I wanna see you be brave

— По крайней мере я не явился на первое занятие по стрельбе из пистолета в штанах и лифчике.

— Эй! Эрик скинул мою кофту с обрыва! — я толкаю Четыре в бок, но он уворачивается, не давая лишить себя равновесия. — Спасибо, кстати, что выбил потом ему пару зубов.

Четыре садится на край своей кровати. Я останавливаюсь в нескольких шагах от него и скрещиваю руки на груди. Что-то в нём изменилось, но я не могу понять, что именно. Его взгляд направлен в точку на полу, глаза затуманены, словно он и вовсе сейчас не здесь. Но тогда где?

— Четыре? — я делаю шаг вперёд, пытаясь привлечь его внимание, но кажется, что юноша ушёл куда-то глубоко в себя, словно его накрыло внезапной волной воспоминаний, или что-то вроде того.

Я привыкла к такой его стороне. У меня заняло это около года, но всё же, я привыкла. Мало кто тут может похвастаться тем же, разве что Зик. Мы втроём были неразлучны с тех пор, как Амар пригласил меня и Тобиаса на вылазку с неофитами-лихачами. Он видел, что мне было тяжело адаптироваться к Лихости, и главной причиной этого был Эрик, а Четыре и вовсе был замкнут и скрыт, словно хранил в себе страшную тайну, что убивает его изнутри.

Позже, одним вечером, когда он был слишком пьян, я узнала, насколько оказалась права.

Поэтому я разворачиваюсь и направляюсь в свой угол этой комнаты, что отделён от спального места Четыре толстой каменной перегородкой. Бросаю взгляд на часы — ориентировочно через минут десять Эрик перестанет запугивать переходников, и я смогу наконец поговорить со Стайлзом.

Стягиваю резинку с кисти и перевязываю ей волосы в высоком конском хвосте. Хватаю со спинки стула длинную кожаную куртку, потому что знаю, что вечером в Яме становится прохладно, если только ты сам не под градусом, бросаю беглый взгляд на своё отражение в зеркале, и убедившись, что выгляжу сносно, выхожу обратно в коридор.

Четыре лежит на кровати, руки сложены за головой, взгляд направлен вверх.

— Я пойду пройдусь, — произношу я, проходя мимо него, не останавливаясь.

— Передавай Стайлзу привет, — слышу я за своей спиной прежде, чем выхожу за дверь.

Я точно знаю, где находится спальня неофитов-переходников, потому что сама проводила там долгие ночи прежде, чем стала полноправным членом фракции.

Дверь приоткрыта, горит свет, и я могу слышать голоса ребят. Наверняка обсуждают сегодняшний день и возможно жалеют о сделанном выборе.

Я распахиваю дверь, захожу внутрь, и в воздухе повисает тишина. Все взгляды направлены на меня, и я отвечаю каждому из них коротким, еле заметным кивком. Здесь Кристина, Трис, Стайлз и Скотт. Два эрудита, имён которых я не знаю. Ещё три правдолюба.

— По вашим лицам я с лёгкостью могу сказать, что Эрик вас обрадовал, да? — я подхожу к ребятам, которые сидят одной большой группой друг напротив друга. Стайлз есть среди них. Скотт подскакивает с кровати, уступая мне место, но я отмахиваюсь. — И Четыре ещё сомневался в том, что ты из Альтруизма, — усмехаюсь.

Ловлю на себе изучающий взгляд тех, кто не сидит с уже знакомыми мне ребятами. Те двое оба из Правдолюбия, и у обоих на лице написано раздражение.

— В чём дело? — спрашиваю я у одного из них, у парня с не очень симпатичным лицом даже для моих скромных вкусов.

— Ни в чём. Просто подумал о том, что внешне ты не очень похожа на лихача, — его голос противный, словно звук вилки, которой скребут по тарелке.

Я слышу, как за моей спиной скрипит кровать и не глядя выставляю руку в бок. В неё тут же упирается тело Стайлза.

— Не надо со мной играть, правдолюб, я единственный человек, который может оказать тебе хотя бы крохотную помощь. Если хочешь убедиться в том, что я лихачка — увидимся в тренировочном зале, — произношу я, не сводя взгляда с его маленьких глаз. — Как твоё имя?

— Питер, — отвечает он уже более робко.

— Питер, — повторяю я. — Мой тебе совет, Питер — если хочешь пройти инициацию, заводи друзей, а не врагов. Уяснил?

Парень кивает. Я поворачиваюсь на Стайлза и тыкаю пальцем ему в грудь.

— Сядь на место, герой, — сую руки в карманы куртки, пытаясь расслабиться, однако слова, сказанные Питером, снова напомнили мне об издевательствах Эрика. — Как вы все?

Ребята молча переглядываются. Я вижу, что среди них есть парень, чьего имени я не знаю. Кажется, Кристина поймала мой вопрошающий взгляд, потому что она тут же толкает этого юношу локтем в бок.

— Это Уилл, — я улыбаюсь и киваю. — А дела у нас не очень. Мы только что узнали, что некоторые из нас не пройдут инициацию в любом случае.

Я поджимаю губы и перевожу взгляд на Стайлза. Тот сминает край красной рубашки. Его щёки всё ещё горят от злости на Питера.

— Не всё так сложно, главное, не сдавайтесь. И адаптируйтесь! В своё время именно это слово помогло и мне, и Четыре стать теми, кто мы есть сейчас.

— Если с физиологической адаптацией нам помогут справиться тренировки, то что насчёт психологической? Как нам поддерживать нормальную работу всех психических структур, если половину из нас в будущем ждёт бесфракционизм? Это неразумно!

Я оборачиваюсь на голос и вижу девушку с длинными рыжими волосами в синей одежде эрудита. Она сидит отдельно от всех, но при этом что-то в её лице даёт мне понять, что это не доставляет ей дискомфорта.

— Используй девиантную форму адаптации — анализируй, — отвечает ей Уилл.

Я понимаю, что если не остановлю их, то они разведут тут длинный диалог, состоящий из споров и пререканий.

— Эй! — я поднимаю палец в воздух, и оба бывших эрудита тут же умолкают. — Вы больше не эрудиты, вы — лихачи. А мы не кидаем в лицо друг другу такие слова, как «девиантный» и «психологический». Думаю, что девяносто процентов из нас не знают даже, как правильно произносятся такие слова, к слову, включая меня. А ты у нас …? — я киваю в сторону рыжеволосой с желанием узнать её имя. В конце концов, именно это и входит в мои обязанности как советника — пока Четыре и Лорен под пристальным вниманием Эрика будут тренировать неофитов как бесстрашных бойцов, я должна пытаться внушить им, что каждый из них сможет обрести здесь дом. Дом, в котором его будут ценить.

— Лидия, — девушка снимает очки в чёрной оправе и кладёт их на прикроватную тумбочку.

Я отрицательно машу головой, подхожу к ней, беру очки и роняю их на пол. Они остаются целыми, но затем я показательно поднимаю ногу и со всей силой опускаю её — стёкла звонко лопаются, разлетаясь вместе с пластиком на мелкие куски. Лидия молчит, и лишь поднимает на меня свои большие светло-зелёные глаза.

— Оставлять свою фракцию непросто, но это нужно сделать быстро — словно пластырь содрать с раны — одним резким движением, — я оборачиваюсь вокруг себя и заглядываю в глаза каждому из неофитов-переходников. Я вижу на их лицах то же, что видела тогда, два года назад, когда смотрелась в зеркало — потерянность, страх, сомнение — и всё это пропитано насквозь мыслью о том, что дальше будет только хуже. — Я не буду говорить вам, что всё будет хорошо, хоть и, по должности, обязана. Я буду говорить правду. И это не потому, что раньше я была правдолюбкой, как вы могли подумать, ибо я такой не являлась. Просто я знаю, что чувствуют те, кого подпитывали ложными надеждами … Слишком больно падать, когда забираешься со страховкой.