И прошел год
Шрифт:
— Извините, мы закрыты. Подойдите завтра, — сказала она, и хотела было снова закрыть дверь, но Дин втиснул в проем ногу и обворожительно улыбнулся.
— Простите, что так поздно, — он прочистил горло. — Я доктор Джонс из Гарварда. У меня завтра лекция, а я жутко не успеваю с очень важной ее частью. Можно мне как-нибудь?.. — Дин махнул рукой.
Женщина оглядела его с головы до пяток. Дин лучезарно улыбнулся ей, повысил уровень обаяния еще на пару градусов и поставил ногу на место. Кажется, его старания сработали: женщина приветливо улыбнулась в ответ, открыла дверь и провела Дина в обшитую деревом комнату.
— Какую семью вы разыскиваете, доктор Джонс? — спросила она из-за стойки.
— Ищу информацию о Хеннриках.
— Хммм, не уверена, что у нас много сведений о них. Дайте глянуть, —
Заглянув в него сверху, Дин увидел, что это список семей, проживающих в Салеме с тех пор, как он был основан в 1628 году.
— Хм. Эбби, Адамс, Аллен, Бэйли, Биббер, Черчилль, Кэмпбелл, Кори…
— Постойте-ка, — Дин взял листок и перевернул его так, чтобы читать не вверх ногами. — Кэмпбелл?
— Да, вот здесь, — она ткнула пальцем в лист. — По этой семье тоже немного информации, если я правильно помню. Могу принести, если хотите.
— Да, будьте добры, — попросил Дин.
Через несколько минут женщина, шаркая, вернулась с пыльной коробкой.
— Это все, что у нас есть по Кэмпбеллам. Если что-то еще понадобится, зовите. Мне надо кое-что доделать, так что у вас есть полчаса.
Дин поблагодарил ее и, когда она ушла, сел за один из ближайших столов. В коробке лежал старый кожаный дневник с вытертой золотой подписью «Натаниэль Кэмпбелл». Дин осторожно пролистнул мягкие пожелтевшие страницы.
Он никогда не слышал о Кэмпбеллах в Салеме. Собственно, он вообще не знал о своих родственниках до дедушки и бабушки, Сэмюэля и Дианы. Но кем бы ни был этот Натаниэль Кэмпбелл, дневник он вел весьма активно. Первая страница была датирована 1664 годом, и Дин начал читать.
«Сегодня я подписал бумаги на усадьбу вместе с достопочтенным Коттоном Матером [45] . Цена с нынешнего времени три английских фунта в год. Угодья начинаются в двадцати метрах от старого дуба на повороте дороги в Ипсвич [46] . Ширина примерно пятьсот метров, длина — две тысячи. На западе она ограничена маленьким ручьем, а на юге — рекой, которая течет к Ипсвичу».
45
Коттон Матер— выпускник Гарвардского колледжа, священник Северной церкви Бостона, автор книги о колдовстве «Memorable Providences, Relating to Witchcrafts and Possessions».
46
Ипсвич— город в штате Массачусетс.
Дин перестал читать и перевернул несколько страниц разом. Запись, датированная февралем 1692 года, привлекла его внимание.
«Сегодня к северу от деревни было найдено тело девушки. Эбигейл Фолкнер четырнадцати лет нашли с перерезанным горлом. Я спросил деревенского доктора Уильяма Григга, могу ли я повидать тело, чтобы соборовать несчастную. Я прибыл туда до его преподобия Парриса [47] , иначе он бы тут же наделал шуму, и я бы точно не смог осмотреть ее. Вдова Фолкнер не хотела ждать ни минуты, опасаясь, что дочь ее не вознесется на небеса, и позволила мне взять все в свои руки. Я настоял на том, чтобы сперва остаться с телом наедине на некоторое время, чтобы „подготовить все“ к визиту вдовы. За это короткое время я сделал несколько ясных заключений, до которых бы, уверен, не додумался даже хороший врач. В сущности, шея была сломана. Даже при перерезанном горле кости оказались переломаны, как если бы били обычным топором. Но на задней стороне шеи не было синяков. Боюсь, подобная сила может оказаться потусторонней. Я уверен, что истребил тогда ведьм, но вдруг другие попали под темную власть Сатаны? Могу лишь надеяться, что это не так. Однако боюсь, сыновья мои правы: ведьмы снова объявились в Салеме».
47
Его преподобие Паррис— пастор Самуэль Паррис, отец и дядя девочек, с «болезни» которых начался Салемский процесс.
Дин
выпрямился и уставился на страницу. Неужели это дневник одного из его предков? Возможно ли, что Натаниэль Кэмпбелл — его прапрапрадед по материнской линии? Дина перетряхнуло. Нужно дочитать дневник. Встав со стула, он прищурился в темноту коридора: тишину нарушил приближающийся стук каблуков. Дин всегда носил в кармане отцовский дневник: когда погиб Сэм, больше ничего не связывало его с семьей. При помощи карманного ножа, Дин снял с дневника Натаниэля кожаную обложку и тщательно обернул ее вокруг дневника Джона Винчестера. Они были одинакового веса и размера, и уж точно никого больше не заинтересует древний дневник семьи Кэмпбеллов. Когда Дин со всем разберется, то вернется и поменяет их обратно.— Нашли, что искали? — спросила женщина, когда Дин проходил мимо.
— И даже больше, — отозвался Дин.
Вернувшись к себе, Дин с облегчением увидел, что Лиза и Бен смотрят телевизоры и едят заказанные в гостиничной кухне бургеры (один и его дожидался). Лиза утверждала, что ей лучше, но все еще выглядела бледной. Она сказала, что окончательно оклемается к утру, и тогда можно будет посмотреть клиперы. А Бен весь вечер проговорил с пиратским акцентом.
Дин проглотил бургер и сел на вторую кровать с дневником Натаниэля.
— Что это? — спросила Лиза.
— Взял кое-что в библиотеке, — отозвался Дин.
И он начал читать о семье охотников по фамилии Кэмпбелл.
Глава 14
Калеб Кэмпбелл и его брат Томас (тремя годами старше) возвращались из деревни, когда с малоезженой дороги, уходящей на северо-восток, появились повозка и идущий рядом с ней мужчина. Он был весь мокрый, с дикими глазами.
— Дьявол объявился, мальчики. Ступайте домой и заприте двери!
— Но почему, сэр? — спросил Томас.
— Сам дьявол убил бедняжку. Слишком жестоко, чтобы показывать детям.
Мужчина указал на лежащий в повозке предмет, укрытый рогожей. Из-под грубой ткани выглядывали покрытые снегом башмачки. По размеру ступней и виду обуви стало ясно, что это — тело юной девушки. Мужчина погнал лошадь к Салему, а Томас и Калеб переглянулись.
— Самое время, — заметил Калеб. — А то я думал, усну в этой деревне.
Даже в тусклом зимнем свете рыжеватые волосы Калеба сияли, словно летнее солнышко. У него были темные глаза и широкий рот. Хотя он был младше брата, зато учился намного лучше. Томас уже нарастил мышцы, и куртка стала ему узка в плечах. Мать приберегла пару шкур с прошлой зимней охоты и сшила ему новую куртку из оленьей кожи, вычищенной до темно-коричневого цвета. Она приделала воротник, прикрывающий Томасу шею, и пришила большие карманы для рукавиц, потому что сын, ясное дело, уже терял свои рукавицы несколько раз. Куртка получилась совсем не такая, как у других деревенских мальчишек, но так всегда выходило у Кэмпбеллов — они были другими.
Семейство Кэмпбеллов прибыло сюда из Европы с волной англоговорящих поселенцев в середине семнадцатого века. Никто не знал точно, из какой именно страны они приехали. Они торговали зерном в деревне, но по большей части держались особняком и к тому же не ходили в церковь, что приводило в гнев многих соседей, а в особенности нового священника, преподобного Парриса. Натаниэль Кэмпбелл вообще не был религиозен, а преподобному еще и не доверял. Он учил детей не верить человеку, столь жадному до внимания и обожания. «Такой человек может быть опасен» — твердил он семье. Именно поэтому Натаниэль сказал священнику, что они будут молиться дома по вторникам и воскресеньям, в то время как остальные собирались в таверне и обсуждали Библию. На самом деле, Натаниэль наказывал своим троим детям скорее учиться, чем молиться.
Отпрыски Кэмпбеллов не затверживали Библию — они и так знали ее от корки до корки — вместо того они изучали латинский язык, травы и тексты о чудовищах, записанные предками. Их семейным делом была охота, и для Натаниэля было очень важно, чтобы сыновья и дочка продолжили традицию.
Томас взглянул на брата:
— Ты пойди, расскажи отцу, а я побегу за тем человеком в город.
— А почему сразу ты? Я тоже хочу, — возразил Калеб.
— Потому что я старше, и если заловят, у меня лучше язык подвешен.