Идеальное тело Пятачка

Садовник зажал рот ладонью и бросился вон из кухни.

Глава 21

Анна Степановна вернулась к доске с овощами.

– Встречала таких идиотов?

– Нет, – совершенно искренне призналась я. – А кто такая Людмила?

– Медсестра, – ответила повариха.

– До сих пор я ее не видела. Она ухаживает за Эрикой?

Анна Степановна поправила косынку.

– Нет. В доме служила горничной Лиза. Между нами говоря, безалаберная девка. Но чем-то она Лауре Карловне потрафила и начала вверх лезть. Велели как-то ей окно в спальне Эрики помыть. Давно дело было, еще до несчастья с хозяйской дочерью. Лизка на подоконник встала, давай стекло протирать, а по двору как раз Константин шел. Лизавета ему и заорала: «Эй, Костик, как мои ноги со двора смотрятся?» Безбашенная девка! Она со всеми заигрывала, ума никакого, хоть двадцатилетие справила, чистая макака была. Постоянно по дому носилась, песни пела, у меня от нее голова кружилась, тошнота подкатывала. Костя ей ответил: «Осторожно! Не прыгай в проеме!» А той океан по щиколотку, как завизжит: «Сейчас тебе спляшу!» – и начала задом вертеть. Ну и свалилась!

– Ужас, – прошептала я.

Анна Степановна налила себе кофе и села к столу.

– Шлепнулась на клумбу, жива осталась. Сломала позвоночник, и в голове у нее помутилось. Лежит теперь без движения и без сознания. Герман Вольфович к ней Люду приставил и Марину, они меняются. Родителей у Елизаветы нет, она из детдома. Сама, дура, виновата, самой и отвечать. Надо бы Лизу в больницу сдать, да Кнабе слишком жалостливый. Пришел на кухню и сказал: «Бедная девочка, наказал ее Господь. Теперь, пока он Лизу не заберет, я за нее в ответе». Ох, иногда бог совсем не ценит благородства. Думаешь, он Германа Вольфовича за его доброту вознаградил? Так ведь нет! Вскоре на Эрику маньяк напал.

– Но дочь Кнабе вышла из комы, – напомнила я.

– Лучше б ей там остаться, – бухнула повариха. И осеклась. – Ох, нехорошо я сказала, да только это правда. Хозяин за год на двадцать лет постарел. Я в доме с незапамятных времен служу, Герман Вольфович мне как родной. Он сюда порой придет, и мы разговариваем про животных. С месяц назад сидели мы так, о моем Кузе шпрехали, и вдруг хозяин говорит: «Не дай бог я умру, кто об Эрике позаботится? Ей ни деньги, ни бизнес оставить нельзя. Михаилу доверия нет, у него в голове один тотализатор».

– Почему тотализатор? – перебила я повариху.

Анна Степановна поморщилась.

– В семье не без урода, вот и Михаил гнилой получился. Его то ли из пяти, то ли из семи школ выгнали, учиться не желал, одни девочки на уме. В институт не пошел, от армии его Герман Вольфович откупил. Так не поверишь, что он надумал – подался в цирк!

Я, уже решив ничему не удивляться, ахнула.

– Куда?

Анна Степановна понизила голос.

– Это секрет, его только свои знают. У Кнабе все обожают животных, у них всегда кошки да собаки жили. В юности Герман Вольфович хотел стать ветеринаром, но ему отец запретил. А Михаил лелеял мечту дрессировщиком работать. Герман возмутился, думал, что сын его послушает, как он сам своего папеньку. Ан нет! Миша из дома ушел, о нем несколько лет никто не слышал. Потом здрассти – возвращение блудного сына! Где был? Чем занимался? Мне правду не рассказали, но краем уха я слышала: работал с хищниками в шапито, мотался по городам, вел нищую жизнь, ну ему и надоело. Приполз к папе, а у того как раз большие деньги появились. Герман Михаила не ругал, купил ему тигра, чтоб сыночек забавлялся. Хотел отпрыска в институт пристроить, но Миша дома сидел. Потом вдруг образумился, поступил на курсы, научился с помощью компьютера рисовать картины, стал считаться художником. Да денег он не зарабатывает, сидит в студии.

Анна Степановна допила кофе и продолжила:

– Герман Вольфович щедрый. Он-то отлично видел – никудышный сыночек получился, но ведь родной, не бросишь. Пару раз я слышала, как Миша в телефон говорил: «Надо больше ставить, не трясись». Или: «Точняк выиграем, расскажи всем про тотализатор». Ну я и поняла: на бегах он играет, иначе где бы ему денег взять. Художники картины продают, а я ни одной готовой Мишкиной работы не видела. Знаешь, он только прикидывается живописцем, чтобы девок к себе таскать, говорит, это натурщицы. Тьфу! На территорию мимо охраны не попасть, мне Леонид рассказал: такие прошмандовки порой приходят! А еще он порошок нюхает. Полный набор! Вот уж наказание... Смотри телефон не забудь.

– Мой сотовый в кармане, – удивилась я.

– А чей тогда розовый? – ткнула пальцем в столешницу Анна Степановна.

– Вероятно, мобильный оставила Люда, – предположила я. – Давайте отнесу его ей.

– Не побоишья? – неожиданно спросила повариха. – Лизавета лежит не в доме, ее устроили в бывшем коттедже священника, недалеко от церкви. Ремонт сделали, кучу денег Герман Вольфович на девку потратил. Наши в ту сторону не суются. Про Клауса слышала?

– Красивая сказка, – улыбнулась я.

Повариха навалилась грудью на стол.

– Нет, это правда! Дед Степан настоящий колдун, я ему верю! И однажды в январе я сама призрак видела, с тех пор к развалинам не приближаюсь.

Я ухмыльнулась, Анна Степановна вздернула подбородок.

– Не веришь? А зря! Я от давления мучаюсь, оно у меня скачет. Чтобы таблетками не травиться, гуляю по утрам. Встану в пять, оденусь потеплее и в лесок на быстрый ход. Бегать врач запретил, а шагать пожалуйста. Иду себе по тропинке... Я раньше до церкви топала и обратно, по кругу... Вдруг вижу – вот такой человек!

Повариха подняла руки.

– Высокий! В плаще с капюшоном! На шее проволока блестящая, на ней колокольчики, в руке барабан! Лица нет!

– Как нет? – вздрогнула я.

– Совсем, – еле слышно вымолвила повариха, – чернота одна. А вдали тарелка стояла!

Я обалдела.

– Суповая?

Анна Степановна постучала пальцем по лбу.

– Скажешь тоже... Летательная!

– В январе в пять утра еще темно, – попыталась я внести здравую ноту в безумное повествование, – как вам удалось столько подробностей рассмотреть?

– У меня фонарик имелся, – пояснила повариха. – А потом на тарелке вдруг огонь вспыхнул. Белый, яркий, аж глаза заломило. И голос с неба упал:

«Уходи, пока жива! Клаус шутить не любит! У-у-у!»

Повариха понизила голос.

– Понеслась я к дому на реактивной тяге. Про гипертонию, артрит и возраст забыла, летела молодухой. Да нет, я и в юные годы так не бегала! Упала, ногу поранила, вскочила и опять деру. Давно дело было, не один год прошел, но я больше туда не суюсь, отрубило гулять в лесу.

– Вроде Клаус привидение, а из вашего рассказа следует, что он инопланетянин, – попробовала я образумить Анну Степановну.

– Он существует! – торжественно объявила повариха. – Ходит и убивает. На Майю Лобачеву напал.

– На Майю? – подскочила я.

Повариха захлопнула рот, но я вцепилась в нее, словно клещ.

– Лобачева заболела, ее отвезли в больницу! У нее язва! Разве нет?

Анна Степановна покосилась на дверь. Вдруг, явно желая сменить тему разговора, спросила:

– Хочешь мороженое?

– Конечно, – кивнула я.

– Пойди в маленькую кладовку и возьми любое, – радушно предложила повариха.

Я не могла отказать себе в удовольствии. Мороженое – это так вкусно!

– А где кладовка?

Повариха показала пальцем влево.

– Видишь две двери? За одной стеллажи с банками и припасами, а за другой три холодильника.

Я встала, открыла нужную дверь и сделала пару шагов. Под ногой что-то скрипнуло, я наклонилась и подняла с пола серебряное колечко.