Идеальный герой

— Нана! Мы с Кей едва знакомы!

— Это никогда и никого не останавливало, — заметила бабушка. — Если честно, это даже на пользу делу.

— Не смейся над Кей! Она ведь не знает, что ты так шутишь!

Нана Крейг хихикнула — точь-в-точь как девчонка-озорница.

Они прошли через крохотный узкий коридорчик с красными стенами, вдоль которых выстроилась череда резиновых сапог разной расцветки и степени изношенности. В углу была старомодная стойка-вешалка, на которой висели яркие плащи.

— Нана неравнодушна к краскам, — пояснил Адам.

Они вошли в гостиную, расположенную по фасаду дома, и Кей поняла, что он имел в виду. Комната утопала в многоцветье — начиная с розовых обоев в цветочек и заканчивая двумя желто-красными диванами. На стенах висели красочные сельские пейзажи, в угловом застекленном шкафчике были во множестве выставлены милые статуэтки, а кофейный столик прикрывала салфетка невообразимого пунцового оттенка.

— Я заварю чаю!

И Нана заторопилась прочь из своей поразительной комнаты.

— Ого! — восхитилась Кей. — Никогда такого не видела!

Адам покачал головой:

— Для больной головы это настоящее испытание.

— Я все слышу! — крикнула из кухни Нана.

Кей улыбнулась.

— Вы еще не видели кухню, — понизив голос, продолжил Адам. — Это настоящая симфония в желтых тонах, а бабушкина спальня — сочетание всех мыслимых оттенков синего, впрочем и других тоже.

Они сели на диван.

— Кей, — начал Адам, — я не хотел переходить грань. Простите меня. Если я и сделал это, то не нарочно.

Кей взглянула на него — вид у Адама был и правда удрученный.

— Я понятия не имею, что вы себе вообразили. Я вовсе не собираюсь ни с кем крутить романы, — заявила она, стараясь отогнать навязчивый образ страстного объятия с Оли в марлкоумском садике.

— Ясно, — сказал Адам. — Я зря беспокоюсь…

— А почему вы обо мне беспокоитесь? — в недоумении взглянула на него Кей.

— Потому что вы мне небезразличны, — очень тихо ответил Адам.

Кей решила, что он сделал это нарочно — на тот случай, если бабушка подслушивает в кухне и уже выбирает цветы для свадебного букета.

— Вы, как мне кажется, слишком хороши, чтобы связаться с актером.

— Не собираюсь я связываться с актером, — нахмурилась Кей. — Просто меня восхищают фильмы с Оли. И если я восторгаюсь кинозвездами, то не моя в том вина. Не каждый день случается, что в моем доме останавливается один из моих любимых актеров.

— Понимаю, — вздохнул Адам. — Но все же будьте начеку.

Кей не нашлась что ответить, поэтому решила не усугублять ситуацию и промолчала. Она пока не знала, как следует воспринимать участие Адама. Приятно, конечно, когда кто-то о тебе заботится, но она не могла отделаться от ощущения, что Адам лезет не в свое дело и относится к ней, как к неразумному дитяти, которое без опеки непременно во что-нибудь вляпается.

В этот момент в гостиную вернулась Нана Крейг с чайным подносом. Адам вскочил и взял его у бабушки.

— Надо было позвать меня, Нана!

— Вот чепуха! Я, внучек, пока не настолько немощна.

Адам поставил поднос на столик. Кей поневоле залюбовалась кружками в цветную полоску и заварным чайником в горошек.

— В этом доме все вразнобой, — покачал головой Адам.

— А почему все непременно должно сочетаться? Вот уж носятся все с этими комплектами!

— Верно, — согласилась Кей. — К чему порядок, если беспорядок так очарователен?

Нана Крейг улыбнулась:

— Вот наконец-то я вижу разумную девицу! Совсем не то, что та, прошлая…

— Нана…

— В ужасном сером костюмчике. Кто в наши дни носит серое? Она была похожа на старую посудную тряпку!

— Нана!

Бабушка погрозила пальцем:

— А вот Кей — посмотри, как она прелестно одета.

— Спасибо, — поблагодарила Кей, расправляя на коленях розовое платье. — Цвету я всегда придаю большое значение.

Бабушка одобрительно кивнула, и тут только Кей обратила внимание на ее одежду. На ней был кардиган — по форме и фасону совершенно обычный, но, поскольку его обладательницей была Нана Крейг, он поражал воображение игрой всех цветов радуги. Пунцовые, желтоватые, лиловые и синие тона смешались в нем в веселый хоровод. Из-под кардигана выглядывала сиреневая юбка, а еще ниже полыхали алым меховые шлепанцы.

— Ты ведь не из тех актрисок, за которыми постоянно увивается мой внук? — спросила Нана.

— Нет, что вы! — ответила Кей.

— Рада это слышать. А от тех вертихвосток никакого проку. Перепархивают с одной съемки на другую — никогда не угомонятся, чтобы создать для мужчины нормальный семейный очаг.

Адам патетически закатил глаза:

— Кей держит в Лайме гостиницу. Я же говорил тебе, Нана…

— Я еще и рисую, — добавила Кей.

— Вы не сказали, что рисуете, — заметил Адам. — Я бы хотел взглянуть.

— А что ты рисуешь? — поинтересовалась Нана.

Кей сделала глоток чая.

— Я, знаете ли, люблю изображать все подряд. Небо, море, поля… Все что угодно. Но последние несколько лет иллюстрирую книги Джейн Остин.

Она нерешительно взглянула на Адама.

— Правда? — удивился тот.

Кей кивнула:

— В прошлом году закончила «Гордость и предубеждение». Ту серию назвала «Дарси в иллюстрациях».

— Поразительно! — воскликнула Нана Крейг. — Вот бы мне посмотреть!

— И мне, — подхватил Адам. — А вы уже пытались их опубликовать?

— Здесь-то и начинаются сомнения. Иллюстрировать я люблю — следовать за фантазией. Там на меня никто не давит, и я могу делать, что хочу и когда хочу. Но если речь заходит об издательских делах, я теряюсь, не знаю, с какой стороны подступиться.

— Возможно, в этом я смогу быть вам полезен, — предложил Адам. — У меня в Лондоне есть знакомые агенты. Так постепенно и начнете.

— Мой любимый внук занимается этим уже столько лет, что точно я и не припомню. Зато помню те давние годы, когда ты отсылал свои первые пьесы в большой свет.

— Сколько смелости, должно быть, на это понадобилось, — заметила Кей. — Вот, например, мои рисунки. В данный момент они только мои. Это мой тайный мир, и, хотя я очень хочу, чтобы их напечатали, мне безумно страшно выпускать их из рук.

— Абсолютно естественное чувство, — успокоил ее Адам. — Но вы непременно должны отослать их куда-нибудь, чтобы они где-нибудь пригодились.

— Знаю, — отозвалась Кей. — Но что, если мои рисунки никому не понравятся? Вдруг я окажусь единственным на свете человеком, кто их одобряет?