И пусть их будет много
Шрифт:
И только потом, когда он поднялся, все так же держа ее в своих объятиях, коснулся губами волос, лба, глаз, она поняла, что не может, не в состоянии оттолкнуть его.
Подумала: "Почему бы нет?"
С каким-то отчаянием вскинула руки ему на плечи. Она верила ему. Чувствовала, что то, что он говорил теперь - правда. А, главное, понимала, что сегодня, в эту ночь, ни за что не откажется от наслаждения, которое сулили ей его темные глаза.
Да и во имя чего должна была она отказаться от возможности хотя бы на несколько часов ощутить себя красивой, желанной, нужной?
Глава 21. Болезнь
"Он уехал. Слава Богу!" - радостно билось сердце.
"Он уехал..." - сжималось оно в отчаянии.
– Что могу дать я тебе, кроме любви, сегодня?
– еще вчера теплая рука нежно гладила ее по лицу.
– Что могу тебе я оставить, кроме памяти о себе?
Он не засыпал даже тогда, когда уснула она, прижавшись к нему всем телом. Спала некрепко. Слышала сквозь сон его шепот, чувствовала прикосновения. Улыбалась.
Ей ничего не нужно было больше, кроме покоя - рядом с ним: неутомимым, уверенным, сильным. Она улыбалась устало, молча принимая его тихие ласки.
Она улыбалась и сейчас, вспоминая, как рухнула последняя, оказавшаяся такой хрупкой, стена, защищающая ее добродетель.
– Нет!
– на мгновение устыдившись своего порыва, она оттолкнула его руки.
И он отступил.
– Неужели ты думаешь, что я избавил тебя сегодня от насилия, чтобы взамен предложить другое?
– горько спросил, вдруг не решаясь обнять ее вновь.
Что она могла? Она прожила в одиночестве год. И завтра опять оставалась одна.
Они долго смотрели друг на друга.
– Нет, - сказала она.
Протянула к нему руки.
– Нет, иди ко мне.
*
Он уехал утром. Поцеловал ее спящую. Улыбнулся, глядя на то, как нахмурилась она, не желая просыпаться, шевельнулась недовольно, потом укуталась в простыню, свернулась в клубочек. Постоял над ней, запоминая.
Вышел из комнаты тихо, по-хозяйски прикрыл дверь. Заговорщицки приложил палец к губам, встретившись взглядом с заспанной Терезой.
Уходить - так уходить. Нечего и время тянуть.
– Госпожа, он уехал!
– сообщила Клементине горничная, едва та проснулась, - господин О... то есть Флобер приказал с раннего утра седлать коня.
Трещала без умолку:
– Если б вы видели, госпожа, как он был красив! Гордый и свободный! Вскочил на коня, бросил его с места - в карьер, вылетел через ворота, проскочил мимо повыскакивавших ему навстречу драгун, помахивая письмом, которое вы ему дали. Радостно кричал: "До встречи, господа! До встречи!"
– Каким письмом?
– недоуменно пожала плечами Клементина и, вдруг поняв, расхохоталась.
Вот мальчишка! Несносный, самонадеянный мальчишка!
– Ах, госпожа, - Тереза всплеснула руками.
– Я забыла. Он вам тоже оставил письмо. Там, у зеркала. "Передай, - сказал, - госпоже, когда она проснется, это - взамен того, что я уношу с собой".
Клементина
долго смотрела на поданное ей письмо. Боялась, что то, что написано в нем, разрушит очарование прошедшей ночи. Наконец, выдохнула, развернула. Прочла."Дорогая! Я не обещаю вернуться просто потому, что мне нечего предложить тебе, кроме своей нежности. Но я обещаю, что буду помнить тебя всегда.
Флобер".
Сбоку она увидела пририсованного маленького чертика с рожками и хвостиком с аккуратной кисточкой.
*
Одижо уехал, и Клементина, наконец, перестала чувствовать себя как на пороховой бочке. Она успокоилась, вздохнула с облегчением. Только временами ныло сердце, напоминая о сладостных минутах, украденных ею у судьбы.
Тело капитана Лагарне нашли через два дня. Нашли на другой стороне реки, так далеко от лагеря, что, к великому облегчению Клементины, никак не связали его гибель с обитателями замка Грасьен. Долго прочесывали лес в поисках Одижо и его сообщников. Не обнаружив никого, понурые вернулись к замку и принялись снимать лагерь.
В середине дня в дом с печальным видом явился драгун. Увидев Клементину, склонился, подмел перьями пол. Сообщил:
– Капитан погиб, сражаясь за короля и спокойствие в стране. Теперь мы возвращаемся в Перигор. Но мы уходим с чистой совестью. Подлый бунтовщик бежал, и вам ничто больше не грозит. Бедняга капитан!
– вздохнул.
Потом встрепенулся, достал из-за пазухи сложенный вчетверо лист:
– Простите, графиня. Чуть не забыл... В своих поисках мы добрались до Лаленда и были чрезвычайно удивлены, встретив в одной из тамошних таверн господина Флобера. Он же очень обрадовался представившейся оказией. Сказал, что как раз раздумывал над тем, как сообщить вашей милости о том, что, как это ни прискорбно, но ему придется задержаться. Что-то личное, насколько я понимаю. "Вот, - сказал господин Флобер, - господин д'Эмре, я прошу вас, передайте графине де Грасьен это письмо. Вы ведь увидитесь с ней вскоре! Просите графиню за меня, чтобы не гневалась".
Заметив, что графиня побледнела, счел, что был недостаточно красноречив. Повторил:
– Не сердитесь, ваша милость. Убежден, что только особые, очень серьезные, обстоятельства могли заставить вашего слугу ослушаться ваших приказаний.
– Благодарю вас, господин д'Эмре, - взяла, наконец, послание из рук драгуна.
Отошла в сторону. Распечатала.
"Дорогая графиня, - прочла.
– Счастлив узнать, что вам более ничто не угрожает. Уношу с собой вашу нежность, оставляя взамен нее свое сердце.
Мои обещания остаются в силе".
Маленький лукавый чертик был на своем месте.
"Бедные девичьи сердца!
– подумала.
– Как много, должно быть, уже успел разбить этот сумасбродный мальчишка - храбрый воин и нежный любовник. И как много еще разобьет!"
Она перечла письмо еще раз и бросила его в огонь камина.
Смотрела, как пламя пожирает листок - последнее свидетельство того, что с ней произошло.