Идальго
Шрифт:
— Хм… что вы считаете достаточным числом солдат?
— Трудно сказать, она… я в военных делах разбираюсь плохо. В Калифорнии, вероятно, будет достаточно на первых порах пары тысяч хорошо вооруженных бойцов. А на Аляске… нет, даже не представляю, сколько там потребуется. На защиту только золотых приисков нужно будет уже тысяч пять крепких мужиков с ружьями… но это только мое личное мнение, мне просто проконсультироваться не с кем.
— Ну что же, Александр, спасибо за сообщение. Оно действительно очень интересно и важно, вот только… Корабль, способный перевезти на Аляску или в Калифорнию сотню человек, в один конец идет, если с погодой сильно повезет, полгода.
— Из Петербурга или из Одессы — да. Но ведь можно плыть и через Тихий океан, с восточного побережья…
— До которого уже год добираться.
— До которого добираться год
— А рельсы для дороги твоя дева… — Николай резко изменился в лице, начал креститься, бормоча какую-то молитву…
— Николай Павлович, Она- выше мелочных обид, особенно, если случилась оговорка без цели ее оскорбить. А что касается рельсов — России просто нужно еще сильнее нарастить производство стали. Я считаю, что было бы крайне неплохо к тридцать седьмому году нарастить ее выпуск до миллиона тонн в год, а к сорок пятому — не менее чем до пяти миллионов тонн…
— Александр, ответь мне: почему ты все считаешь в каких-то тоннах, метрах… иногда тебя из-за этого просто очень трудно понять.
— Мне так удобнее, да и всем так считать было бы удобнее. Потому что пальцы, ноги, руки — они у всех разные — и все равно приходится использовать меры условные, но они сейчас друг с другом связаны… сложно. А вот Земля у нас одна, и я просто взял в качестве меры длины расстояние от экватора до полюса. Но так как это получается очень большая мера, которую в быту использовать просто неудобно, то за единицу я взял одну десятимиллионную долю этого расстояния. То есть сначала взял десятитысячную, она почти версте равна, что уже удобно, но в верстах то же сукно отмерять было бы странно, так я еще раз длину на тысячу поделил и получил, скажем, эталон длины. И эта единица — она от роста или толщины отдельных людей не зависит, и в случае необходимости можно будет просто еще раз расстояние то измерить и эталон уточнить. Зато в десятичной системе считать удобно: на десять умножить или разделить даже неграмотный мужик сумеет. Вес я тоже их этой же единицы измеряю: вода — она и в Африке вода, и если взять кубик воды и гранью в метр — то вода эта везде весит ровно тонну. Одна тысячная тонны — это примерно два с половиной фунта, для взвешивания, скажем, продуктов на рынке величина уже удобная. А если нужно будет взвешивать серебро или золото, то можно еще раз на тысячу вес этот поделить — и получить тоже очень удобную величину, называемую граммом. Но достоинства такой системы в том, что в ней все считать исключительно удобно…
— Вернешься когда, ты мне все это подробно на бумаге распиши, я пока на лету не запомню… хотя если все на десять — сто — тысячу умножать и делить нужно будет, то выглядит действительно удобнее. Впрочем, по возвращении твоем поговорим. А пока ты мне в пудах пожелания… твои перескажи.
— Сейчас, прикину… в тридцать седьмом нужно выделать чуть больше шестисот миллионов пудов стали, а сорок пятом — три миллиарда и сто с лишним миллионов пудов. Сами видите, в пудах числа получаются пострашнее, и кажется, что достичь такого невозможно. Но если в тоннах считать — то и цифры не так страшно выглядят, и мысли сразу появляются, как все нужное выстроить возможно.
— А денег на постройку всего…
— Для купцов на той же Арзамасских дорогах тариф на перевозку их грузов поставлен в десять копеек ассигнациями за пуд, перевезенный на сто верст. Один вагон у нас везет тысячу пудов, от Арзамаса до Москвы — четыреста верст, и один вагон за сутки дает выручки четыреста рублей. В поезде — пятнадцать вагонов, сейчас только из Нижнего в Москву до дюжины поездов с грузом ходит. С вычетом затрат на уголь, ремонт вагонов, паровозов и путей, а так же заработка всей обслуги дороги выручка в казну только с этой дороги составляет уже двадцать пять миллионов в год — а постройка ее обошлась менее чем в двадцать.
— Но ведь не одни деньги нужны для постройки заводов металлических. Мастеровых где взять?
— Там же, где и прежних брали: учить их на заводах, уже работающих. Да, это тоже денег стоит, но я еще раз напомню: мужик образованный на заводе выгоды державе даст в сорок восемь раз больше…
— Мне твои напоминания уже… вот что, князь, я иногда твои слова понимаю… неправильно. Когда ты ко мне обращаешься «ваше величество», я слышу мысль подданного, возможно и неплохую, но чаще пустую — ее и позже обдумать возможно. А вот ты ко мне сейчас обратился «Николай Павлович», как Александр Христофорович или Егор Францевич по делу обращаются — и мысль я услышал мужа
государственного, которую тотчас же понять нужно. А если ты с мыслью… высшей ко мне придешь, то обращайся просто по имени, наедине, конечно. Договорились?— Хорошо… Николай Павлович. Тогда вот что добавлю: пусть генерал Соболевский начнет строить домну на пятьдесят тысяч футов, она одна даст более, чем две по двадцать пять. И когда выстроит, то и генерал-лейтенанта ему будет дать… незазорно.
— Я тебя услышал. Еще что-то важное сказать желаешь?
— Пока — нет. Время еще не настало, а вот вернусь…
— Ладно, иди. И не забудь, как мне соображения свои в будущем докладывать нужно!
Конец августа — это вроде бы еще и лето, но на самом деле уже очень, ведь календарь русский от «стандартного» на полторы недели отличался. Так что времени на путешествие — если я рассчитывал вернуться до ледостава — оставалось крайне немного. Но если с ветром все было не очень и предсказуемо, то с моторами путешествие выглядело вполне осуществимым. Тем более что и в Копенгагене уже имелась солидная такая заправка, и в Виго, и на Барбадосе в танках тоже нормальный дизель был запасен. И даже в Ресефи была предусмотрена дозаправка — хотя там пока все же масло меня ждало. Ну а так как теперь на яхте были поставлены дополнительные «стационарные» баки, она — хоть и в «перегруз» спокойно могла принять уже семнадцать тонн нужного для быстрого перемещения топлива.
Погода на Балтике была очень хорошая, «Дева Мария» меня до Копенгагена за сутки довезла. А я по пути размышлял о том, как жена моя доберется до «нового дома»: все еж зимой в Петербурге погода всегда была отвратительная, шанс простудиться просто зашкаливал — а в Подольске уже достроили мой новый дом, так что я сначала Машу посадил на поезд и только после этого отправился в плавание. Пока железку до Москвы полностью не достроили, но если на пароме перебраться через Мсту, то и дальше по рельсам Бологое стало доступно. Дальше по хорошей дороге и до Вышнего Волочка на тройке за день доехать было нетрудно, а оттуда уже регулярный пассажирский маршрут до Москвы действовал. Так что за трое суток и до Подольска было вполне возможно добраться без нервотрепки — но все равно мне было неспокойно: Маша-то раньше никогда так далеко никуда не ездила. И меня успокаивало лишь то, что Бенкендорф пообещал особо о ней побеспокоиться, причем даже не потому, что он так к жене моей отеческой любовью проникся: с Машей в Подольск ехала и Соня Бенкендорф, которую жена моя пообещала «за зиму математике изрядно обучить».
А потом мне стало не до «тяжких раздумий»: после Копенгагена «Virgen Maria» менее чем за полтора суток доставила мою тушку в Виго, и тушке этой пришлось довольно хреново: кораблик трясло более чем изрядно. Потому что «ветер был попутный», в целом попутный — и яхта буром перла по морю поперек волн. Так что в солнечной Испании меня хватило лишь на то, чтобы залить в баки солярку, указать компьютеру следующую цель путешествия и — приняв снотворное, которое еще оставалось в судовой аптечке — постараться забыться, не обращая внимание на качку. В принципе, получилось — но тут опять с погодой повезло и особенно с ветром, так что яхта почти весь путь до Барбадоса проделала «вдоль волны» и качало ее весьма умеренно. Почти весь путь: в последний день (из всего четырех!) я попал в довольно неслабый шторм.
Все0таки правильно я именно этот остров выбрал в качестве «промежуточной базы» все же остров от Карибского моря достаточно далеко расположен и я попал, как мне кажется, лишь в самый край того шторма, который накрыл собственно Карибские острова. И у меня получилось загнать яхту в заливчик Каринидж, где пришлось трое суток «ждать у моря погоды» — но у лучше так, чем болтаться в этом море на манер известной субстанции в проруби. Ну а после «отстоя» — все пошло уже по накатанному (во всех смыслах) сценарию. Двое суток до Ресифи, еще двое — до Рио, затем — уже особо не спеша — полтора суток до Монтевидео…
И оказалось, что прибыл я сюда очень даже вовремя. Потому что первое, что я увидел в порту, были пять линейных кораблей британского флота, и штук пятнадцать суденышек поменьше. Британцы-то особо никуда не спешили, о том, что их флот отплыл от Барбадоса еще в начале июня, мне там «заведующий топливной базой» рассказал. Правда, будучи священником (причем только священником) в деталях он слегка напутал, но в целом я что-то такое и предполагал. Вот только не предполагал, что англичане начнут внаглую на уругвайские и аргентинские власти переть.