Идеальное тело Пятачка

– Кофейку? – засуетилась она, вытирая руки полотенцем. – Вам послаще?

– Не хотела причинять вам беспокойство, – смутилась я, – давайте сама к плите стану. И вы можете говорить мне «ты».

– Ладно, – засмеялась повариха, – но кухня – мое хозяйство. Неужели это Светка нам джихад устроила? Всех сна лишила, вот подлость! Еще творожной запеканки тебе подогрею...

Продолжая разговаривать, Анна Степановна быстро перемещалась от шкафчиков к СВЧ-печке и варочной панели, я села за стол и стала поглаживать Гензу.

– Доброго утречка вам, – деликатно произнес мужчина средних лет, входя на кухню.

– И тебе, Антон, того же, – отозвалась Анна Степановна. – Перекусить зашел?

– Так я с пяти утра клумбу копал, – потупился он, – супчику охота.

– Сам налить сумеешь? – поинтересовалась повариха.

– Вечно бабы мужиков безрукими считают, – покраснел Антон.

– Ну раз ты такой хозяйственный, то бери половник и черпай из синей кастрюли, – приказала Анна Степановна, ставя передо мной кофе. – Недосуг мне тебя обслуживать, винегрет готовлю.

Антон погремел крышкой и отнес дымящуюся тарелку на маленький столик у окна. Очевидно, повариха держала садовника в строгости и не разрешала ему устраиваться в центре кухни. Я уже усвоила, что среди прислуги в особняке Кнабе существуют кастовые различия, и Антон, похоже, принадлежит к разряду неприкасаемых.

– Руки вымой! – приказала Анна Степановна. – Вон пальцы какие черные.

– Да уже тер их, – не обиделся на замечание мужик, – земля въелась в кожу. Чего-то супешник жидковат!

– Не нравится – не ешь, – рассердилась повариха.

Антон испуганно примолк и сгорбился над тарелкой.

– Некоторые люди капризней болонок, – заворчала Анна Степановна, – то им жирно, то пусто, то кисло, то горько. Наверное, их жены шеф-повара в лучших ресторанах, фуагру мужьям-неудачникам с работы в сумках носят, вот отличный суп кое-кому и кажется ненаваристым.

– Извиняйте, – залепетал Антон, – не со зла заяву сделал, духовитый супчик! Аромат аж в нос шибает! И на вкус офигительный, на этот похож... ну... такой... типа... забыл! Я его в бане видел.

– На что, на что смахивает суп? – голосом, не предвещающим ничего хорошего, протянула Анна Степановна и медленно развернулась к Антону.

От неминуемой расправы глупого садовника спасла девушка в белом халатике. Она вошла на кухню и тихо спросила:

– Анна Степановна, можно завтрак?

– Конечно, Людочка, – враз сменила гнев на милость повариха. – Присаживайся, вон подносик на обычном месте стоит, хочешь, присоединяйся к нам!

– Нельзя Лизу одну оставлять, – возразила медсестра.

– Ты слишком ответственная, – вздохнула Анна Степановна. – Пятнадцать минут ничего не изменят, отдохни.

– Мясо жесткое, – вновь ожил Антон, – не жуется, и вкус у него... типа... ну... ваще это не говядина!

– Или ешь, – огрызнулась Анна Степановна, – или проваливай!

– Молчу, молчу, – испугался садовник.

Людмила схватила поднос с тарелками, чашками и убежала.

– Кто это? – не сдержала я любопытства.

Анна Степановна застучала ножом по доске.

– Герман Вольфович святой. Другой бы сплавил Лизку в интернат, а наш хозяин не может. Уже второй год о ней заботится. Ты тут всяких разговоров наслушаешься, понарасскажут тебе, но ничему не верь, бабье языками молотит, а правды не знает.

– Жасмин! – воскликнул Антон. – И лимон! Точно! В бане меня мужик чаем угостил, вот откуда знакомый вкус. Наплескал он в кружки воду чуть зеленого цвета и предложил мне пригубить. Я сначала в отказ, совсем уж заварка белесая, но все-таки рискнул. Ничего оказалось. Как этот суп.

Повариха швырнула нож на доску.

– Кончилось мое терпение.

– Молчу, молчу! – вжался в стул садовник.

– Уже наговорил сполна! – рявкнула Анна Степановна, надвигаясь на болтливого едока. – Значит, мой суп смахивает на зеленый чай?

– Очень вкусно, – попытался загладить вину Антон.

– И мясо не жуется? – уперла кулаки в боки Анна Степановна.

Антон съежился в комок.

– Хороша говядинка, просто я много положил. Два кусманделя осилил, третий поперек горла встал. А бульон весь выхлебал. Ик! – неожиданно издал садовник.

– Ик! – повторил Антон. – Извиняйте, кто-то недобрым словом меня поминает, ик... ик... можно водички из-под крана? Ой! В брюхе война пошла...

Он схватился руками за живот. Анна Степановна уставилась в его тарелку, взяла большую вилку, подцепила нечто весьма странное, темно-зеленого цвета, и спросила:

– Это что?

– Мясо... – простонал Антон.

– Идиот! – заорала повариха. – Из какой кастрюли ты щи налил?

– Из какой велели, из той и взял, – прошептал садовник, – я послушный.

– Ты дурак! – накинулась на бедолагу Анна Степановна. – Мало того, что в девять утра вместо кофе суп харчишь, так еще и глухой! Я четко сказала: иди к синей кастрюле. Синей, не красной! Или ты дальтоник?

– Ой, никогда, я высоты боюсь, – заныл Антон, – не по мне на крыльях летать. Это Костя обожает, он на поле...

– При чем здесь крылья и полеты? – окончательно вышла из себя повариха.

Я постаралась сохранить невозмутимый вид. Антон перепутал слово «дальтоник» с «дельтапланом». Оказывается, Костя увлекается полетами... да он у нас экстремал...

– Совсем ум потерял, кому сказать – не поверят! – гневалась Анна Степановна. – Человек мочалки съел! Две сожрал, третья в него не полезла! Неужели я такое дерьмо готовлю, что ты на вкус мыльную воду от щей не отличил?

Я вцепилась в сиденье стула.

– Какие мочалки? – затрясся садовник.

Анна Степановна сунула ему под нос вилку с субстанцией темно-зеленого цвета.

– Немецкие! Дорогие! Что же, их выбрасывать? Качество исключительное! Вот я и вывариваю, когда испачкаются. Налью в кастрюлю геля с запахом жасмина и лимона, на маленький огонек поставлю, и потом губки как новые. А ты их схавал!

Антон в ужасе замахал руками.

– Слопал вещь германского качества! – топнула Анна Степановна. – Гони триста рублей! Столько мочалки стоят! Спутал щи с мыльным раствором... Синего от красного отличить не можешь... «Плохо жуется»... Обалдуй!