сжаться. Конечно, она спрашивала о Лаврове, но правда была в том, что я по-прежнему не знала, кто ее настоящий отец. 

– Нет, он сегодня занят, - соврала, не желая расстраивать Машу. И Петю тоже, который после нежданного полета с карусели стал очень впечатлительным, если верить словам его хозяйки.

– Как же так… - разочарованно протянула дочь и даже ее хвостики словно бы грустно поникли, не говоря уже о перекошенной морде Петеньки.