И смех и грех, или Какая мука - воспитывать!

— Бывает, ма. Зато ты вот… — он взял её ладонь и переплёл их пальцы, — смогла приехать. — Посмотрел на руки и невольно удивился, не обнаружив у Жанны Ивановны маникюра. Не помнил он, чтобы мадам Темникова ходила с не накрашенными ногтями.

— Ага, повезло прям, — кивнула она с укором. — Да я бы ещё… отсидела, только бы в тебе дырок не было.

Иван всеми этими причитаниями был уже сыт по горло и даже больше, потому как на этот раз над ним охала и ахала даже Марго!

— Как ты доехала, — отвлёк маму.

— Ой, как я добиралась! — всплеснула свободной рукой. — В Чусовой ничего не летает, не ездит. Морозы под сорок! — Окинула сына ласковым взглядом и опять погладила по колючей щеке. — Но я бы и пешком дошла.

— Как тебе там, ма?

Жанна Ивановна горестно вздохнула и шмыгнула красным от мороза носом.

— Сынок, ты же знаешь, я и в бункере с гремучими змеями выживу. Я ведь двужильная.

Иван оглядел её лицо будто заново.

— Похудела.

— Ага. — Кивнула и заулыбалась как девочка — молодо и залихватски — Сбылась мечта идиотки.

Иван выглянул из-за неё на Арину.

А потому как настал он! Его звёздный час! Кнопка уже предупредила, что одна не будет говорить маме Жанне о них.

— Я без тебя боюсь, — сказала после звонка дедушки о том, что его дочери предоставили отпуск за примерное поведение и по случаю тяжелой болезни сына.

А болезнь оказалась, действительно, не самой лёгкой.

Только Иван очнулся после операции — к сожалению, пуля застряла в плече — возле него сидел отец. Увидев впервые Степана Лавровича таким, Иван Степанович чуть сам было не испугался — не мог его папа, тот самый который прошел и Крым, и Рим, и много чего похлеще вплоть до банкротств, рэкета, налогов и санкций, выглядеть столь подавленным и злым одновременно. Именно он и рассказал, что произошло после того, как Ваня упал, потеряв сознание от болевого шока.

— Короче, Кристинка мямлит, что типа кинулась забирать ружьё у педрилки этого. — Беспалов-старший скрипнул зубами. — Вот не зря мне эта мразота не нравился! — Иван молчал, и папа расслабился. — Во-о-от. А потом они там типа боролись за ружьишко, и типа оно само выстрелило, и попало дебилу в ногу.

Иван тогда чувствовал себя из рук вон плохо — было ощущение, что его разобрали на части и разложили по разным углам: что-то где-то болело, что-то где-то ныло, что-то стучало пульсом — но понимал, что думать и обрабатывать информацию ему нужно, как после месячного отдыха на хорошем курорте, недели беспробудного сна и многократного горячего секса. И как бы это не звучало банально, но право на ошибку он, увы, не имел. Хватит. Этого дерьма уже предостаточно. Само ранение для него, как для слона дробина — спасибо молодому организму — но вот юридические последствия могут зайти очень далеко.

Начал с того, что жутко лениво было проваляться в больнице с ранением кучу дней и ночей, а потом ещё и ходить на заседания суда, как на работу. Он бы предпочёл «загасить» Мартынова до состояния цыплёнка табака и на этом успокоиться.

— А Мартышкин ещё не признался, что стрелял? — спросил у отца.

— Не. Некому признаваться. Пока Кристинка тебя в больницу везла, педрилко сбёг. Скорее всего, папашка где-то спрятал.

Парень помолчал.

— Я тоже скажу, что сам в себя выстрелил.

Степан Лаврович пожевал губы.

— Есть на то… особые причины? — выгнул он одну бровь.

— Не хочу, чтобы на суде всплыло, о чём мы… говорили в доме.

— А о чём… вы говорили в доме.

Иван прикрыл глаза, но потом взял себя в руки.

— Мартышкин поймал меня с бабой. Не хочу, чтобы это дошло до Арины.

— В смысле… поймал, — Степан Лаврович очень сильно, практически изо всех сил старался делать вид, что страсть как озабочен и недоволен, но на самом деле, чуть ли не ликовал, узнав о похождениях отпрыска.

«Дают бабы пацану! Молодца-а-а. Ай, молодца. Красавчик! Весь в меня!»

Сын поморщился.

— Да я… ну смаладушничал, чего уж там. Тряхнул стариной с одной тут… бэдээсэмщицей.

— И? — Беспалов-старший готов был заржать.

— Ребята Жорика её засняли, когда она из моего подъезда выскочила.

— Та тю-у-у-у… — с облегчение протянул Степан Лаврович. — Чтоб меня так ловили…

Они помолчали.

— Говори, что задумал, — нарушил тишину папа.

— Ничего, — Иван, насколько был в состоянии, сделал ангельское выражение лица.

— Ванька! Только не вздумай ему мстить! Лучше давай посадим козла и всё делов-то.

— Да не могу я рисковать, пап! По любому его адвокаты начнут рыть. — Иван помолчал. — И под тебя тоже, кстати.

— А нехай роют. Мы тоже… не пальцем деланные. Я Веталя подключу. Он на них нароет лет на пятнадцать.

— И даже если Аришку к суду и близко не подпущу, всё одно может узнать. — Будто не слышал отца Ваня. — И тогда мне реальный пиздец. А это… — парень посмотрел себе на грудь, но поскольку шевелилась только шея, на плечо удалось показать лишь взглядом. — Это всё херня. Дырка затянется, синяки отмочу в горячей ванной и всё.

Потом был примерно такой же разговор с дедом и Базиным, обнимашки с Ариной, общение в новом формате с Марго, шуточки по поводу и без от Вадика Кудряшова и Дамира Мингалишева — Кристину Артёмовну Иван приказал к себе на милю не подпускать — и под конец милое, полное кокетства, румянца и удушливых волн симпатии общение с молоденькой девушкой следователем.

И вот — мать!

Иван волновался.

Кроме того, что она соскучилась и переживала, Жанна Ивановна никогда не была простым и лёгким человеком. И даже сам Степан Лаврович, которого уже мало чем в этой жизни можно удивить, иногда называл её «атомной бабой». Она, разумеется, ничего худого не сделает, но атмосферу всеобщей любви и благоденствия подпортить может основательно и вполне серьёзно. То, что мать полностью и окончательно освободится только после совершеннолетия Арины сына немного успокаивало.

Но не спасало.

Ведь мало того, что, не то безумный, не то бессмертный Ваня осмелился, как говорит Базин, «прокомпостировать» вверенную ему девушку, так он, допустим, ещё и имел желание забрать её к себе в квартиру.

И даже имел возможность.

Но мать могла запретить Арине, пригрозить, надавить, настоять на своём, и та скорее всего послушается, ведь у неё впереди учёба. Жанна Ивановна в бытность восемнадцатилетней девчонкой сама учиться не очень любила и не захотела, и лично Ваня уже сбился со счёта, сколько раз она пожалела об этом только при нём. Поэтому, в таких серьёзных, далеко идущих отношениях с мужчиной на восемь лет старше — пусть и своим собственным единственным отпрыском — скорее всего, увидит для Арины угрозу именно будущему образованию, и тогда — держитесь все, кто не пристёгнут.

Нет, конечно же, Иван, как верный ребёнок своих родителей, отвоюет Кнопку. Кровь не водица, и яблоко от яблони далеко не катится, поэтому сынок по бычьи выставит вперёд лоб, воткнёт копыта в песок, упрётся рогом, раздует ноздри и не расслабится, и не успокоится, пока не получит желаемое.

Но воевать с матерью всё равно не хотелось.

«Хватит с меня «войн». — Вздыхал про себя Ваня. Пуля задела акромион и ось лопатки — придётся много разрабатывать руку.

Ну а пока он набрал побольше воздуха в лёгкие и как бы сейчас себя не чувствовал — а было, мягко говоря, тяжеловато — всё-таки пошел в поводу у своего нетерпения. В шею толкало любопытство — что же всё-таки скажет мама.