I Fear No Fate

Мирцелла наконец подняла голову, заглянув в его мрачное лицо. Пытаясь сморгнуть слёзы, она выдавила сквозь зубы:

— Ты не понимаешь.

Взяв её лицо в ладони и смахнув пальцами слёзы, Робб возразил.

— Нет, милая, я понимаю.

Когда Мирцелла вновь спрятала лицо у него на груди, то подумала, что определённо недооценила интерес Робба Старка к своей невесте.

*

К тому времени, когда они достигли Королевской Гавани, Мирцелла отметила свой тринадцатый день наречения — одним лишь лимонным пирогом в гостинице во время снежной бури. Было очень холодно, Мирцелла дрожала всю дорогу и, когда они, наконец, въехали в ворота Красного замка, её плечи были укрыты тяжёлым плащом Робба. Когда их лошади остановились, Мирцелла взглянула на свой дом, который она покинула ушедшим летом, и поняла, что Королевская Гавань теперь для неё совсем чужая.

«Сейчас я принадлежу Винтерфеллу, — подумала Мирцелла, когда сир Арис помог ей сойти с коня. – И я хочу поскорее туда вернуться».

Она увидела лорда Эддарда всего лишь на мгновение ранее, чем других детей Старков, бегущих навстречу — разумеется, Арья и Бран были впереди всех. Мирцелла видела, как Робб сгрёб Арью, кружа её, словно она всё ещё была ребёнком, как Бран и Рикон затеяли шутливую потасовку. Санса крепко обнимала леди Кейтилин, и Мирцелла ждала, когда же прибудет её семья, чтобы приветствовать вернувшуюся дочь и сестру. Конечно же, Томмен будет рад её видеть: они по-прежнему обменивались письмами, Томмен подробно писал о том, как сир Лорас готовит его к рыцарскому турниру, а Мирцелла рассказывала о выходках Серого Ветра и Лохматого Пёсика.

Но пришли лишь слуги, чтобы забрать багаж и отнести его в замок, и Мирцелла попыталась скрыть разочарование, вежливо улыбаясь, пока Старки энергично приветствовали друг друга. Её взгляд упал на Теона, который молча стоял возле своего коня, и Мирцелла подумала, что теперь понимает его чувства: всегда быть частью семьи, но никогда — её полноценным членом.

— Это не может быть принцесса Мирцелла! — раздался знакомый голос, и Мирцелла резко повернулась, увидев, как к ним направляются дядя Джейме и дядя Тирион. — Она ведь всего лишь ребёнок, а я вижу перед собой практически взрослую девушку!

Мирцелла знала, что леди так не поступают, и что мать разозлилась бы от такого поведения, но не смогла удержаться и бросилась к своим дядям, крепко обнимая Джейме за шею. Как он и обещал, покидая Винтерфелл, Джейме посылал ей письма где-то раз в неделю. Послания от Тириона всегда были более информативными — рассказы о людях, с которыми он встретился, и о легендах, которые прочёл. А Джейме передавал ей разные сплетни и едкие замечания, задавал вопросы о её жизни на Севере. Последнее письмо прибыло как раз перед отъездом в Королевскую Гавань, и там говорилось о том, как Джоффри поранил себя собственным мечом.

— Ну а теперь вспомни про своего любимого карлика, я здесь, внизу, — по-доброму поддразнил её Тирион, и Мирцелла тут же смутилась, осознав, что теперь намного выше своего дяди.

Когда Джейме и Тирион проводили их внутрь, отец сидел на Железном Троне, а мать стояла рядом с ним. Мирцелла была удивлена тем, насколько старше они выглядели. В густой бороде отца появилось больше серебра, а его живот, казалось, вот- вот прорвёт одежду; мать всё ещё была красива, но возраст начал проступать в морщинках вокруг глаз и в уголках губ.

«Они стареют», — все ещё пыталась осознать она, приседая в реверансе.

Позже, когда мать провожала её в женские покои для встречи с Маргери, Мирцелла вздрогнула оттого, что Серсея вдруг остановилась и дёрнула за подол платья, что Кейтилин подарила ей на день наречения.

— Тебе будет нужно сшить новое платье. Ты не можешь выглядеть как дикарка на свадьбе своего брата.

— Но леди Кейтилин…

Серсея схватила её за подбородок и ущипнула за щёку, заставив замолчать.

— Ты моя дочь, а не Кейтилин Старк. Не забывай: ты Ланнистер, львица, и я не позволю тебе позорить Джоффри в день его свадьбы.

Мирцелла аккуратно поправила платье, осторожно пригладив пальцами вышивки. Она любила его, даже будучи Ланнистер.

*

Мирцелла чувствовала себя голой на свадьбе Джоффри в том платье, что ей дали.

Южный стиль намного отличался от северного. На севере одежду шили из тяжёлой шерсти тёмных тонов, тёплой и функциональной. На юге ткани были роскошными — шёлк, атлас, мирийское кружево — и предназначались, чтобы радовать глаз яркими оттенками. В детстве Мирцелла любила воздушные платья из розового шёлка, но, как правильно заметил её дядя, она больше не была ребёнком.

Её платье на свадьбу сшили в цветах Ланнистеров — малиновое, с длинными рукавами и кружевами на лифе. Вырез был глубже, чем у любых платьев, что Мирцелла носила раньше, и её грудь приподняли туго затянутым корсетом; плечи были обнажены, чтобы продемонстрировать алебастрово-белую кожу, а волосы спрятали под золочёную сетку. Мирцелла для себя решила, что её мать выглядела именно так, впервые приехав в столицу. Несмотря на все усилия, Мирцелла не смогла добиться разрешения уменьшить декольте, и она почувствовала, что краснеет, впервые увидев своё отражение в новом платье.

Мирцелла знала, что она уже не маленькая девочка. Её груди казались даже больше, чем у леди Кейтилин, талия стала тоньше, бёдра округлились, а между них появился золотой пушок. Леди Кейтилин сказала, что она может расцвести в любой день, и Мирцелла чувствовала тошноту при одной мысли об этом, будучи уверенной, что еще не готова стать женой Робба.

Она не желала, чтобы вся столица увидела, что она превратилась в женщину, и понимала, что мать именно это хочет продемонстрировать с помощью этого платья.

Когда служанка сообщила, что Робб ждёт её, чтобы сопроводить в септу Бейелора, Мирцелла сделала глубокий вдох прежде, чем покинула комнату. Её семья должна была стоять в первых рядах, и, как её жених, Робб должен был находиться с ними. Мирцелла мгновенно заметила, что он подстриг свои густые тёмно-рыжие кудри и сбрил бороду; Робб был одет в новые доспехи и плащ в цветах своего дома и, уже не в первый раз, она покраснела от осознания того, насколько он красив.

Голубые глаза Робба расширились при виде неё, и Мирцелла мгновенно опустила глаза, не желая видеть его реакцию. Но спустя несколько мгновений Робб осторожно приподнял её подбородок указательным пальцем, и Мирцелла почувствовала, как страх заставил сжаться её грудь.

— Ты самая красивая девушка, которую я когда-либо встречал, моя принцесса, — заявил он, и в этот раз, когда её щёки покраснели, то уже не от смущения, а от радости.

— Благодарю вас, милорд, — пробормотала Мирцелла.

Робб игриво нахмурился.

—С каких пор ты перестала звать меня по имени?

— С каких пор ты называешь меня принцессой? — с улыбкой ответила она.

Он широко улыбнулся, подставляя свой локоть, за который она тут же ухватилась.

— Я буду говорить всё, что пожелаешь, только улыбайся. Ты так прекрасна, когда улыбаешься.