И.О. Злой Королевы
Шрифт:
Я снова заглянула в глаза малышки и увидела в них... недетское Понимание, основанное на наблюдении и опыте. Даже мороз по коже пробежал.
— Я не такая барышня, — сказала я, понимая, что мне ни на грош не поверят. — Давай куплю тебе какую-нибудь еду и одежду. Там есть чайная с горячим...
Я отвела от ребенка взгляд, чтобы показать направление, А когда повернулась, малышки и след простыл.
Я вернулась и отыскала Клару.
— Что-то не так? — сразу заволновалась та.
— Все хорошо, — уверила я пожилую женщину.
Но на душе скреблись кошки.
… Потребовалось какое-то время, чтобы подогнать
Я устала от впечатлений и слушала девушек краем уха, а вот Клара с удовольствием участвовала в оживленной беседе. Это меня радовало, чувствовалось, что вдова обеспеченного ремесленника была в своем привычном кругу.
Я насторожилась, заметив знак со стороны Клары, и начала прислушиваться.
— … барон Холенц тоже присоединился. А что ему было делать? — рассказывала пожилая рукодельница, не глядя вывязывая кружево из тонкой шелковой нити. — Молодая королева пошла против мачехи Моргаты, великой колдуньи, и обещала хорошую мзду за помощь всем, кто владеет магией. А у барона сынок во все тяжкие пустился. И дочь пропала. Вот и потребовались живые индульгенции.
— Живые индульгенции? — ляпнула я.
Клара быстро замяла ситуацию:
— Моя племянница – будущая жрица Драконьего бога, — пояснила она. — В нашем храме не принято раздавать обещания от имени Вечного.
Белошвейки понимающе кивнули. Кажется, они сами были не в восторге от последних тенденций от основной религии королевства.
Я решила, что больше ни при каких обстоятельствах не буду встревать в разговор. Что такое «индульгенция», я знала, чай не юное поколение, которое искренне полагает, что Наполеон – это торт.
Как выяснилось из беседы, живыми индульгенциями назывались грамоты от имени властвующего монарха с подтверждением главы церкви одной из местных религий, самой многочисленной по количеству прихожан, Ордена, как называли его белошвейки.
Предъявителю живой индульгенции, в отличие от обычной, позволялось не только совершать грехи, но делать абсолютно… все, даже убивать! Все было заранее прощено Церковью и Властью. Ограничение имелось лишь одно: своим поступком владелец священного актива не должен был вредить правящему монарху.
Вот тут все было тонко. Вредить – это как? Убивать подданных, конечно, тоже вред, но смотря какие подданные.
Молодому баронету Эдгару Холенцу тоже достались «волшебные» бумаги. Он казнил народ направо и налево, но исключительно простых людей, за которых некому было заступиться. И, поговаривали, даже развил маленький, но прибыльный бизнес: поставлял детей богатым любителям утех с малолетними.
На этом месте мне сделалось очень тревожно. Девочка с голубыми глазами не выходила у меня из головы. Ну, может, то, что из таких вот бесприютных детей в буквальном смысле пьют кровь, она и присочинила (хотя зная местную нечисть и не такое примешь за чистую монету), но торговля детьми, организованная всякими мерзавцами без чести и совести – это естественный плод любого гнилого государства.
Меня удивляло, почему белошвейки без страха болтают с незнакомыми людьми и таких вещах. А вдруг мы донесем. Но потом я увидела, что глаза Клары странно мерцают, словно переливаются крошечными грозами,
и догадалась: моя спутница применила магию.— Зачем? — спросила я, когда мы вышли из лавки со свертками под мышкой.
— Так надо, — отмахнулась Клара.
— Они вспомнят, как ты выпытывала подробности, и испугаются. Сдадут нас.
— Они не вспомнят, что именно выболтали.
— Клара, ты страшный человек, — пошутила я, поежившись. — С такой силой… не знаю, что еще от тебя ожидать.
— Нет, — возразила добрая старушка, — я вовсе не страшна. Я не использую магию во вред, это грех.
— Но ты говорила, что ничего не умеешь.
— Сама удивляюсь. Такое чувство, что рядом с тобой моя сила подросла.
Когда мы миновали шумные ряды, женщина призналась: она долго приглядывалась к Агнесс и убедилась, что девица не проста. Певица постоянно глядела на очертания замка Холенц в окно постоялого двора. Пару раз она собирала вещи и порывалась уйти, но возвращалась и, дрожа, забиралась под шкуры на нашем спальном месте. Лежала и молчала, односложно отвечая на все вопросы.
— У барона Холенца год назад пропала дочь, Астелла, — проговорила Клара. — Уехала на охоту с братом и исчезла. Никто не потребовал выкуп, тела не нашли. Молодой баронет клялся, что сестра погналась за косулей и как сквозь землю провалилась. Барон страшно горевал и очень сдал за год. И именно это было причиной, почему он перешел на службу к Белоснежке, твоей падчерице. Моргата оказалась вне власти, а молодая претендентка на корону могла дать Холенцу право проводить поиски и вершить суд. Да только девицу так и не нашли. И сдается мне, что Астелла жива…
— … и едет с нами, — кивнула я. — Но это немного притянуто за уши.
— Она сама говорила, что проработала в таверне чуть меньше года, — не сдавалась Клара. — Девочка обучена игре на музыкальных инструментах, сочинительству, истории, танцам и пению. Попросилась к нам попутчицей до земель Холенца. Согласись, но для бродячей певички она слишком хороша.
— Может, ты и права, — кивнула я, перейдя и шепот, поскольку мы уже заходили в ворота постоялого двора. — В любом случае, скоро все узнаем.
Я оставила Клару в гостинице, а сама вернулась к торговым рядам. Ярмарка сворачивалась, и приказники низших чинов разбивали сооруженные бродягами трущобы.
На мой вопрос, куда ушли попрошайки, солдаты ответили, что «табор» двинулся за ярмаркой. Некоторые маргиналы, более привычные жить трудом, все же остались – помогать барону Холенцу в замке, куда собирались многочисленные гости. Там готовилась особая прощальная месса в честь погибшей дочери барона. Проведав об этом, нищие, в надежде на щедрое подаяние и подработку, потянулись к жилищу скорбящего отца.
… — Теперь понятно, зачем тебе нужно в Воронью Падь, — заговорщицки сообщила я Агнесс вечером. — Хочешь заработать на поминках в замке?
— Да-да, — обрадованно подхватила менестрель. — Барон и молодой баронет Эдгар, — девушка запнулась на имени наследника Холенца, будто оно далось ей с трудом, — соберут в Холенц-холле своих соратников…
— … скорее банду, — проворчала Клара. — Уж чего только о них не говорят. И девиц крадут, и народ обирают.
Она сидела на шкурах и вязала Унцику теплую одежку из шерсти, купленной на ярмарке. Клара посчитала, что котенышу тоже нужен новый наряд.