И ниёр вурту (Я найду тебя)

Меня укутывали, пеленали, вынимали из-под одеял поочередно части тела, растирали, массажировали. А мне казалось, что кроме дикой головной боли и той конечности, что подвергается пыткам, у меня вообще ничего нет. Не существует Вирай. Разлетелась кусочками. И теперь придется собирать по всему свету.

— Это надо выпить, — донеслось до меня сквозь пелену тумана.

— Сейчас, — зашевелился воин и просунул руку мне под затылок. — Вирай, милая, давай выпьем. Пожалуйста.

А мне не лень выпить, но даже открыть глаз — больно.

Кое-как Кильвар залил в рот обжигающую жидкость. Я понимала, что это лекарство, и что оно должно быть полезным, но зачем в лекарство добавили так много медицинского спирта, понять так и не смогла. Конечно же, часть питья пролилась и затекла в ухо, испачкала шею.

Я слышала, как смеялся надо мной воин, ласково обзывая замарашкой. Чувствовала, как его пальцы вытирали испачканную кожу. Но самое главное — я чувствовала его прикосновения! Я возвращалась, хоть и с болью, в реальный мир.

Я застонала.

— Что случилось? — тут же забеспокоился Кильвар.

А как ему объяснить, что я вдруг свой сон назвала реальностью? Что я знаю, есть и другие миры? И самое главное — что этот мир абсолютно нереален?

Вместо ответа я замотала головой.

— Раздевайся! — скомандовал голос над моей головой.

— Зачем? — удивился Кильвар.

Ах, так это не мне раздеваться… Ну, да, куда ж мне дальше? И так раздета. Спасибо Темному — выставил меня на улицу почти в чем мать родила.

За своими размышлениями упустила момент объяснений, зачем воину раздеваться. Зато, когда он полез ко мне под одеяло — сама догадалась.

— Эм, — замычала я, пытаясь сопротивляться.

— А ты посмотри на нее, — отметила мое поведение хозяйка пристанища, — оживает. За свою честь девичью борется. Дуреха! Надо было за жизнь бороться! А теперь уж извини, мы будем решать.

Извинения хотелось послать к черту. Кто во всем виноват? Кто? Я? Да ни в жизни! Темный во всем виноват! Это он, не разобравшись, швырнул меня к бабке Йожке на кулички! Это он напивался, как свинья и избегал разговора! Это он сидел, уткнувшись носом в объемные прелести белокурых гетер!

Так стоп! Не он один там развлекался! Кильвар тоже не отставал! Воин-лицемер!

Предатель! Иуда! Там он этими руками книгу держал, а сейчас меня растирает?!

Я заерзала, замычала, попыталась выразить протест…

— Не надо, я тебя держу, — прошептал на ухо воин.

Он, оказывается, не просто забрался ко мне под одеяло. Он сидел, прислонившись спиной к стене, держал меня почти на руках, обнимал так, что я своим укутанным в простыню телом, почти полностью возлежала на его животе и груди. И еще руки кольцом держали.

Сопротивляться, действительно, было бесполезно. У меня не было ни сил, ни навыков борьбы с захватчиками. Коварные планы по мщению за недостойное поведение лопались, как мыльные пузыри, не выдерживая критику, и постепенно укачали меня, не хуже лекций по высшей математике в гуманитарном лицее.

Проснулась я неожиданно. Почти замерзшее вчера на снегу тело вдруг обнаружило дефекты матраса. Бугры и впадины, абсолютно не присущие ортопедическим изделиям, мешали устроиться поудобнее.

— Дай еще поспать, — попросила подстилка, наталкивая меня на мысль, не все так просто в королевстве Датском.

Мозг быстренько подсунул картинку эротического содержания, основываясь на моих собственных ощущениях в районе копчика. Я фыркнула и отогнала сон, широко распахнув глаза.

— Вот и спи себе дальше. А мне пора! — я откинула одеяло, но запутавшись в длинной простыне, задержалась на секунду.

Этого мгновенья Кильвару было достаточно, чтобы схватить меня за мое нехитрое одеяние, и дернуть назад. В долю секунды я оказалась на кровати, прижатой мужским телом. Воин, крепко сжимая меня руками, и закинув свою ногу мне на бедро, уткнулся носом в волосы. Затем провел губами по кончику уха, спустился к подбородку, заскользил по шее.

Меня пробрал озноб. Тело реагировало не так, как желал того разум. Я закрыла глаза, прислушиваясь к учащенному сердцебиению. Рука воина прогулялась по плечу, груди, спустилась к животу, нащупала округлость ягодицы. Не сдержав порыва, Кильвар с силой сжал меня в объятиях. Поцелуи потеряли свою целомудренность. Руки — стыдливость.

Я запустила пальцы в длинные светлые волосы, заставила спустившегося с моей груди воина поднять голову. Горящий огнем взгляд обжег сознание. Вмиг забылись все обиды.

Тело требовало продолжения.

Не жалея Кильвара, я с силой потянула его к себе. Заставила сесть и в долю секунды забралась к нему на колени. Наши губы сомкнулись.

— Стой! — Кильвар оторвал меня от себя.

Моему возмущению не было предела. Я снова потянулась к мужчине, но он отпрянул, снова не дал к себе дотронуться.

— Почему стоять? — я разозлилась на столько, что совершено забыла о сползшей с груди простыне.

Зато воин не забыл — аккуратно поправил ткань, прикрывая мою наготу.

— Мы не можем сейчас поддаваться слабости, — выдал Кильвар, поворачивая голову к двери. — Это не наш дом. Да и ты еще слаба.

Я слаба? Это я-то слаба?!

— Ты вчера чуть не замерзла. И сегодня просто не можешь…

— Дурак! — выпалила я, вдруг вспомнив все обиды. — Сил у меня теперь хоть отбавляй!

Спасибо этой странной хозяйке «не нашего» дома!

Я выбралась из постели, прошагала к приготовленной явно для меня одежде в одной простыне. Но на полпути замерла, притворилась, что запуталась ногой в ткани, а затем, громко выругавшись, бросила простыню на пол. Пускай валяется, а я продемонстрирую то, от чего отказывается воин!

Прием сработал — белобрысый сдавленно охнул. И отвернулся! Вот гад!

Шелестела ткань, звенела сбруя. Я одевалась быстро, но воин оказался проворнее.

— Не обижайся, прошу тебя, — внезапно прозвучало над ухом.

Кильвар, облачившись в доспехи, остался мягким и ласковым. Подошел со спины, помог разобраться с завязками на платье, затем прижал к себе и снова зарылся в волосы за ухом.

— Я же о тебе беспокоюсь…

Он наверняка, никогда не слышал выражение «неудовлетворенная женщина опаснее пантеры».