И пожнут бурю
Шрифт:
Погода извещала горожан о том, что скоро начнется мощный дождь, и Жёв был очень счастлив этому событию. За время службы в Оране он всего несколько раз заставал дождь, и вот, прямо перед отплытием в Марсель, природа решила подарить ему подарок в виде любимого погодного явления. Дойдя до здания комендатуры, майор успел спрятаться от резко хлынувшего ливня, заставившего весь город опустеть на ближайшие несколько часов. Дожди хоть и посещали средиземноморское побережье Африки крайне редко, но если все-таки посещали, то не уходили еще по крайней мере три-четыре часа, успевая знатно промочить узкие улочки и небольшие площади алжирских городов. Но кроме Жёва никто не радовался так же сильно дождю, они не понимали того счастья, что захватывало старика, когда холодные капли мощно сбивали пыль с дорог и с любимого плаца крепости. Каждый раз вспоминая свое детство в Нормандии, майор начинал грустно улыбаться. Поскольку дождь всегда ассоциировался у него с родным домом на вечно туманном и влажном побережье Ла-Манша, что было очень и очень далеко от того места, в котором он уже десять лет нес службу. Но, вспоминая, что по собственной воле решил стать военным и знал, что его может ждать в будущем, он успокаивался и наслаждался холодным дождем, открывая балкон нараспашку, чтобы капли мочили кабинет, наполняя его живительной влагой и чистым свежим воздухом. Прокуренные легкие старика словно оживали, даже если в этот же самый момент он пил или курил. Главным было то, что майор был счастлив ментально и душевно,
Уморившись после смотра, во время которого парило до невыносимости тяжело и жарко, Жёв добрался до своего кабинета и, скинув с себя все парадное обмундирование, погрузился в кресло, не забыв перед этим настежь отворить дверцы балкона, и стал наслаждаться порывами холодного воздуха, залетавшего в кабинет с улицы, уже погрузившейся в темные объятия грозного дождя. В этот самый момент, когда Жёв уже приготовился закурить сигару, сверкнула молния и раздался свирепый клич грозы. Она испугала весь гарнизон своею силою, поскольку ударила во флагшток, бывший сделанным из железа. От испуга проснулся и Омар, мирно отдыхавший после сытного ужина, который ему подали по приказу майора. Еще никогда в жизни своей не он видел такой страшной грозы, сопровождавшейся молнией и ливнем, могущей бить туда, куда заблагорассудится плутовке-природе. Бен Али находился в комнате надзирателя, специально отведенной ему тем же майором, чтобы перед отплытием смог в комфорте, хоть и в скудном, но не идущим ни в какое сравнение с просыревшими камерами тюрьмы. В комнате надзирателя, располагавшейся выше уровня моря, в отличие от камер, было небольшое окно, позволявшее разглядеть буйство природы. Омара поражал такой силы дождь, и он боялся этого дождя, боялся быть распластанным на плацу под натиском больших капель. Но ему было крайне любопытно понаблюдать за таким страшным дождем, поэтому он с горящим взглядом всматривался (вернее, пытался) в серое небо и на землю.
Следили и служащие гарнизона, обычно сразу после парада шедшие купаться на огороженный пляж (не всей гурьбой, но группами в несколько человек) или обедать в кабак, нынче они сидели в своих казармах и с благоговением озирались по небосводу, скрытому от их глаз черными, как одеянье Смерти, тучами, стараясь заметить сверкания молнии, так сильно испугавшей их. Следил даже майор Мирабаль, обычно целый день и взгляда не пускавший на окно, а тут, позабыв обо всех своих бумагах, он сидел в кресле около единственного окна своего большого кабинета и наблюдал за очаровавшим всех явлением. Некоторые простые жители Орана не испугались промокнуть и отправились на торговую площадь, опустевшую за несколько минут до разрыва бездны неба. В основном площадь наполнилась детьми, весело бегающими под дождем, несмотря на то, что дождь был достаточно холодным. Маленьким арабам и французам, детям колонистов, действительно нравилась такая незамысловатая игра – догонять друг друга под дождем. Мельком их увидел Оскар Жёв, осмелившийся выглянуть на балкон под зонтом. Но взгляд его не задержался надолго на глупых детишках, коими их считал майор. Нет. Взгляд его плавно перешел на порт, наблюдать который во время дождя было одно удовольствие. Оказавшись в порту Орана в дождь, невозможно было из этого порта выбраться до тех пор, пока не кончится ливень. И людям, находившимся в порту, было совершенно не видно Жёва, наблюдавшего за ними и за судном, почти готовым к спуску на воду. Этим судном был обожаемый майором «Сен-Жорж», со дня на день готовившийся снова, после долгого перерыва, оказаться в объятиях волн и свободы. Но из-за разразившегося ливня как спуск корабля на воду, так и само отплытие пришлось отложить, дабы море успокоилось после бури, начавшейся вслед за грозой и ливнем.
Глава X
Благо, ждать пришлось всего один день. Однако теперь уже и Жёв, и сам Омар страстно желали поскорее сесть на корабль и отправиться в путь. Каждого из них жгло и травило кислое чувство обиды, напоминавшее по вкусу недоспелые сливы, залитые уксусом, если бы это чувство имело обличие фрукта. Интересно получается, что обида обладает кислым вкусом. Тогда можно поразмыслить над тем, каким вкусом обладают иные человеческие чувства. Например, вина. О да, это чувство – едва ли не самое тяжелое из всех, что когда-либо доводится испытывать человеку, поскольку он сам себя испытывает, сам себя порицает и ненавидит. И это психологическое самоистязание не прекращется даже во снах. Словно Орест, преследуемый мсительными эриниями, человек, одолеваемый жуткими мыслями о своей вине, надеется на скорейшее прекращение чудовищных мук, что подталкивает его порой на страшные поступки, призванные как можно быстрее дать ему покой. Так какой же вкус должен быть у чувства вины?.. Это должен быть вкус крови, отдаленно напоминающий холодное железо. Вкус этот способен свести сума или вызвать рвотный позыв одной только каплей, но чувство вины включает странную систему подавления рефлексов, мешающих терзаниям человека. Холодное железо превращается в крошку и смешивается с кровью, попадая в истощенный организм, чтобы окончательно довести его до безумия. Если же сравнивать чувство вины с чувством обиды, то окажется, что они совершенно антагонистичны друг другу. Испытывающий чувство обиды винит в совершении грехов других людей, а испытывающий чувство вины считает грешником только себя одного. А потому, как бы отвратно это ни звучало, жить с чувством обиды все же немного легче. Кислая слива в уксусе как-то приятнее железной крошки в легких.
Однако наиболее объективной причиной ускорившейся подготовки к отплытию стал временной фактор. Ведь, как читателю уже известно, майору необходимо было явиться в Марсель пятнадцатого декабря, в то время как к началу настоящей главы с пугающей быстротой приближалось двенадцатое. К утру все грузы оказались в трюмах кораблей, и осталось лишь спустить на воду «Сен-Жоржа». За этим событием Жёв решил понаблюдать лично. Он приехал в порт к девяти утра, отплытие же было назначено на час пополудни. Когда майор вышел из коляски, доставившей его до места назначения, там уже оказался Лассе, к раздражению Жёва. Помимо вечно докучавшего адъютанта встретил Жёва и почетный караул, а также мэр Орана. Сухо поприветствовав градоначальника, к большущему удивлению последнего (обычно они крепко обнимались и целовались), майор, одетый в походный мундир безо всяких наград, кроме Почетного легиона, мирно висевшего на груди, размеренным шагом отправился к фрегату, все еще находившемуся в сухом доке. На пути старику попадались матросы, разевавшие рты при виде своего коменданта, а также служилые люди, привыкшие видеть начальника почти каждый день, поскольку он частенько посещал весьма недешевый ресторанчик, что был на углу между центральной улицей города, прямо ведущей от порта к мэрии, и улицей, носившей имя еще живого маршала Мак-Магона. Простые матросы не могли позволить себе удовольствие, хотя и не совсем уж такое большое, посещать это заведение, а вот офицеры, нередко бравшие взятки за протекцию увеселительных заведений в городской полиции, и предприниматели, разбогатевшие за счет лова и торговли рыбой, а также рыболовными снастями, частенько заглядывали в ресторанчик. Примерно два раза в неделю посещал его и Оскар Жёв, любивший выпить и поесть, причем выпить и поесть обязательно хорошо, так, чтобы вставать не хотелось после трапезы или попойки. Поэтому служивым людям было не в диковинку лицезреть фактического правителя города, и они нисколько не удивлялись тому, что он пришел участвовать в спуске корабля на воду.
И когда майор подошел к капитану корабля, тот подробно описал суть
прошедшего ремонта, все затраты и прочую малоинтересную информацию:– Ваше превосходительство, согласно вашему поручению, ремонт корабля закончили в ускоренные сроки. И несмотря на быстрый темп работы плотников и других мастеров, нам удалось его полностью восстановить, без единого изъяна. Отчетность по смете уже предоставлена господину Мирабалю. Поэтому с определенной уверенностью и честью заявляю Вам, что пароходофрегат оранской эскадры алжирской флотилии французского императорского флота «Сен-Жорж» готов к спуску на воду и к дальнейшей эксплуатации!
– Премного рад это слышать, капитан! Если все готово, то поручаю спустить корабль на воду! – громко отчеканил Жёв и отдал честь капитану. Тот, в свою очередь, повторил жест командира и побежал на корабль.
Команда сразу принялась за дело. Корабль стоял в сухом доке правым бортом к воде, поднятый с помощью специальных кранов-подъемников и более чем сотни здоровых мужиков, крутивших рули кранов. Тоннаж судна был огромен, поэтому тогда потребовалось сразу десять кранов, причем в процессе подъема три из них оборвались и упали в воду, став навсегда погребенными под толщей воды. Как только «Сен-Жорж» был поднят на нужную высоту, тросы кранов натянулись до предела, готовые в любой момент оборваться и сбросить громадину. Но дальше, благо, корабль был опущен немного, чтобы еще сотня мужиков могла, обмотав его крепкими веревками, потащить вверх по спуску, по которому обычно как раз корабли и спускали, в сухой док. Четыре часа потребовалось для того, чтобы дотащить «Сен-Жоржа» до нужного места и зафиксировать в надежном положении. Также, по приказу Жёва, сухой док, по которому корабль поднимали, вскоре был разобран, чтобы фрегат спустить поперечным свободным способом. Для этого были сооружены особые поворотные балки, являющиеся одновременно опорной поверхностью строительного стапеля. По приказу капитана сложный механизм был приведен в действие. Мужики надавили на опрокидывающий момент, который заставил корабль наклониться под собственным весом. Уже под весом судна наклонилась поворотная балка, и через несколько секунд произошло совмещение спусковых салазок со спусковыми дорожками, которые представляли из себя засаленный деревянный путь, длиной в несколько метров, идущий по наклонной и резко обрывающийся у воды на высоте трех метров, в отличие от предыдущей дорожки, идущей даже еще чуть ниже уровня воды. Те же мужики вмиг освободили курки задержников балки, и «Сен-Жорж» по насаленным дорожкам спрыгнул на воду, создав большую волну, намочившую всех работяг-мужиков, к их веселью и радостному смеху.
Корабль же снова уверенно стоял на поверхности воды, готовый к отплытию. Майор Жёв очень обрадовался и дал указание Лассе «сиюжесекундно притащить всех необходимых людей». Ему очень хотелось поскорее зайти на борт своего флагмана, посетить главную каюту, оказаться за штурвалом. Но это предстояло сделать завтра, что и жгло старика, поскольку ожидание хорошего или плохого, без разницы, для него было одним из худших наказаний.
Теми необходимыми людьми, которых приказал привести Жёв, являлись те самые купцы, что упросили майора сопроводить их товарные корабли до Марселя. Когда они явились, то получили в знак приветствия тренировочный залп из трех орудий «Сен-Жоржа», которые попали в старый сарай, находившийся в непосредственной близости от купцов. Те от этого ужаснулись и начали медленно пятиться назад, однако их остановил стражник комендатуры.
– Полюбуйтесь, господа торговцы! – с широкой улыбкой на лице произнес Жёв и указал на корабль. – Вот это творение Господа будет защищать ваш товар в течение всего пути в Марсель! Ни одно суденышко не посмеет даже близко подплыть к эскадре, не то что угрозу предъявить! Будьте покойны, доставим в целостности и сохранности!
Купцы, продолжая пребывать в смятении и страхе перед легким сумасбродством Жёва, поклонились майору и поспешили сесть в свои коляски, чтобы уехать в гильдию. К Жёву же подошел Лассе и что-то нашептал на ухо. Да так тихо, что призрак не услышал бы. Сразу после этого оба оседлали лошадей и, в сопровождении охраны, вернулись в крепость. Перед этим Жёв дал указание готовить все до конца, назначив на завтра отплытие.
Многим из вас покажется странным, и вы наверняка пару раз точно задавались вопросом, интересный факт, что оранская эскадра французского флота в конце 60-х годов девятнадцатого века оставалась полностью парусной, не имея ни единого парового судна, кроме «Сен-Жоржа». Но ответ на сей вопрос лежит там, где вы вряд ли бы подумали только думать. А именно в казначействе министерства финансов, которое отказало генерал-губернатору Алжира в просьбе предоставить колонии хоть одно новое судно с паровым двигателем. Причиной отказа послужила завершившаяся еще тринадцать лет тому назад война с Россией. Если не углубляться в историю, то можно без труда выловить ответ министерства: «Принимая во внимание ваше прошение о предоставлении средств на строительство пяти пароходофрегатов, а также ваше желание обезопасить морские границы колонии, вами управляемой, министерство приняло решение обратиться за позволением Его Императорского Величества для выделения вам суммы, втрое меньше той, которую вы запросили. Также вам будет выслано письмо военного министерства с указанием строить не паровые корабли, ввиду их излишней дороговизны, проявившейся во время войны с Российской империей, а также весьма недешевой эксплуатации, а обычные парусники, поскольку нет объективных причин в замене парусного флота на паровой. В связи с этим министр лично рекомендует вам истратить полученные средства более разумно, чем заплатить за постройку паровых кораблей. С уважением, МФ»
Генерал-губернатор Алжира был в бешенстве, сравнимом с бешенством Господа на людей, строивших Вавилонскую башню. Он прекрасно понимал, что зажравшимся ленивым чинушам, желавшим лишь иметь хороший заработок и просторную двухэтажную квартиру в доме на улице Риволи, где по утрам приносили бы булочки с шоколадом и кофе с газетами, в которых писалось бы только о последствиях Всемирной выставки двухлетней давности, совершенно не было дела до интересов французских колониальных войск, и уж тем более их не заботило состояние алжирской флотилии и оранской эскадры. Но ему ничего не оставалось, кроме как оплатить строительство обычных парусников, безнадежно устаревших под натиском ревущей от неистового темпа паровой революции, единственным проблеском которой уже почти три десятка лет для оранской эскадры оставался «Сен-Жорж», спущенный на воду почти одновременно со знаменитым «Декартом» 29 , которого уже два года как не числилось в составе флота. А когда полномочия по обновлению и поддержанию целостности оранской эскадры получил майор Жёв, все позабыли о паровых судах, в геометрической прогрессии распространявшихся по всему миру, поскольку старик был человеком взглядов консервативных, и не понимал преимуществ паровой машины над тысячелетиями использовавшимися парусами. А объяснять ему этих преимуществ никто не хотел и боялся, так что все дружно ходили под парусами, принимая щедрую помощь великодушного ветра. Омар и тот вовсе никогда не видел паровой машины, и при рассказах о ней представлял мелких чертей, скачущих в колесе и своей магией разогревающих дьявольский механизм, а угли для них служить в таком случае должны были в качестве пищи. Но такая «отсталость» араба была вполне оправдана. И не было никаких потешаний в его сторону.
29
«Декарт» (фр. Descartes) – пароходофрегат французского флота, спущенный на воду в 1844 году. Один из первых удачных парусников с паровой машиной. Изначально именовался «Гомером». Принимал участие в Крымской войне. Списан в 1867 году.