И жили они долго и счастливо

Девушку у себя в подземельях. Его бесило ее нежелание уступить.

И ту, что ждала мужа в его замке, прячась у него на конюшнях. Несколько раз после их ухода он просил зеркало показать ее, но однажды увидел беременной и перестал смотреть.

Вязкие холодные дни, тянущиеся бесконечной чередой до ее появления в этом доме.

Их первая встреча в Конторе, и ужас в ее глазах.

А потом…

Тепло ее ладони.

И тепло в груди, которое через несколько лет стало разливаться по венам от одной ее улыбки.

Как пообещал никогда ничего не делать против ее воли.

А потом захотел ее себе и не смог совладать с этим желанием.

Их первый и второй поцелуи, ее красные щеки и сумасшедшие глаза.

«А можно еще раз?»

Их разговоры по ночам.

Ее браслеты на его руках.

Тепло от ее объятий.

И как счастлив он был наконец услышать от нее «не хочу».

Синие-синие глаза…

Как целовала мимоходом в волосы.

Ее бесконечные сборы по утрам…

Как вдыхала аромат кофе, прежде чем начать пить.

Раскиданные по дому вещи…

Как засиживалась допоздна в кресле в его кабинете, просто чтобы побыть рядом.

Как сама приходила в его спальню, чтобы потом остаться до утра…

Ее предложение уйти за ним в Навь.

Как называла его своим мужем.

Как произносила: «я — твоя жена».

Она была его женой.

Она была ему верна.

И он не был безымян, потому что она дала ему имя.

Она заменила ему душу.

Она стоила всего и на самом деле не стоила ему ничего, потому что это она была его силой, а не вся эта магия, что уничтожила бы в нем все человеческое, не встань она на ее пути.

Его сила осталась при нем.

— Василиса, — позвал Кощей.

Дрогнули ресницы, и открылись глаза. Широко распахнулись в испуге, и Кощея пронзило болью. Она снова его боялась. Как такое могло случиться?

— Василиса, — повторил он, стараясь, чтобы получилось как можно нежнее.

Испуг сменился радостью.

Она приподнялась на локте, заглянула ему в лицо, словно спрашивая разрешения, и он обнял ее первым, почувствовал, как она задрожала, услышал всхлип. Это была она: его Василиса. Теплая, родная и живая. Живая.

Она была живая!

Ее слезы попали ему на кожу и показались горячее кипящего масла. Желая унять их, Кощей отстранился и поцеловал ее в глаза, но, кажется, только сделал хуже, потому что Василиса расплакалась, не скрываясь, в голос, спрятала лицо в изгиб его шеи. Тогда Кощей потянул ее на себя, и она сползла к нему на пол, он обнял ее, крепко-крепко прижав к себе. Видеть ее слезы было слишком больно.

— Я люблю тебя, — прошептал Кощей, слегка запнувшись на слове, которое не произносил почти тысячу лет. — Я так сильно тебя люблю.

И почувствовал, как с этим словом в него, словно в пустой колодец, хлынула чистой родниковой водой вся его былая мощь.

Эпилог.

Без песен Баюна все-таки не обошлось. Кощей самолично провел его зеркалом из Конторы в их дом. Предполагалось, что петь кот будет только для Василисы, но она знала, что все это время ее муж стоял за дверью и слушал. Наверное, Баюн с его завидным нюхом и чутким слухом тоже это знал, но вопреки своему обыкновению комментировать никак не стал.

Песня его была что мертвая вода: целебна и живительна, и она смыла всю грязь случившегося, и Василисе показалось, что ей мешок с головы сняли: стало легче дышать, солнце засветило ярче, мир наполнился красками, и впервые за долгое время мысль о том, чтобы переступить черту, отделяющую их дом от внешнего мира, не вселила в нее дикий ужас.

— Ну что, — поинтересовался Баюн, когда закончил, — завтра жду тебя на работе?

— Ждать ты можешь сколько угодно, — сверкнул глазами Кощей, заходя в свой кабинет, где и творилось все действо, — но раньше января Василиса на работу не выйдет.

Василиса пожала плечами. Мол, муж свое слово сказал, а муж не абы кто, а царь Нави, и кто мы все, чтобы с ним спорить. Баюн хмыкнул, вильнул хвостом и потребовал проводить его обратно: дел было невпроворот.

К своей должности начальника Конторы он вернулся почти сразу, как только на Буяне стало известно о смерти Лешего и о событиях, этому предшествующих. Василисе с Кощеем повезло. Каким-то чудом часть охранных заговоров, сплетенных в избушке жившей в ней ведьмой и запитанных последний раз в июле Агатой, продолжила работать по сей день, и они сохранили визуальный слепок со случившегося, который очень пригодился прибывшим с Буяна специалистам из Отдела специальных расследований. Без этого не осталось бы никаких доказательств произошедшего. А вот приход Белобога и его разговор с Кощеем заговоры пропустили. Но на момент расследования ни Кощей, ни Василиса не были в состоянии адекватно отвечать на вопросы, и Баюн сумел отвадить излишне заинтересованных от их дома. Речь, как никак, шла о царе и царице Нави. Кто вправе их допрашивать? О том, что Кощей на тот момент был лишен силы полностью, знали единицы. В результате Лешего признали виновным в умышленном убийстве, его помощник Егор был арестован, добровольно дал показания и получил пятнадцать лет заключения в Тридевятом за пособничество в убийстве, покушение на жизнь начальника Отдела Безопасности Среднесибирского отделения по надзору за магией и магической миграцией, а также причинение тяжкого вреда здоровью гражданке Соколовой Анастасии Никитичне.

И где-то в это же время Григорий, замещавший Финиста на время его отсутствия, перебирал документы на его рабочем столе и наткнулся на приказ со списком дел, затребованных Буяном для проверки. Внизу списка была приписка, требующая предоставить еще два дела, и значилось: «дополненному верить, Леший В.П.». Сокол прочел этот приказ незадолго до того, как Кощей принес ему открытку, и именно поэтому почерк показался ему знакомым.

Но все это прошло мимо Кощеевых. Зато вскоре после визита Баюна состоялся другой неофициальный, но от того не менее знаменательный визит. Василиса с Кощеем ужинали, когда в его кабинете сработали оповещалки.

— Нет! — рыкнул Кощей. — Это ни в какие ворота не лезет! Мало ли чем мы с тобой могли там заниматься?

Василиса удивленно взглянула на мужа. За пятнадцать лет брака в его кабинете они ничем таким ни разу не занимались. Но Кощей явно был настроен игнорировать этот факт и вообще внезапно преисполнился странной не яростной, но раздраженной враждебностью, и на всякий случай Василиса последовала за ним, тем более останавливать ее он не стал.

В кабинете обнаружилась Лебедь. Как ни в чем не бывало она стояла у патефона и изучала музыкальные пластинки. В такой неформальной обстановке она показалась Василисе куда проще и ближе, нежели на званном ужине. И оказалась совсем маленькой. Василиса внезапно осознала, что при собственном невысоком росте она выше царицы. Впрочем, это все равно не мешало той выглядеть величественно и внушать уважение.

— Достойная коллекция, — похвалила Лебедь, обернувшись к вошедшим. — Я помешала вашему ужину. Прошу меня извинить.

— К столу не пригласим, — ответил Кощей.

— Хорошие охранные заговоры, — улыбнулась Лебедь, проигнорировав столь явное неуважение к своей царственной персоне. — Пришлось повозиться.

— Счастлив это слышать, — хмуро отозвался Кощей. — Ты пришла, чтобы убедиться в надежности моей системы безопасности?

Лебедь перестала улыбаться и покачала головой.

— Я пришла просить прощения, ибо глубоко сожалею, что все так вышло. Я видела, что Вячеслав злоупотребляет моим доверием, но предпочитала делать вид, что это не так. Платить за мою ошибку пришлось вам. Мне бы хотелось загладить свою вину, насколько это возможно. И если я что-то могу сделать для вас, то я готова выслушать, что именно.