И жили они долго и счастливо

А потом он повернулся к лавке, на которой лежала Василиса, подошел ближе. Ноги подкосились, он упал рядом с нею на колени. Ему казалось, что все вокруг было в ее крови. Слишком много.

Это была она. Он мог врать себе сколько угодно, но это была она.

— Василиса, — позвал Кощей, словно это правда могло помочь.

Но она ведь просыпалась по утрам, когда он будил ее. Нехотя, но просыпалась. Так может и в этот раз…

Непослушными, сведенными судорогой пальцами Кощей погладил её по волосам, а потом аккуратно поднял с пола перепачканную в алом косу и уложил рядом с нею на лавку. Прикусил губу и прокусил, вонзил зубы глубже, но эта боль не помогала справиться с тем, что сейчас норовило вырваться и разорвать его изнутри. Он задыхался в попытке не дать себе осознать произошедшее до конца, и чувствовал, что проигрывает.

…Она была такой грустной сегодня с утра, после их вчерашней ссоры. Он поставил перед ней чашку с кофе, а она сделала всего пару глотков. Но он был слишком раздражен, чтобы нормально помириться. Его злило ее нежелание понять, что все, что он делает, он делает ради нее, что это их единственный шанс. А теперь все это вдруг стало выглядеть совсем иначе. И как он надеялся сделать для нее лучше, если ей не нужно было такое лучше?

— Я больше никогда не буду с тобой спорить, — хрипло выдохнул Кощей. — Мы сделаем так, как ты захочешь. Дождемся, когда Настасья поправится. И не станем забирать Демьяна в Навь. Я что-нибудь придумаю. Василиса…

Сколько раз он почти потерял ее за последние месяцы? Но ведь каждый раз в последний миг она возвращалась к нему. Так почему сейчас не может случиться так же? Она не могла уйти насовсем. Не после всего. Не теперь, когда она стала частью его…

Боги, а ведь ей и правда было страшно. Не могло не быть. А его не было рядом. Он должен был разбудить ее и утешить. Уверить, что теперь она в безопасности, что он убил Волка, что все закончилось…

— Ну проснись же! — взмолился он.

Что-то обожгло глаза. Слезы. Сколько сотен лет назад он плакал в последний раз?

Он мог заставить ее открыть глаза. Он был некромантом. И снова провалиться в эту синь, пусть и подернутую уже белесой пленкой…

Нет.

Нет! Нет! Нет!

Она должна была жить! По-настоящему жить!

Любой ценой. Он сказал, что защитит ее любой ценой.

Он был Кощеем Бессмертным, самым могущественным колдуном в трех мирах, и неужели ему не дано было обойти смерть?

Ладонь все еще кровоточила, и горячая кровь капала на пол, смешиваясь с уже засохшей кровью Василисы. Прямо ею Кощей начертил на полу руну призыва. С трудом зашевелил пересохшими губами, плетя заговор.

— Чернобог… Взываю…

Один раз у него уже получилось призвать его. Значит, выйдет и в этот. И неважно, что именно Чернобог потребует взамен. Неважно, сколькими жизнями ему придется расплатиться за ее жизнь. И неважно, что после этого она откажется даже смотреть на него. Но она будет жить.

Это не Волк убил ее. Ее убило его — Кощея — прошлое. Вся ее кровь была на его руках. И он же все исправит.

— Взываю! — взревел Кощей, вкладывая в свой призыв всю силу, что у него была. Руна на полу просияла рубиновым светом и померкла.

— Не зови брата, он не придет, — снова раздался голос позади Кощея. — Сегодня моя очередь говорить с тобой.

Глава 12.

— Не зови брата, он не придет. Сегодня моя очередь говорить с тобой.

Первым побуждением Кощея было снова призвать Кладенец. Но он сдержался. «Не зови брата…» И, еще не повернувшись, уже понял, кто ответил ему. Встал с колен, чтобы предстать перед гостем на ногах и одновременно заслонить собой тело Василисы. Почему-то показалось, что Белобог явился ради битвы.

От старца у окна, от его седых волос и белых одежд исходил ровный теплый свет. Смотрел он без всякого осуждения. И явно не собирался драться.

— Почему? — спросил Кощей.

Почему Белобог, а не тот, к кому он взывал. Договориться с Чернобогом было бы куда проще.

— Потому что таков был уговор, — ответил Белобог и как ни в чем не бывало прошелся до лавки, на которой до этого сидел Слав, опустился на нее. С сожалением взглянул на тело, лежащее на полу. Потом снова повернулся к Кощею.

— Оставь ее на время, — предложил он, кивнув на Василису. — Ты сам знаешь, что ее тут уже нет, и это лишь оболочка. А я скажу тебе, что там, где она есть, ей хорошо. Так что не о чем тревожиться.

— Верни мне ее, я заплачу любую цену, — быстро проговорил Кощей.

Ему казалось, что он в шаге от помешательства. Это не было похоже на приближающийся срыв. Он просто утрачивал разум.

— Любую? — задумчиво приподнял брови Белобог.

— Все, что угодно.

Старец кивнул.

— Что ж, мы еще вернемся к этому. Но сначала все же поговорим. А то ты все бежишь, бежишь. Почти тысяча лет прошла, а ты так и не научился останавливаться. Садись, Любомир.

Имя, когда-то данное матерью, резануло слух. И оно же сыграло роль пут. Против своей воли Кощей дошел до лавки и сел на нее. И вроде бы действовал сам, но все равно казалось — довели. Белобог был несоизмеримо сильнее его, и впервые с момента получения силы Кощей почувствовал то, что должны были чувствовать остальные, когда он появлялся рядом: чужое превосходство. Это было давно забытое и крайне неприятное чувство. Но сейчас Кощей заставил себя проигнорировать это. Было к лучшему, что Белобог был сильнее его. Это значило, что он мог совершить невозможное и обратить смерть Василисы вспять.

— Ты порадовал меня, — между тем улыбнулся Белобог.

Улыбнулся словно ребенку. Кощею подумалось, что, возможно, он все-таки сошел с ума, и все происходящее ему лишь мерещится. Он снова взглянул на Василису. Это отрезвило.

— Не надо, — покачал головой Белобог. — Не запоминай ее такой. Помни ее живой. Теплой. Радостной. Ты подарил ей много моментов куда лучших, чем этот. Так зачем же запоминать плохое, коли есть столько хорошего.

— Ты издеваешься? — просипел Кощей.

Он уже совсем ничего не понимал.

— Всего лишь хочу сказать, что смерть — это не повод перечеркнуть все, что было, — спокойно ответил старец. — Ну же, Любомир, ведь когда ты думаешь о матери, ты представляешь ее в лесу, молодую и здоровую, а не то, как она кашляла и металась в бреду.

— Прекрати, — почти беззвучно взмолился Кощей.

Это было выше его сил. У его матери была пневмония. Он узнал об этом в этом мире. И в этом мире, в этом времени ее можно было спасти. Ей бы помогла упаковка антибиотиков, которые уже во второй половине прошлого века можно было купить здесь в любой аптеке. Кощей понимал, что это глупо и бессмысленно, но это знание мучило его все эти годы.