И жили они долго и счастливо

— Но как… — вздохнул Кощей, не смея поверить.

— Хмельной мёд творит чудеса, а сестрицам-пряхам тоже порой хочется расслабиться, — засмеялся старец. — Так будешь брать или нет?

И Кощей взял. Нить в его руках приветственно блеснула.

— Ну вот и все, — Белобог глубоко вдохнул пряный лесной воздух, улыбнулся солнечным лучам. — Не думаю, что мы встретимся скоро. Береги себя и их, Любомир.

— Подожди! — воскликнул Кощей. — Скажи мне… Скажи… Как продлить ее жизнь?

— Просто люби её.

— Но разве это может помочь?

— Бездушный тёмный, сумевший полюбить… — задумчиво произнес Белобог. — Кто знает, на какие чудеса ты способен.

— Что? — изумился Кощей. — Но ты ведь сказал… моя душа… на пальце…

Белобог мягко рассмеялся.

— Кош! — окликнула его Василиса, и Кощей обернулся к ней, а когда тут же повернулся обратно, старца уже не было рядом, и нить исчезла с его ладони.

— Все в порядке? — спросила Василиса, подходя к нему и кладя руку на спину. Прикосновение отозвалось волной тепла, Кощею захотелось немедленно сжать жену в объятиях и спрятаться с ней в лесу. Просто смотреть на нее. Просто знать, что сейчас она рядом. Не было ничего ценнее этого. И тянуло к ней неимоверно.

— Кош, не пугай меня, — попросила Василиса.

Волнуется. Он понял это даже без ее слов. Просто почувствовал. Интересно, это теперь всегда так будет, или эффект спадет через некоторое время? Описания данного ритуала были весьма скудны и в основном посвящены его технической части. А ведь теперь у него было время, и можно будет перенести собственный опыт на бумагу и, возможно, собрать больше сведений. И кто знает, что он может в итоге обнаружить. Как-то же вернул Сокол Настю с того света. Можно ли в данном случае исключить влияние круга?

— Кош, — снова позвала Василиса.

— Да, все нормально, — ответил он, привлекая ее к себе. Сейчас именно это было важно, а обо всем остальном он подумает позже. Что же касается подарка Белобога… Он хотел сказать ей после, но не смог смолчать. — Только, кажется, теперь нам снова придется предохраняться.

До кабинета Горбунка Василиса дошла только в мае. Плотно закрыла за собой дверь, опустилась на кушетку.

— У нас с Кощеем появился шанс родить ребенка, — сказала она. — Другого не будет.

Горбунок не стал переспрашивать и уточнять. Принял как есть.

— И над чем работаем? — поинтересовался он. — Над тем, что ты не сможешь, и это надо принять, не испытывая вины, или над тем, что ребенок будет, и к этому следует подготовиться, чтобы не было страшно?

— Кощей молчит, но я знаю, что он хочет этого, — Василиса опустила голову: рисунок на линолеуме был жутко интересным. — И я могу ему это дать.

— А чего хочешь ты? — спросил конек.

Год спустя.

— Тебе не кажется, что она как-то странно выглядит? — нахмурился Кощей. — Не то чтобы она мне не нравилась, но она… страшная?

— Ну не знаю… — протянула Василиса. — Я отослала фото Насте, и она утверждает, что на них вылитый ты.

Кощей фыркнул. Потом фыркнул погромче. Потом отошел к окну, чтобы разглядеть ребенка при дневном свете. Их новорожденную дочь он держал крепко, но немного нервно, словно боялся, что она вот-вот выкинет какой-нибудь фокус.

— Все новорожденные страшные, Кош, — улыбнулась Василиса. — Подожди немного, уверяю тебя, она будет самой красивой девочкой на свете. Посмотри, у нее твои глаза.

В этот момент их дочь приоткрыла веки, и Кощей и впрямь увидел зеленый проблеск. Сердце зашлось в пляске. И он с ужасом ощутил, как по щеке скользнуло что-то влажное. Что такое? Что происходит?

— Ты решила насчет имени? — спросил он, магией иссушая слезу, чтобы Василиса не заметила.

Но вместо ответа Василиса протянула к нему руки.

— Верни мне ее, — попросила она, не удержавшись.

Она нервничала, если кто-то брал ее ребенка. Чуть с ума не сошла, пока дочь обмывали и пеленали после родов. Ей все казалось, снова отберут, хотя разумом она и понимала, что этого не случится. Но что может разум против таких чувств?

Кощей отдал тут же, без всяких повторных просьб. Василиса взяла дочку на руки, та смешно сморщила носик, поймала ее палец в свой крохотный кулачок, сжала с силой, которую никак нельзя было ожидать от такой малышки, и требовательно зачмокала губами. Василиса не сдержала улыбку и послушно дала ей грудь. Девочка сосала молоко, и это было такое невероятное блаженное ощущение, что его не могла затмить даже боль от спазмов в животе, которые пока что сопровождали каждое кормление. Тем более врач обещал, что это закончится довольно быстро.

Кощей подошел ближе, поцеловал ее в макушку.

— Я передумал, — решил он. — Вы вместе — это самое прекрасное, что я видел. Так что насчет имени?

— Да, — ответила Василиса, отводя нежные завитки светлых волосиков со лба дочки. — Я решила. Тебе понравится. Ведь понравится же папе, правда, Злата?

Спи, родная моя, и пусть себе. Я, на свою беду, бессмертен.

Мне предстоит пережить тебя и затосковать навеки.

А пока - ты со мной, и я с тобой. С ума можно сойти от счастья.

Ты со мной. Я с тобой. Слава храбрецам, которые осмеливаются

любить, зная, что всему этому придет конец. Слава безумцам,

которые живут так, как будто они бессмертны, - смерть иной

раз отступает от них. Отступает, ха-ха-ха! А вдруг ты и не умрешь,

а превратишься в плющ, да и обовьешься вокруг меня, дурака.

Ха-ха-ха! (Плачет.) А я, дурак, обращусь в дуб. Честное слово.

С меня это станется. Вот никто и не умрет из нас, и все

кончится благополучно. Ха-ха-ха! А ты сердишься. А ты ворчишь

на меня. А я вон что придумал. Спи. Проснешься - смотришь,

и уже пришло завтра. А все горести были вчера. Спи. Спи, родная.

Евгений Шварц «Обыкновенное чудо»