И зелень августа, и иней декабря…

Когда утром, выйдя в сад, чтобы прямо с ветки съесть своё любимое антоновское яблоко, я увидел идущего ко мне соседа, то никак не мог предполагать, что сейчас передо мной предстанет не добродушный ворчливый сосед, а будущий злейший враг… И на его вопрос о моей многочисленной вчерашней стрельбе, прекрасно слышимой в тихом вечернем воздухе с холма, где стояла деревня, весело, с подробностями стал рассказывать обо всех перипетиях такой удачной вчерашней охоты. А потому не сразу заметил перемены в его лице.

Он слушал, сопя, и ничего не говорил, но за него всё прекрасно сказали его глаза. Мне даже на мгновение показалось, что сейчас он меня ударит или побежит в дом за ружьём, чтобы вот тут, немедленно уничтожить этого врага, эту гадину, осмелившуюся вторгнуться в ЕГО угодья, настрелять столько уток, а главное – так нахально обстрелять хозяина угодий, недавно утверждавшего, что больше трёх штук за зорьку, а это был его лучший результат, уже никому не взять.

Когда он ушёл, так ничего и не сказав, я понял, что нажил в его лице серьёзного врага, который такого позора мне не простит.

В конце октября вдруг ударил зазимок. За ночь всё вокруг побелело. Утром, когда я встал, снегопад уже кончился, сквозь тучи проглядывало солнце, сверкая в весёлых сосульках, свисающих с каждого углубления шиферной крыши. Погода как раз для разведки, решил я, собираясь после завтрака в большой обход. Я строил некоторые планы на капканный лов мелкого пушного зверя и, мне хотелось осмотреть берега ближайших водоёмов, где по моим наблюдениям могла держаться норка и ондатра.

Возвращаясь домой под вечер, я обратил внимание, что там, где ещё не успел стаять снег, рядом с моими следами виднелись чьи-то чужие. За мной следили, и я смело мог предположить – кто… И этот «кто» стоял на границе наших участков, поскольку изгороди у меня ещё не было, и как будто ждал меня. Не поздоровавшись, он деловито спросил:

«Ты что, капканы собираешься ставить?» Я промолчал.

«Ну, смотри, живи, как знаешь – сказал он спокойно, Но только учти, что капканы здесь – он сделал широкий жест рукой, – Ставлю только я». И пошёл к дому.

Я знал от местных мужиков, что капканами он не занимается и мелкая пушнина его не интересует, об этом он даже мне сам говорил. Вдохновляли его разве что бобры. И вообще, я уже многое о нём знал, и то, что он сейчас мне сказал, можно было считать объявлением войны. А я точно знал, что, начав её, я обязательно проиграю, потому что он сдаст меня всем властям: милиции, местному охотничьему и рыболовному надзору, которые всегда найдут, чем меня прижать. Ведь в нашей стране жить активно, ничего не нарушая, очень сложно. Это мой сосед хорошо знал по себе, потому и приглашал к себе на зверовую охоту с его двумя лайками и руководство местной милиции, и председателя охотобщества с дружками. Так что меряться с ним силами мне было не с руки.

Поведав жене свои печальные мысли, я стал рассуждать: – А что, собственно говоря, теперь, потеряв охоту, нас здесь может удержать? Глинистая земля на огороде нас с женой раздражала. Рыбалка, если отказаться от сетей, была весьма скромной, количества грибов, привычного для нас на Севере, мы так и не нашли. Даже заросли ореха лещины в здешних лесах почему-то не плодоносили. Оставалась земляника, но её на Беломорье прекрасно заменяла куманика и морошка. А про чернику, бруснику и клюкву так даже говорить смешно, на Севере их значительно больше. И оставался вне сравнения лишь сад! Эти голые сейчас, но всегда притягивающие к себе взор деревья. Корявые и чёрные зимой, в белопенном кипении – весной, и отягчённые летом плодами так, что приходилось ставить подпорки.

И хотя печально об этом вспоминать, увидеть всю эту благодать удалось только матери моей супруги, моя не дожила. А вскоре ушла из жизни, освободив нас от каких-либо обязательств, и вторая инициаторша этого переезда. И теперь удержать нас здесь уже не могло ничего!

Не забуду, как я тихонько вышел из дома и пришёл к той, что стучала мне в ветреную погоду ветвями в окно, к моей любимой антоновке. Я стоял, обняв её за «талию», и, кажется, она поняла, что я с ней прощаюсь.

Уехав в конце октября, мы вернулись весной только за тем, чтобы отправить назад, на Север, самые необходимые вещи. А затем с трудом продали это жильё не очень близким знакомым.

А ещё через год до меня дошёл слух, что мой бывший сосед Николай, возвращаясь поздно вечером домой из соседней деревни на приватизированном колёсном тракторе, не удержался на сыром осеннем склоне, трактор опрокинулся, и водитель был задавлен.

Нашли его, мёртвого, только утром.

Как заставить утку летать (рассказ-шутка)

Мне кажется, что каждый охотник, из числа тех, кто любит охотиться на уток не просто, вытаптывая её из камышей, а классически, – стоя по утренним и вечерним зорям на путях её традиционных перелётов по водоёму; кто, выставив на воду чучела, готов холодными октябрьскими утренниками сидеть часами в ожидании утиных пролётных стай, тот прекрасно знает, что на этой охоте, вопреки всем охотничьим законам, правилам и приметам, может получиться всё не так, как было всегда и как ожидалось сегодня. Попросту говоря, он может попасть в ту случайную и очень неприятную ситуацию, когда утки почему-то не желают летать. Мне за последние годы приходилось попадать в такое положение довольно часто и я… Хотя, нет, не будем торопиться! Сначала нарисуем привычную картину.

Итак, вы вовремя выплываете на просторы любимой Ивины в надежде на хорошую вечернюю зорьку. Место для вас не новое и давно опробованное. Солнце уже садится. Лёгенький ветерок едва морщит воду, но его вполне хватает, чтобы чуть шевелить на ней чучела. Галдят где-то невдалеке чайки. Вот, и первые стайки уток, как водится, чирков уже пошли с открытой воды в берег на кормёжку. Вы успели разок отдуплетиться, и первый трофей, радуя глаз, аккуратной кляксой плавает посреди заливчика.

И тут – на тебе! Пять и десять минут – ничего! Как отрезало, как будто там, на границе тростников и чистой воды закрыли семафор. Так удачно начавшаяся зорька, обещавшая немалую стрельбу, – вы же видели сами, какие стаи мотались днём над плывунами, – вдруг кончилась, едва успев начаться. Сразу полезут в голову дурные мысли о злом роке, невезении… Вспомнится, что встретился на мостках рыбак с пустым ведром или какая-нибудь ещё чертовщина. Но не надо отчаиваться раньше времени. Потому что, есть целых четыре – да, да – четыре надёжных, проверенных временем, подтверждённых многочисленными экспериментами секретных способа заставить-таки утку снова летать! И я берусь, заметьте, без всякого принуждения, без всякой мзды поделиться с вами этим секретом. Из чистого, как бы это сказать… охотниколюбия.

Способ первый, самый лёгкий и доступный – надо закурить! Только, пожалуйста, не нужно натягивать на лицо саркастическую ухмылку. Всё не так просто, как вы думаете. Курящий вы или некурящий, это всё равно. Потому как, если не…, то ради такого дела и закурить не грех. Так что, пачку сигарет, не дорогих, конечно, уж не «Мальборо», но и не дрянь какую-нибудь типа «Памира», от дыма которых утки просто дохнут, нужно иметь с собой. Но самое главное в этом способе – погода. В тёплую, когда жужжат над ухом комары, а нагретые солнцем за день тростники ещё не успели отдать воде своё тепло, и лениво, сыто покрикивают чайки – заниматься этим экспериментом бесполезно, уже проверено. Должно быть холодно! А весна это или осень, безразлично. Главное, чтобы хоть чуть-чуть мёрзли пальцы в тонких перчатках. Толстых ведь не одеваем, в них не выстрелишь, – не пролезет палец куда надо. Пожалуй, вот ещё что – заядлым курильщикам, смолящим в день по две пачки, этот способ не помогает. Только умеренным, тем, кто на охоте закуривает в основном в двух случаях: после удачного выстрела, на радостях и после промаха – от огорчения.

Фу, какое длинное предисловие получилось. Но зато дальше всё будет чётко и просто, и чтобы не обвинили меня потом в шарлатанстве. Короче, – вы на вечёрке, утки не летают, и вы первым способом желаете заставить их совершить то, что им в это время делать полагается – летать и убиваться… Вы уже знаете, что надо закурить, но делаете паузу минут десять-пятнадцать. Во-первых, потому, что утки сдуру и так могут полететь, а во-вторых, чтобы у вас во рту появилось ожидаемое ощущение вкуса никотина, чуть запершило в горле, и вы вспомнили, где находятся сигареты. А заодно, где зажигалка или спички. А руки тем временем должны начать мёрзнуть… Хорошо! Всё идёт по плану, и вы начинаете способ первый…

Рука привычно тянется к правому карману, где, как вы точно помните, лежат сигареты. В перчатке неудобно, и попадается почему-то всё не то: старые стреляные гильзы, тряпка, похожая на носовой платок, только грязная, кажется, ей вытирали ружьё. Может быть, они в левом? Но там мятый полиэтиленовый пакет, свеча зажигания от лодочного мотора, какие-то гвозди. Но ведь сигареты должны быть! В сердцах скидываете мешающие поиску перчатки и начинаете всё по новому кругу. Нет! И только тогда вспоминаете, что перед вечёркой, когда стало холодать, вы натянули поверх брюк для тепла вторые брезентовые рабочие штаны-комбинезон. А сигареты – в нижних, и чтобы до них добраться, нужно расстегнуть две пуговицы на поясе, ещё две на лямках почти у плеч под тёплой курткой, которую тоже придётся сперва расстегнуть. При этом нельзя выпускать из внимания окрестности, а ну, как полетят! И когда вы, сдёрнув к коленям эти неуклюжие штаны, наконец, добираетесь до нужного кармана, и рукой, трясущейся от волнения и скрюченной от холода, резко выдёргиваете из него искомую пачку, – она выскальзывает из руки и падает… – в воду! Но не за борт, а на дно лодки между стланями, где, естественно, имеется немного воды. Ну, где это вы видели абсолютно сухую лодку?! Мгновенно накланяетесь, хватаете дрожащей рукой пачку и, распрямляясь, зацепляете спущенным комбинезоном за приклад ружья, лежащего на скамье, и оно чуть не вылетает за борт.