Идеаль

– Мистер Вагнер, сэр, – обратился к нему мистер Ангел. – Я понимаю ваши чувства. Вы так и так хотели убить себя, и мы вроде как бы играем вам на руку. Но, мистер Вагнер, я прошу вас, подумайте минутку. Мы с мистером Нулем люди семейные. Что станется с нашими детками? Вы подумайте об этом, сэр. И потом, ведь есть еще Джейн, прекрасная молодая женщина, и она на вас полагается. Если мы потонем, сэр… – Он не договорил, отчего-то вдруг разволновавшись, Питер Вагнер улыбнулся – или скорчил гримасу, он сам точно не знал, – и капитан опять сунул дуло пистолета ему под нос. Мистер Нуль нагнулся и протянул ему открытый бумажник. В него была вставлена фотография девочки лет шести-семи с ужасным косоглазием. Мистер Ангел тоже достал бумажник. У него было три мальчика, две девочки и две кошки. Жил он в Сосалито на горе. Хотя голова у Питера Вагнера трещала от ударов капитанского пистолета, настроение у него оставалось превосходным. Они тянули ему бумажники с фотокарточками, а он опять вспоминал шимпанзе. Когда самцы-вожаки, читал он где-то, убивают свежую добычу – какую-нибудь мартышку или молодого бабуина, – остальные члены стада собираются вокруг и выпрашивают кусочки. При этом они трогают мясо, гладят самцов по лицу, повизгивают и гукают и молитвенно протягивают раскрытые ладони. И самцы, случается, величаво бросают в протянутые ладони кусочки пищи. Такова в этой жизни щедрость.

Питер Вагнер закрыл глаза – мир все еще ослеплял его блеском мечты, которая оказалась реальностью.

– Это – корабль Смерти, – произнес он. – Господь да пребудет с нами. – Тоже строчка из одной книги о великом обмане.

Капитан Кулак нацелил пистолет. Мистер Ангел наклонился к самому его лицу.

– Почему корабль Смерти? – спросил он. – Скажите: почему?

– С метафизической точки зрения, – произнес Питер Вагнер со смехом, а слезы все так же струились у него из глаз, – на этот вопрос ответить трудно. Но, говоря практически, потому, что вы плывете в открытый океан, не имея на борту ни рации, ни телеграфа, ни действующего компаса, ни матросов, ни штурмана.

– Вот вы и будьте нашим штурманом! – умоляюще сказал мистер Ангел.

Питер Вагнер блаженно улыбнулся и ничего не ответил. Они тоже молчали. Наконец он открыл глаза. Океан был спокоен; солнце стояло над головой. На лице мистера Ангела изображалось уморительное отчаяние.

Капитан Кулак сказал:

– Ты – философ! Ты сказал: «С метафизической точки зрения». Я и сам тоже философ. Феноменалист! – Он с неловкой поспешностью упрятал пистолет, сделав вид, будто и не вынимал никогда. И, обхватив Питера Вагнера за плечи, стал поднимать его. – Помоги-ка, – зашипел он мистеру Нулю, – он – философ!

Мистер Ангел изогнулся почтительно. Его детки были забыты.

Питер Вагнер поджал ноги и сел.

– Мы все будем делать, сэр, – со слезами на глазах проговорил мистер Нуль. – Вы только распорядитесь.

Питер Вагнер опять вздохнул. Океан был спокоен.

– Почините рацию, – посоветовал он. – Разберите компасы до мельчайшего винтика и вычистите.

Мистер Нуль подпрыгнул, как мартышка, и бросился к трапу.

– Значит, он согласился! – воскликнул мистер Ангел. – Он нас спасет!

Питер Вагнер медленно поднялся на ноги и потряс головой. Как это ни невероятно, но на душе у него было спокойно и радостно, он думал о Джейн, словно и морской запах, и блеск солнца, и вздрагивающий корпус мотобота, все было – она. И в то же время он сознавал, что никогда еще в жизни не был так подавлен. Наверно, и это тоже, подумалось ему, генетически обусловлено. Он имел в виду раздающих пищу шимпанзе и самоотверженно бросающегося на гранату молодого пехотинца, генетических избранников. Родовой отбор называется это у социобиологов. Племя жертвенного агнца уцелело, спасенное им, и передает потомству его гены – через сестер и братьев, если сыновьями и дочерьми он не успел обзавестись, – так что постепенно мир становится все возвышеннее и беспомощнее. И вот теперь он, Питер Вагнер, избран стать спасителем вот этого плавучего стонущего Эдема. Спасителем, а не вождем – на этот счет все ясно, сколько бы они ни величали его «капитаном» и «сэром». Гордыня и Погибель – вот их вожди, И. Фауст – доверенное лицо. Именно Фаусты этого мира генетически отобраны в короли и генералы – подлые и бездушные, бесконечно хитрые, жестокие и себялюбивые, как быки. И однако же, он, Питер Вагнер, по собственному выбору или по велению собственных генов, принял это избрание. Он понял, что поведет их к берегам Мексики для встречи со строгими блюстителями или конкурирующими нарушителями закона, которые их там поджидают, – он сделал выбор не размышляя, очертя голову, как всегда. «Глупец!» – подумал он. И больше думать не стал.

Через два часа наладили рацию. Еще через четыре часа были вычищены все компасы и мистер Нуль трудился над устройством электромагнита, который должен был их намагнитить, а в случае чего и сам сработать компасом. Чинить машинный телеграф нужды не было. Златокрылому херувиму из машинного отделения все равно был бы недоступен его язык. Имелась и прямая переговорная трубка, правда засоренная – водоросли, что ли, в нее попали или птичий помет, – но все-таки через нее можно отдавать приказания, если Джейн будет находиться где-нибудь поблизости. Они теперь уже не держали курс на запад. Его первый приказ был повернуть старую калошу задом наперед.

Незадолго перед наступлением темноты он решил подвергнуть мотобот кое-каким испытаниям. Мало ли как еще придется маневрировать на этой вонючей латаной-перелатаной посудине. Он распорядился в переговорную трубку:

– Самый малый, Джейн!

«Необузданный» пошел медленнее. Сощурив глаза, прижав ухо к переговорной трубке, Питер Вагнер слушал машину. И чуть не подпрыгнул, потому что Джейн, поднявшись на капитанский мостик, вдруг спросила у него над самым ухом:

– Правильно?

– Тьфу ты черт!

– Я правильно поняла «самый малый»? – Она улыбалась любовно и прикасалась к его рукаву.

– Да, да, – ответил он. Она нежно вела ладонью по его руке. Он взял ее за локти, поцеловал, опьяненный радостью. Потом серьезно сказал: – Ступай вниз, Джейн. Скоро уже стемнеет.

Она кивнула, сияя, поцеловала его в ответ, прижавшись к нему всем телом, быстро, по-мальчишески, сбежала по трапу на палубу и, изящной ручкой придерживая на голове патриотическую кепку, нырнула в машинное отделение. Когда, по его расчетам, она достигла своего рабочего места, Питер Вагнер крикнул в трубку:

– Сбрось обороты, чтобы мы еле двигались!

Она выполнила его распоряжение и крикнула в трубку:

– Так?

– Так, так, – ответил он, по-глупому гордясь.

Потом приказал мистеру Ангелу у штурвала:

– Привести немного к ветру!

И снова вниз:

– Теперь давай полный вперед!

И во всю глотку мистеру Ангелу:

– Так держать!

После наступления темноты он легко определился по звездам – на небе не было ни облачка, – рассчитал курс и вызвал на вахту мистера Нуля, а Ангела отпустил отдохнуть. Став на пороге капитанской каюты, бодро доложил:

– Все на уровне, сэр. Более или менее.

И улыбнулся. Потом помедлил у входа в радиорубку и, решившись, вошел. Ему хотелось осмотреть старушку-рацию. Щелкнул включением, стал крутить настройку. Целую минуту слышны были одни помехи. Рация была маломощная, а они находились далеко от берега. Но он, сам не зная почему, продолжал крутить: верно, все то же моряцкое шестое чувство. И вдруг совершенно неожиданно раздался отчетливый, громкий голос:

– «Необузданный»! Вызывается «Необузданный»!

Он открыл было рот, чтобы ответить, но спохватился и выключил микрофон. У него за спиной, высоко вздернув брови, уже стоял капитан Кулак. Еще через секунду рядом оказался мистер Нуль, за ним толпились Джейн и мистер Ангел.

– Не отвечать! – шепотом распорядился капитан.

– Так я и знал! Не надо было ее чинить, – простонал мистер Нуль.

Джейн просунула в рубку голову и прислушивалась к гудению ламп.

– Кто бы это? – прошептала она. – Может, береговая охрана, как вы думаете?