И пришел доктор...

«Ну, всё» — подумал морской доктор: «Расстреляют». И он стал вспоминать молитвы, которым его, ещё в Советские времена, бабушка научила. Не успев дочитать и одной страницы, он оказался в просторной душевой комнате самодельного происхождения. Тут же принесли рыльно-мыльные принадлежности, белоснежное махровое полотенце и свежее платье. «Что-то важное, — подумал пленный доктор. — Перед закопкой в сырую землю таких благ не предоставляют». С этими мыслями он повернул ручку душа, погрузив своё уставшее тело в миллионы капель чистейшей родниковой воды…

Что именно важное, коллеге моему гадать не пришлось: скоро его привели к раненому. Когда пленный врач увидел пациента, нахлынувшая радость не знала предела. Мало того, что рана шла по касательной и не задела бедренную кость, так ещё абсолютно аналогичным повреждением он лично занимался на пятом курсе, когда его включили в состав второй хирургической бригады. Первая занималась головой. Оперировали одного из «новых» русских, простреленного во всех местах сразу. И вот этому доктору, тогда ещё совсем неопытному, дали самый лёгкий участок работы: сквозное пулевое ранение мягких тканей левого бедра. Запомнил он тот случай ещё и потому, что «новый» русский так и умер на следующий день, не приходя в сознание, уж слишком много в нём насчитывалось дырок.

Стоит ли писать, что в представленном «джигите» зияла не просто такая же, одна-единственная рана, но и топографическое её местонахождение ограничивалось тем же левым бедром. Тем не менее, доктор всё-таки поддался лихорадочному удивлению, когда уткнулся взглядом в операционный инструментарий. Не говоря уже о том, что его количество изобиловало и пахло разнообразием, так ещё и весь он был выполнен из чистого золота. Зажимы Кохера, лопаточки Буяльского, крючки Фарабефа, даже пуговчатый зонд, — всё блестело цветом дорогого металла…

Работу мой коллега, закончивший морской факультет Медицинской академии ровно так же, как и я, только чуть-чуть раньше, выполнил чётко и слаженно, добившись, чтобы послеоперационный период протекал без осложнений. Накопленные знания ох как пригодились: благодарность бандитов зашкаливала через край. Доктор сразу зажил по-другому…

Это был один из самых тёплых дней тогдашней золотой осени. Весь земной покров северной местности представлял собой невероятной красы ковёр. Листья карликовых берёзок переливались из одного цвета в другой, а осенний мох придавал этому ощущение неоновой подсветки, какую сейчас любят делать, пуская её по дну автомобиля. Сопки цвели, а вода замерла — ив ней зеркально отражалось светло-багряное небо. Ослепительное зрелище.

Мягко ступая по родной Матушке-земле, он шёл осторожно, как будто по облакам. Подтянутый и хорошо побритый, он не походил на того загнанного зверя, которым был буквально месяц назад. Не осталось и следа от жуткой щетины и густой бороды. Ногти вернулись к аккуратной форме, а тело благоухало ароматной французской парфюмерией. На нём сидел шикарный костюм, тёмно-красный галстук и чёрные ботинки ручной работы. Ботинки были так тщательно начищены, что в них можно было увидеть не только отражающееся светло-багряное небо с парящими птицами и сопки с цветущим кудрявым мохом, но и чемоданчик с набором инструментов из самого что ни на есть всем металлам металла, который в периодической системе элементов дедушки Дмитрия Ивановича Менделеева находится под порядковым номером семьдесят девять из ста семнадцати возможных. Однако его взгляд был направлен не на обувь, а прямо, к заливу. Он снова шёл к морю, к своей атомной многоцелевой Краснознамённой (в прошлом) подводной лодке.

ГЛАВА 53 МЕДИЦИНСКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ

Все трюки в данной главе выполнены профессиональным каскадёром.

Не пытайтесь их повторить, это опасно для жизни.

Предупреждение

Конечно, за время долгого отсутствия пленного доктора, на флоте много чего изменилось. Корабли стали совсем редко ходить в море, а подобные горные командировки, после этого кавказского случая сразу же свелись к нулю. Жизнь у подводников становилась неоправданно размеренной, и только отдельные любители военизма имели способность привнести хоть какие-то приключения.

Дабы можно было оправдать своё налогоплателщецкое существование, царские лодки нашего ЗАТО ходили в походы буквально на неделю-другую. Состояние их оставляло желать лучшего. Экипажи, аналогично им, имели далеко не полную комплектацию личным составом. Людей открыто не хватало. Поэтому врач во время автономного похода испытывал особенные скучающие муки. Такие муки, какие имели быть место у одного из наших товарищей, удостоившегося созерцать свой первый редкий выход в открытое море с начальных рядов. Рассказ данного товарища о походе настолько увлёк меня, что я совершенно забыл про военно-морской чай, который собирался испить непосредственно с ним, зайдя, в ясный полдень, к нему в гости.

Скука — это самое страшное, что может напасть на молодого доктора в автономном походе. Она повсюду. И в пятом отсеке, и в шестом, и на корме. Даже в мини-сауне она тоже не брезгует париться. Именно тётушка Скука и одолела моего академика, когда он вышел в море с половиной своего родного экипажа. Даже спать необвыкнувшемуся начмеду и то было в тягость. Тягость навалилась на него, как снежный ком. Бороться с проснувшимся недугом он решил проверенным методом: изучая медицину.

Перечитав пособия Бориса Ильича Шулутко и Юрия Леонидовича Шевченко, борец всё равно не смог победить эту самую назойливую скуку. Поняв, что интересней литературы таких именитых авторов на железе ему не сыскать, наш товарищ задумал себя, всё-таки, хоть чем-то развлечь. Помозговав с минуту, он решился на беспрецедентный доныне эксперимент. Я даже сказал бы не на эксперимент, а скорее на операцию. Точно, на операцию «Головной штурм».

Поскольку в данном коллеге с детских лет необычайно был развит гуманизм, то в роли подопытной мыши выступил не старший помощник, как многим хотелось бы, а он сам, личной персоной. Операция несла невидимую опасность. Риск для жизни чувствовался даже в амбулатории, где на шкафчике с лекарствами красовалась алюминиевая табличка с избитой, изречённой неизвестно кем фразой:

ЕСЛИ ДОКТОР СЫТ, ТО И БОЛЬНОМУ ЛЕГЧЕ

Но любознательный врач, с притуплённым осязанием, не обратив внимания на табличку и не ощутив духа дедушки Риска, ушёл «с головой» в эксперимент. Он понимал, что только настоящий аналитический медицинский ум мог затеять столь важный технологический процесс. Суть его была не сложна в реализации: как можно дольше не ложиться спать и всё. Всё гениальное — просто.

Затикали часики. Посыпался песочек. И пошёл отсчёт. Операция началась без наркоза, поскольку в присутствии оного, доктор-экспериментатор уснул бы в три секунды.

Первые сутки протекали гладко: спать нашему товарищу не хотелось, и он успел прочесть ещё полтома «Внутренней медицины», случайно помяв страницу номер тридцать семь. Вторые сутки также обошлись без эксцессов, если не считать тяжести в веках и убийственной сонливости, которая навалилась на организм, словно обширный инфаркт. Сверху давила неведомая сила, которая так и силилась прижать дока к кушетке. Голова стала невероятно тяжёлой и, если не держать равновесия, то она могла в любую минуту завалиться и уснуть, независимо от всего остального тела. Разумеется, как и полагается, ноги были ватные, об этом даже и упоминать не стоило. Но, больше всех беспокоили глаза. Они медленно и уверенно пытались отказать. Напускали на себя некую белую пелену, а когда хозяин этих самых глаз тщательно промывал их ледяной водой, они шли в контакт всё с теми же веками, которые увеличивали свою массу и наваливались что есть мочи. Выдержав и этот момент, не без помощи спичек, разумеется, наш товарищ плавно переступил порог третьих, бессонных, суток.

Вот на данном этапе ситуация изменилась в совершенно неожиданную сторону. Спать совершенно расхотелось. Он перестал чувствовать ещё недавно пудовые веки, а глаза, вместо пелены, силились выпрыгнуть из орбит, видимо для того, чтобы увидеть побольше окружающего их мира. Давление сверху прекратилось. Образовалась тонкая непередаваемая бодрость. Даже захотелось взмахнуть крыльями и взлететь.

Но, вскрикнуть от радости доктор не успел. Ниоткуда, вместе с бодростью, возник потусторонний таинственный голос. Осмотревшись вокруг, юный экспериментатор обнаружил источник нового голоса. Им оказался он сам. Раздвоение личности, знаете ли. Появившийся голос помимо того, что существовал, ещё и, попутно, умудрялся твердить всякую ерунду. Твердил без умолку и остановок. Нёс какую-то околесицу и пытался рассказать о несуществующих болезнях и неизвестных доныне фармакологических лекарственных средствах.